Дневник мага - Коэльо Пауло (библиотека электронных книг .txt) 📗

И все равно — потаенная часть моей души все еще тосковала по магическим кругам, по трансцендентальным формулам, о воскурении ладана, о Священной туши. То, что Петрус называл «возданием почестей древним», для меня было целительным и насыщенным соприкосновением с уже позабытыми, старыми уроками. И одна лишь мысль о том, что я навсегда, быть может, утрачу доступ к этому миру, сильнейшим образом обескураживала меня.

Когда после церемонии я вернулся в отель, портье вместе с ключом от номера передал мне «Путеводитель пилигрима»: эту книгу Петрус использовал в тех случаях, когда желтые знаки становились едва заметны, а надо было определить расстояние от одного города до другого. И уже наутро я покинул Понферраду — даже не поспав — и отправился Путем. К концу дня я обнаружил, что карта неточна, — и потому мне пришлось провести ночь под открытым небом, притулившись в расщелине скалы.

И вот там, размышляя обо всем, что произошло со мной после встречи с мадам Дебриль, я никак не мог отделаться от назойливого воспоминания о том, как настойчиво старался Петрус внушить мне — вопреки тому, чему всегда учили нас, — важен только результат. Сколь бы ни были полезны и необходимы усилия, они теряют всякий смысл, если результат не достигнут. А от себя самого и от всего, что повидал я и испытал, результат мог быть только один — обретение моего меча. А он пока не был найден. Между тем до Сантьяго оставались считанные дни пути.

— Если вы — пилигрим, я могу проводить вас ко Вратам Прощения, — не отставала от меня девочка. — Тому, кто проходит этими вратами, уже можно не идти до Сантьяго.

Я протянул ей несколько песет, чтобы она шла своей дорогой, а меня оставила в покое. Не тут-то было: она принялась играть со струей из фонтана, так что вода забрызгала мой заплечный мешок и бермуды.

— Пойдем, пойдем… — повторила девочка.

В этот самый миг я вспомнил одно из любимых высказываний Петруса: «…Кто пашет, должен пахать с надеждою, и кто молотит, должен молотить с надеждою получить ожидаемое». Это были слова из посланий апостола Павла.

И все же надо было побороться еще немного. Продолжить поиски до конца и не бояться потерпеть поражение. Сохранить надежду отыскать меч. Разгадать тайну.

И — как знать? — может быть, эта девочка пыталась сказать мне что-то такое, чего я никак не желал понимать. И, может быть, Врата Прощения, находящиеся в церкви, окажут такой же духовный эффект, как и прибытие в Сантьяго. И что, если мой меч находится там?

— Ну, идем, — сказал я девочке.

Потом взглянул на гору, с которой только что спустился: придется возвращаться и одолевать подъем. Я прошел Вратами Прощения, не заинтересовавшись ими, ибо моей единственной целью было прибытие в Сантьяго. И вот теперь, в этот раскаленный летний вечер, повстречал девочку, которая так настойчиво зовет меня вернуться и узнать то, что я не удостоил внимания. Быть может, спешка и упадок духа сделали так, что я прошел мимо цели моего странствия, не заметив ее. И почему, в конце концов, девочка, получив от меня деньги, не убежала прочь?

Петрус всегда говорил, что у меня слишком необузданное воображение. Но ведь он мог и ошибаться.

Шагая вслед за девочкой, я вспоминал историю Врат Прощения. Поскольку с этого места и до самой Компостелы Путь шел по горным кручам и изобиловал опасностями, Церковь заключила нечто вроде сделки с паломниками. В XII веке какой-то римский папа заявил: тому, у кого по болезни или иной причине нет сил продолжать путь, достаточно пройти Вратами Прощения — и он получит такое же отпущение грехов, как и те, кто дошел до Компостелы. Будто взмахнув волшебной палочкой, решил этот понтифик проблему с трудными горными дорогами и поощрил новых пилигримов.

Мы поднимались теми же тропами, по которым я не так давно спускался, — извилистыми, скользкими и крутыми. Девочка шла впереди с таким невообразимым проворством, что я несколько раз обращался к ней с просьбой идти помедленнее. Поначалу она слушалась, но очень скоро теряла ощущение скорости и вновь принималась буквально лететь. И вот после многочисленных моих жалоб и требований мы через полчаса достигли Врат Прощения.

