Из Магадана с любовью - Данилушкин Владимир Иванович (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
— Я с детства их люблю. Они еще желтые бывают. Купавки.
— А у нас в четвертом классе девочку прозвали Мальвиной. Мы жили с отцом. Кстати, у него здесь, кажется, дача. Новая семья. Он говорил, что надо всем дружить. Женам, детям. Так бывает?
— Это называется переступить через себя, — сказала Варя.
— А ты переступила через меня, — напомнил Иван их ночь в пустой комнате, когда она ходила по нему, как по бревну. — Давай, все-таки его поищем.
Они поднялись на пригорок и увидели десятка три домиков по обе стороны дороги.
— Как ты думаешь, авось — это интуиция? — Спросил Телков.
— Нет, это теория вероятности плюс оптимизм. Сейчас выяснится, что мальчика не было.
— А я его предъявлю. Маленький такой, на голову ниже меня. Такой сорванец, только седой.
— Небось, женщины по нему сохнут?
— Не только они. Дети, домашние животные, а цветы вянут.
— А эта новая жена — кто? Товарищ по работе? По партии? Или современный мужчина находит жену на пленэре?
— Ты знаешь, Наталья Семеновна моментально переключает разговор, если ее спрашиваешь о профессии.
— Заинтриговал вконец. Гляди-ка! У калитки вон. Они?
— Точно. Телепатия, наверное. Или они нас увидели в стереотрубу.
Телков старший, узнав сына, распахнул калитку, хотел выйти за нее, но запнулся, махнул рукой и громко, будто бы для того, чтобы пресечь возможное непослушание, воскликнул:
— Проходите. Извиняйте за беспорядок, но проходите. Наташа, включай свою шашлычницу. Вас, простите, как зовут? — Варя назвалась. — Очень приятно. А я Александр Иванович. У нас так принято в роду: Александр Иванович, Иван Александрович и так далее.
— Сын тоже любит традиции, коль в историки пошел.
— Пусть. Надо чтобы жить было интересно. Я уже старик, а новую схему учета материалов придумал. Сейчас ее многие переняли. Экономия на сотни тысяч. А что я с этого имею? Славу? Деньги? Зато уважают меня. Ценят. Сейчас записку готовлю с обоснованием — про дачные домики. Строят их, как попало. Где стащил, где спер, где купил у ловкача. А на стройках на наших столько валяется отходов, что не один поселок можно построить. Надо делать разборные домики и продавать населению.
— Конечно, — сказала Варя. — Хорошо придумано. Но вы же только на выходные выезжаете.
— А как еще? Была б машина, а то, как все — на электричке.
— Значит, пять дней из семи домики пустые?
— А как бы вы хотели?
— На это время квартирантов пустите. Тех, у кого нет дачи и вообще…
— Сбежали из дома?
— Почти. В консерваторию поступаю.
— На виртуоза, значит.
— На лауреата.
Отец выпроводил ее помогать с шашлыками, и стал выспрашивать сына, где он такое чудо отыскал.
— Такое дело. Хотел посоветоваться.
— Какие могут быть советы. Ты чего-то не договариваешь?
— Я же ничего у тебя не прошу.
— Ну, милый мой, ты думаешь, я затем все это говорю, чтобы отказать тебе в помощи? Нет, ты меня плохо знаешь. Всего-навсего желаю тебе добра. А уж если приспичило, так живите. Здесь живите, на даче, а в городе у меня трехкомнатная. Пятьдесят пять квадратов. В футбол играть можно. Все вам отец плохой. Мать наговорит, а ты слушай больше, уши развешивай. Я все думал, как подрастешь, поймешь сам, на чьей стороне правда, а ты…
Грубый тон отца так подавил Телкова, что он забыл спросить о пустующих комнатах, можно ли их занять нахальным путем и, быть может, взять несколько уроков нахальства. Но неприятные проблемы могут подождать, мысли поворачиваются на пищеварение.
— Шашлычницу нам сослуживцы подарили на новоселье, — сказала Наталья Семеновна. — Пришлось срочно освоить… Быстро мы?
— А кто помогал, — подсказала Варя.
— Разумеется.
— Вот и моя хозяйка… Кстати, она кто — героиня?
— Ветеран завода, — подсказал Телков.
— Вот и она отмечает у меня задатки кулинара. Жаль, что у меня пока нет дома, а то бы я пригласила вас в гости и постаралась довести до гастрономического обморока. Судя по сыну, Александр Иванович любит поесть. И причаститься перед обедом тоже.
