Тысяча сияющих солнц - Хоссейни Халед (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Мужчине в штатском — черный костюм, галстук, туфли, — сидящему по ту сторону стола, за тридцать. У него аккуратно подстриженная борода, короткая прическа, сросшиеся брови. Он смотрит на Лейлу и постукивает карандашом по столу.
— Мы знаем, — говорит он, откашлявшись, — что ты, хамшира, сегодня уже раз солгала. Молодой человек на автостанции никакой тебе не родственник. Это он нам сам сказал. Вопрос в том, будешь ли ты еще лгать. Лично я не советую.
— Мы ехали к моему дяде, — говорит Лейла. — Это правда.
Полицейский кивает:
— Женщина в коридоре — твоя мать?
— Да.
— У нее гератский выговор. У тебя — нет.
— Она выросла в Герате. А я родилась в Кабуле.
— Ну разумеется. Ты вдова? Ты ведь сказала, что вдова. Мои соболезнования. А этот твой дядя, твой Кэка, он где живет?
— В Пешаваре.
— Это ты уже сказала. — Он вертикально ставит карандаш на чистый лист бумаги. — Где именно в Пешаваре? В каком районе? Название улицы, номер квартала?
Лейла изо всех сил старается подавить охвативший ее ужас.
— Улица Джамруд. — Это название звучало в разговоре на званом ужине, который дала мама в честь вступления моджахедов в Кабул.
— Ага. На этой же улице находится гостиница «Континенталь-Жемчужина». Дядя не упоминал про нее?
— А как же, упоминал, — хватается за соломинку Лейла.
— Ах да, «Континенталь» ведь на улице Хайбер.
Из коридора доносится плач Азизы.
— Моя дочь чего-то испугалась. Разреши мне взять ее, брат.
— Я при исполнении. Обращайся ко мне «господин полицейский». Скоро дочка будет с тобой. А номер телефона дяди у тебя есть?
— Есть. То есть был. — Даже через бурку Лейла чувствует его испытующий взгляд. — Ой, кажется, я его забыла. Я такая рассеянная последнее время.
Он вздыхает. Спрашивает, как зовут дядю. А его жену? А сколько у них детей? Их как зовут? Где дядя работает? Сколько ему лет? Простые вопросы ставят Лейлу в тупик.
Полицейский откладывает карандаш, сплетает пальцы и наклоняется к Лейле, словно родитель, отчитывающий шалунью.
— Сама понимаешь, хамшира, если женщина пустилась в бега, это преступление. Их перед нами много проходит. Едут куда-нибудь одни и говорят, что муж умер. Иногда правду говорят, но по большей части лгут. За побег тебя могут посадить в тюрьму. Да ты и без меня это знаешь.
— Отпустите нас, господин... — к лацкану пришпилен значок с именем полицейского, — господин Рахман. Ведь ваше имя означает «честь». Смилуйтесь над нами. Ну что вам стоит отпустить двух несчастных женщин? Какой от нас вред? Мы же не закоренелые преступницы.
— Не могу.
— Умоляю вас.
— Я исполняю закон, хамшира, — значительно произносит Рахман. — Мой долг поддерживать порядок.
Лейлу разбирает смех, хоть она и в отчаянии. О каком порядке речь, когда моджахеды такое творят, когда вокруг сплошь грабежи, убийства, изнасилования, пытки, казни, обстрелы, тысячи невинных жертв? Порядок. Постыдился бы.
Но вслух Лейла говорит другое:
— Если вы отправите нас домой, он с нами такое сделает... словами не опишешь.
Полицейский старается не отводить глаз.
— Каждый — хозяин у себя в доме.
— А как же тогда закон, господин Рахман? — Из глаз у Лейлы текут слезы ярости. — И где будете вы со своим порядком?
— Полиция не вмешивается в семейные дела, хамшира.
— Еще бы вы вмешивались. Когда речь идет о мужчине, вы целиком на его стороне.
Полицейский поднимается на ноги.
— Допрос окончен. Должен сказать, ты сама виновата во всех своих бедах. А теперь подожди в коридоре и пригласи эту... вторую, кем бы она тебе ни приходилась.
Лейла возражает. Потом кричит. Появляются еще двое полицейских, которые выволакивают ее из кабинета.
Допрос Мариам продолжается не больше пяти минут. К Лейле она выходит с трясущимися руками.
— Он задал столько вопросов. Прости, Лейла-джо. Я не такая смышленая, как ты. Я не знала, что ответить. Прости.