— Ключ от церкви у меня, — сказала девочка. — Я войду первая и отворю Врата, чтобы вы могли пройти ими.

Она шагнула внутрь, я же остался ждать в сторонке. Это была даже не церковь, а маленькая часовенка, и дверь ее, обращенная на север, была украшена раковинами и сценами из жития святого Иакова. В тот миг, когда заскрипел ключ в замке, появилась откуда ни возьмись огромная немецкая овчарка, приблизилась и оказалась между мною и Вратами.

Тело мое немедленно напряглось, изготовившись к борьбе. «Опять, — подумал я. — Похоже, конца этому не будет. Опять испытания, схватки, унижения. И ни намека на меч».

Но тут отворились Врата Прощения, и на пороге показалась девочка. При виде пса, скрестившего со мной взгляд, она произнесла несколько ласковых слов, и тот разом утратил свою свирепость. Завилял хвостом и исчез в церкви.

Может быть, Петрус прав и я в самом деле чересчур склонен к фантазиям? Обыкновенную немецкую овчарку взял да и преобразил во что-то сверхъестественное и сулящее опасность. Это дурной знак, это примета усталости, ведущей к поражению.

Впрочем, есть еще надежда. Девочка поманила меня за собой. Чувствуя, как сердце мое переполняется ожиданием, я переступил порог и, значит, получил то же отпущение грехов, что и паломники на Пути Сантьяго.

Обшарил глазами пустой, почти совсем лишенный статуй святых храм в поисках того единственного предмета, который меня интересовал.

— Здесь вы видите, что капители колонн завиты в форме раковины, — голосом экскурсовода начала девочка. — Образ святой Агеды относится к…

И очень скоро я понял, что зря проделал весь обратный путь.

— А это — образ святого Иакова Ратоборца. Видите, он занес меч и попирает мавров копытами своего коня. Скульптура была создана в…

Да, вот он, меч Сантьяго. Но — не мой. Я протянул еще несколько песет моей спутнице, но она не приняла их. Слегка обидевшись, оборвала свои объяснения и попросила меня удалиться.

И снова спустившись по склону горы, я направился в сторону Компостелы. Когда я во второй раз за день пересекал Вильяфранку-дель-Бьерсо, мне повстречался человек, который сказал, что зовут его Анхель, и спросил, не желаю ли я осмотреть собор святого Иосифа Чудотворца. Магия его имени 18 произвела, конечно, свое действие, но я еще не отошел от предыдущего разочарования и убедился, что Петрус поразительно разбирается в людях. А людям весьма свойственно придумывать то, чего не существует, и не извлекать полезнейшие уроки из находящегося у нас перед глазами.

И вот — исключительно ради того, чтобы лишний раз подтвердить эту истину, — я согласился пойти с Анхелем в церковь. Но она оказалась закрыта, ключа же у него не нашлось. Анхель показал мне высеченную над входом скульптуру святого Иосифа с плотницкими инструментами в руках. Я посмотрел, поблагодарил и предложил ему несколько песет, которые он отверг со словами:

— Не ради денег мы это делаем. Мы гордимся нашим городом.

И снова вернувшись на прежнюю дорогу, я через пятнадцать минут оставил позади Вильяфранку-дель-Бьерсо с ее улицами, дверьми и таинственными гидами, ничего не берущими за свои услуги.

Довольно долго я шел по горной дороге — труды были тяжкие, а результаты жалкие. Поначалу размышлял только о своем — об одиночестве, о том, как стыдно будет разочаровать Петруса, о мече и его тайне. Но потом перед глазами стали возникать образы девочки и Анхеля, и не думать о них я уже не мог. Покуда я был сосредоточен исключительно на себе, эти двое отдавали мне самое дорогое, чем были наделены, — любовь к своему городку. И притом отдавали совершенно безвозмездно. Где-то в глубине моего существа начала брезжить покуда еще смутная мысль. Что-то такое, связующее все воедино. Петрус всегда твердил, что для того, чтобы одержать Победу, мысль о законной награде более чем необходима. И всякий раз, когда я забывал весь мир и все помыслы мои сосредоточивались только на мече, проводник, устраивая мне какое-нибудь мучительное испытание, неизменно возвращал меня к действительности. Так во время нашего паломничества происходило не однажды.