Побег куманики - Элтанг Лена (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗

Вероника вообще знала много всяких слов, которые мне приходилось записывать и потом искать в интернете.

Почему меня надо было быстро выдать замуж, я так и не узнала, но это у них все равно не получилось.

30 марта

Аккройд занимается кражей бриллиантов в отеле Радиссон и ходит на ланчи с агентом из страховой компании.

А я никак не могу успокоиться, все время думаю про археологов.

Это дело похоже на головоломку, перемешанную из двух разных коробок, — всю ночь складываешь кусочки, а картинка не получается. То есть получается, конечно, но уж больно страшная.

Итак, что у меня есть: стрела, которая убила Надью Блейк, разбитая глиняная чаша, которую нашли в строительной яме рядом с телом Лева, — осколки, аккуратно завернутые в коричневую бумагу, и золотая ящерица доктора Йорка, которая теперь красуется на столе Аккройда, приклеенная суперклеем к пресс-папье.

— Мы, полицейские, любим сувениры, особенно остающиеся от вовремя закрытых дел, — сказал мне Эл, увидев, что я ее заметила. Ну-ну… мы с ним, однако, здорово похожи.

Что еще у меня есть, точнее — чего у меня нет?

Раскопки без разрешения — это раз. Хотя деловитая мисс Фиона могла получить разрешение так же легко, как все остальные. Но она этого не сделала: либо хотела сделать все по-тихому, либо у нее совершенно не было времени.

Странные вещи — у меня пропали все сомнения — найдены именно там, в Гипогеуме; вопрос: сколько их было? И почему все молчат, будто воды в рот набрали? Версия Аккройда: они боятся, что вещи у них отберет государство как незаконно присвоенные и всетакоепрочее, — меня не устраивает.

Доктор Расселл и профессор Форж — птицы другого полета, такие ничего не боятся, это сразу видно. Такие люди знают, как выглядит цвет электрик, и легко отсылают назад бутылку вина в ресторане. Фиона на моих глазах отослала, нежно улыбнувшись крахмальному подавальщику в таверне Паоло.

Почему профессор и студент-македонец не покидают остров теперь, когда срок подписки о невыезде истек? Это два.

Густоп Земерож, как я установила, даже устроился в местный архив переводить какие-то документы, он знает чертову уйму языков. Шустрый парень, кстати, был бы совсем хорош, если бы каждую минуту не доставал расческу из кармана и не поглядывал озабоченно во все отражающие поверхности.

Куда бежал Эжен Лева по пересеченной местности? Это три. Его никто не преследовал, он бежал один, оглядывался и разговаривал сам с собою вслух, так утверждает сторож портовой стройки, который явился в полицию — с опозданием на сто тысяч лет — давать никому теперь не нужные показания.

Почему доктор Йорк покончил с собой? Это четыре. Надо же придумать себе такую декадентскую смерть — надышаться олеандровым дымом, сказала Вероника.

Посмотреть «декадентскую» в Вебстере.

Я думала, что его убили, но теперь Аккройд с экспертом доказали, что он сам, сам, сам. Я вообще думала, что их всех убили, тут такая хитро выплетенная цепочка совпадений, что становится не по себе. Но выходит, что я ошибалась. То есть — пока выходит, у меня ведь есть еще несколько вопросов.

1 апреля

Инспектор Аккройд совсем свихнулся. Пришел ко мне в кабинет с булочками, рикоттой и кофе из кафе Тропикаль — в красных пластиковых стаканчиках, а не в размокшем картоне! — сел на стол и стал ногой качать.

Месяц назад он даже внутрь не заходил, заглядывал в щелку, чуть приоткрыв дверь, видно было только бледно-серый глаз и щеку с маленькой родинкой. Похоже, я и вправду похудела.

— Рассказывай, — говорит. — Ты ведь уже все давно раскрыла, вот и рассказывай.