— Под такой шашлык усы обмочить не грешно, — сказал отец. — Там у нас, кажется, сухое было? Раньше не принято было спрашивать женщину, пьет ли она. Теперь тоже — по другой причине.
— Зато вам меньше достается. Мужчин надо беречь, разделять с ними тяжкий крест их привычек. — Не угомонялась Варя.
Обед окончился удивительно быстро. И сразу отец отяжелел, не задавал вопросов и отвечал на чужие невпопад. Потом со слоновьей грацией перебрался в гамак и уснул. Телков из вежливости спросил Наталью Семеновну:
— Устали? Всем отдых, а хозяйке заботы…
— А мне у плиты лучше всего. Да на свежем воздухе. Сам суди, разве заставишь твоего отца молоток в руки взять. А здесь он почти все сам построил. И Сашка с ним тоже мастерит. Мы его на лето в Крым отправили к бабушке. А у вас с Варей есть взаимопонимание?
— Мы обмениваемся моим мнением, — сказала девушка. — Это вам, конечно, знакомо?… Нынешние мужчины такие мямли.
Телков покраснел, ему стал неприятен этот разговор. Торопливо распрощались и ушли. Хорошо хоть, не сказал про пустующие две комнаты. А то насоветуют. Припомнились одна за другой фразы, которые только что произносили с отцом, и неприятное липкое чувство завладело им. Гнев обрушился внутрь. Нужно разобраться с Варей. Как-то более ответственно подходить к тому, что произошло. Ведь он и не ждал ничего от встречи с отцом, так почему же болит сердце?
Они провели еще одну ночь в палатке. Телков старался быть оживленным и веселым, поймал, чуть ли не голыми руками, язя, стал варить его, и когда вода уже стала закипать, рыба ожила, заплескалась, и вода из котелка почти залила костер. Варя была как в воду опущенная. Она кротко ждала от него чего-то и прятала глаза. Та их ночь не повторилась, будто Телков израсходовал все, что ему было отпущено природой в смысле низкой страсти.
…Если мать говорит, лучше не перебивать. Задает вопросы — молчи. Задаст еще раз, если и впрямь ей нужно.
— Где пропадаешь? Трое суток нет дома. Все командировки твои. Чем это только кончится? — При всем ее бранчливом тоне мать не скрывает радости. — Покормлю тебя? Эти вертихвостки только и умеют, что на шею вешаться. Обед сготовить — трагедия. Нашел комнату? А то я здесь поспрашала, есть местечко у стариков.
— Частный дом, что ли?
— А кто тебе другой припас? Дом деревянный, печное отопление. Они и плату не хотят брать. Пусть, говорят, живая душа как-никак. Да половички вытрясет раз в неделю.
— Батрачку им надо?
— Да какая тут работа — смешно говорить.
— Нам смешно, а она лучше вдвойне заплатит, только бы не касаться.
— Подумать только! Это что за экземпляр такой? Может быть, родители какие-нибудь особенные?
— Подмухин говорит, зарабатывает уроками. А кто родители — не знаю.
— Где ж тебе поинтересоваться, — а вдруг нахалом посчитают.
— По-моему, — мы с тобой рассоримся, — не выдержал Телков. Ему был страшно неприятен этот разговор, будто он совершает грех богохульства.
— Из-за нее? — Мать сокрушенно посмотрела ему в глаза. — Никогда больше так не говори. Надо хоть иногда думать. Хоть изредка. Обещаешь? Слишком уж вошел в роль. Для друга невесту сторожить, — где это видано? Подумать только! А он еще тебе инспекцию наводит. Письмо вот прислал.
«Эмма понимает меня, как никто другой. Она сделала меня счастливчиком-лифчиком. Если бы ты хоть раз увидел ее, ты бы понял, как понимал всегда, как никто на свете».
— Ну вот. Женился. Только на Эмме. Кто такая, не знаю.
— Спроси у Вари. Может быть, это она и есть? Ласкательно, может быть. Я вот одну женщину знала — все Маша да Маша, а она по паспорту Степанида.
— Я что-то никак не соображу.
— А что соображать — товарищ твой женился, а ты остался. Помог ему девку с носом оставить. Вся ответственность на тебя падает.
Телков не стал ей возражать, только скрежетал зубами, а когда перестало саднить на сердце, спросил про две комнаты, можно ли их занять нахалом.