— Ты тут ни при чем, — обессиленно произносит Лейла. — Это я во всем виновата. Только я.
В седьмом часу вечера полицейская машина останавливается у их калитки. Лейле и Мариам велят оставаться в машине под охраной солдата-моджахеда. Шофер хлопает дверцей, стучит в калитку, разговаривает с Рашидом. Показывает женщинам, чтоб выходили.
— Вот вы и дома. Добро пожаловать, — ухмыляется охранник, закуривая.
— Ты, — говорит Рашид Мариам. Голос у него хриплый, срывающийся. — Ты подожди тут.
Мариам молча садится на диван.
— А ты с плаксой марш наверх.
Он хватает Лейлу за локоть и толкает к лестнице. На ногах у него ботинки, а не домашние шлепанцы, на руке часы, пальто валяется на полу. Наверное, и часа не прошло, как пришел с работы. Бегал небось по всему дому, хлопал дверями, не в силах поверить собственным глазам, ругался.
Наверху Лейла поворачивается к Рашиду:
— Она не хотела. Это я ее заставила.
Самого удара Лейла не видит. Мгновение — и она уже на четвереньках. Вдохнуть не получается. Лицо наливается кровью, глаза вылезают из орбит. Такое впечатление, что ее на полной скорости сбила машина. Лейла слышит крик Азизы и с трудом понимает, что уронила девочку. Дыхание никак не восстанавливается. Рот сводит судорога.
Рашид хватает жену за волосы и куда-то тащит. В другой руке у него Азиза. Девочка дрыгает ногами, сандалии с нее слетают. Он распахивает дверь в комнату Мариам и швыряет Азизу на кровать, потом ослабляет хватку и со всей силы пинает Лейлу в зад. Та не кричит — взвизгивает от боли. Дверь захлопывается, ключ в замочной скважине поворачивается.
Азиза заходится в крике. Лейла, скорчившись, лежит на полу и хватает ртом воздух, потом собирается с силами, подползает к кровати и протягивает дочке руку.
Снизу доносятся звуки ударов. Ни ругательств, ни криков, ни мольбы о помощи, только привычное методичное бух, бух, бух, словно боксер тренируется с грушей. Словно так и надо.
Слышны глухие быстрые шаги (погоня?), звон стекла, шум передвигаемой мебели...
Лейла берет Азизу на руки. Девочка вся мокрая.
Внизу уже больше не топают. Только бьют. Колотят. Колошматят.
Наконец все стихает. Хлопает входная дверь.
Лейла опускает дочку на пол и проскальзывает к окну.
Рашид, ухватив Мариам сзади за шею, вытаскивает ее во двор. Мариам согнулась пополам, ноги ее босы. Руки у Рашида в крови, лицо у Мариам — тоже. Платье на ней располосовано надвое.
— Прости, Мариам, — кричит Лейла в закрытое окно.
Рашид вталкивает Мариам в сарай, сам входит вслед за ней и тут же появляется на пороге. В руках у него молоток и несколько досок. Он задвигает засов, запирает замок, вытаскивает из-за сарая лестницу и приставляет к стене дома.
И вот его голова появляется в окне, изо рта торчат гвозди, волосы растрепаны, лоб вымазан в крови. Азиза вскрикивает и прячет лицо у Лейлы на груди.
Рашид принимается заколачивать окно. Доска за доской.
Непроницаемая тьма, ни лучика, ни блесточки. Щели между досками Рашид замазал, дверь чем-то загородил, замочную скважину заткнул.
От глаз никакого проку. Остаются только уши. Одно слышит хорошо. Азан и петушиное пение возвещают утро, звяканье тарелок внизу в кухне, голос диктора по радио — вечер.
— Кусать, — лепечет Азиза. — Хотю кусать.
— Потерпи. Уже скоро. — Лейла пытается поцеловать дочку в лоб, а получается в макушку. — Молочко уже спешит к тебе. Потерпи еще немножко, и я тебя покормлю.
И Лейла мурлычет песенку.
Азан слышен уже во второй раз. У них ни еды, ни воды. А жара стоит страшная. В комнате как в духовке. Лейла проводит по пересохшим губам языком, напрасно стараясь отогнать мысли о колодце во дворе, о свежей холодной воде. Азиза все время плачет, и Лейла с ужасом замечает, что щеки у дочки — сухие. Она раздевает девочку, обмахивает, дует, пока у самой не начинает кружиться голова. Скоро Азиза перестает шевелиться и впадает в какую-то странную дремоту.