— Ничего не знаю, — сказала я сначала. — Дело у меня забрали. Почитай официальный отчет, если Джеймисон не спустил его сам знаешь куда.

Тогда он сказал, что читал, что отчет замечательный — ага! ага! — но есть вопросы. Много вопросов, сказал он, неласково на меня покосившись, на целый вечер хватит.

В общем, мы пошли вечером ко мне выпить шенди, и я ему все рассказала. И про разбогатевшую внезапно Лилиан Лева, и про внезапно выздоровевшего отца Надьи Блейк, и про никем не виденную рукопись Оскара Форжа, и даже про покинувшую меня Веронику. Вот про Веронику это я, пожалуй, зря.

Он мне тоже кое-что рассказал. У доктора в номере нашли письма, точнее — пустые конверты. Опять конверты! Письмами он, похоже, растапливал в тот вечер камин. Письмами и олеандровой отравой.

— Кто эти люди? — спросил меня Аккройд. — Почему они не пользуются электронной почтой? Уже второй случай за месяц, когда мы находим почтовую бумагу, конверты и марки в гостиничном номере. Почему они мрут как мухи? Почему никто не приезжает, чтобы забрать тело?

— Тела, — поправила я машинально и вдруг вся покрылась гусиной кожей, с ног до головы.

Мертвого Эжена Лева отправили во Францию самолетом. Когда мне об этом сказали, я почему-то подумала: что будет, если его и там никто не встретит.

Он, как выяснилось, тоже писал в Бордо бумажные письма, а сам получил только одно короткое письмо и телеграмму, их нашли у него в кармане куртки.

И еще одна странная штука. Ну очень странная. Вероника бы плакала от восторга.

В номере доктора нашли фигурку, несомненно старинную, золотая ящерица на обломке белого нефрита. Теперь она прижимает бумаги на столе у Аккройда. Похоже, у герра Йорка была такая же любовь к амулетам, как та, что обнаружилась у меня.

Держу пари, эта ящерица того же происхождения, что и чаша француза. Но это бы ничего.

Еще у него нашли несколько писем из Зальцбурга, две тысячи евро наличными и чековую книжку Bank Austria Creditanstalt.

Зачем он приехал сюда на жалкую должность врача при экспедиции, если у него были деньги?

Но и это бы ничего.

Обратный адрес на конвертах Йорка указывал на отправителя — его ассистента в австрийской клинике, его Эл нашел быстро, а вот самой клиники уже нет и в помине!

Закрыли на время судебного разбирательства. Через день после смерти Й.Й.!

Там был какой-то скандал с нелицензированными лекарствами, которые давали пожилым пациентам. Что-то связанное с геронтологией. Стволовые клетки.

Посмотреть поподробнее, что за штука такая.

март, 22

en ifern yen [71]

бретонский ад, если верить балладам, холодный, склизкий, ольховый

он похож на карельское болото, в таком аду непременно должна расти куманика! умершие сидят там молча на золоченых стульях, вокруг них пляшет пламя, свинец кипит в котлах, а им зябко, скучно и как-то бестолково

немного напоминает сеанс групповой терапии у доктора лоренцо

по дороге в рай девяносто девять бретонских бистро, и в каждом наливают сколько блуждающей душе угодно, вот бы мне кто налил кельтского питья! из пшеницы и меда! за здравие кухулина

но где там, богиня немаин, неумолимая enfermera франка уже несет мне сине-белую пригоршню усыпляющей кислоты, а взамен приберет chants et chansons de la basse — bretagne в ледериновом переплете, издание тысяча девятьсот двадцать девятого года, выключит свет и отправится в своих белых мокасинах по натертому воском полу, вдоль коридора с мигающими белыми лампами, мимо белых ольховых дверей в свою дежурную преисподнюю, полную белого холодного неонового пламени

в такие ночи, как эта, честных бретонских младенцев подменяли корриганами, которые пили и ели все, что дают, но не разговаривали, а только все спали и спали, ну вылитый я

март, 23

obiter dicta [72]