Кот в сапогах, модифицированный - Белов Руслан (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
Он лился из колодца, в который ныряли трубы, ставшие мне ненавистными. Радостный, предвкушающий увидеть раскрытую дверь на волю, да черт с ней, с волей, просто раскрытую дверь, в которую можно пройти в полный рост, я полез в колодец, и, не удержавшись, полетел вниз.
45. Это — Надежда!
Комната, в которую я вывалился из колодца, освещалась лампочкой, висевшей на длинном проводе, и наполовину была полна водой, лившейся из трубы, долгое время холодившей меня могильным холодом. Вынырнув, я увидел босые ноги, подсвеченные ярким светом лампы накаливания, свисавшей с потолка. Я увидел босые женские ноги. Они стояли на чугунной канализационной трубе, горизонтально прилепившейся к стене. Отметив, что вода медленно, но прибывает, я посмотрел на обладательницу стройных босых ног. Сразу я этого не сделал, потому что боялся увидеть любительницу экстремального секса…
46. Одиннадцать минут.
Увидев, кто стоит на трубе, я вмиг разучился держаться на воде и потому чуть не захлебнулся. Это было смешно, и сверху смеялись.
Смеялась Наташа.
Да, на трубе в ярком красном платьице, конечно, мокром и потому просвечивавшем (увидел груди, животик, лобок), стояла она, стояла, держа туфельки в руках. Если бы это была Надежда, я бы не ушел под воду от растерянности. А так ушел. Я же, хм, маркиз. А маркиз не может появиться перед любимой леди в продранных в нескольких местах брюках и рубашке, не может появиться перед леди с лопнувшими волдырями на правой стороне тела, не может появиться перед любимой девушкой с десятком кровоточащих ссадин, и, тем более, сутки не бритым.
Однако было холодно, и мне удалось довольно быстро опамятоваться. Выпустив голову из воды, я почтительно склонил ее перед девушкой и сказал:
— Здравствуйте! Я из службы спасения «Мосводоканала». Надеюсь, вы не успели отчаяться?
Вероятно, с кровоточащей шишкой на лбу и без дипломата со слесарными инструментами, я выглядел недостаточно представительным, и Наташа помрачнела.
— Похоже, вас самого надо спасать, — сказала она и, прислонившись спиной к стене, вперила глаза в ярко горевшую лампу.
— Всех нас от чего-то надо спасать. Кстати как вы сюда попали?
— Там, внизу, — указала на противоположную стенку, — был проход. Сейчас он заложен кирпичом.
— Понимаю. Вы бродили с Эдичкой по замку, шли, болтая, из комнаты в комнату, потом обернулись и увидели, что кот исчез, а проход, только что преодоленный вами на четвереньках, заделан кирпичом.
— Нет. Вчера перед уходом Надежда Васильевна предложила мне выпить наливки… Больше я ничего не помню.
— Знакомый сценарий. А почему не попытались покинуть помещение? — указал я на проем в потолке.
— Во-первых, оно высокое — метра четыре — я бы не сумела подняться. А во-вторых, в проеме сидела крыса…
— Да, дела. Значит, возможностью наслаждаться вашим обществом я обязан крысе…
Наталья не слушала, она смотрела на лампочку, висевшую на уровне ее пояса.
— Вы что, огнепоклонница? — спросил я, соображая, как ловчее взобраться на трубу.
— Сначала она лопнет, соприкоснувшись с водой. А потом вода замкнет электроды, и мы оба умрем, — отстраненно проговорил свет моих очей, продолжая слепить глаза.
— Ну, зачем так пессимистично? — решил я оставаться на плаву. Вряд ли бы у меня получилось подняться к девушке с первого раза (представьте кавалера, не сумевшего в присутствии дамы сердца эффектно взлететь в седло, но плюхнувшегося под ноги свого горячего скакуна), да и не хотелось демонстрировать ей, несомненно, нежной особе, разлезшиеся лохмотья волдырей и побелевшие от воды ссадины.
— А вы, оптимист Карабас… — съехидничала, на секунду оторвав глаза от лампы.
— Конечно. Если бы вы знали, где я был час назад. И в какой компании.
— Где вы были час назад?
— Час назад я сидел в склепе без окон и дверей, полном аппетитных крыс, — она испуганно сжалась. — А теперь я имею возможность смотреть на вас…
— Играете во влюбленного рыцаря? — забыла она о крысах. — Как я от этого устала…
— Нет, мне и в самом деле приятно находиться в вашем обществе. С тех пор, как я увидел вас, я мечтал только о нем…
— О чем мечтали? — переспросила механически.
— О вашем обществе.
— Послушайте, влюбленный оптимист, я тут подсчитала, что через пятнадцать минут я, а теперь мы, умрем в конвульсиях… Видели в кино, как в ванную к нежащейся в пене жертве бросают электроприбор?
Вода уже подобралась к трубе.
— Видел, — сказал я, отметив это. Неприятное зрелище. Но, как вы сказали, я оптимист, и потому пятнадцать минут жизни для меня — это очень много.
Сказав, я вспомнил Надежду с ее экстремальным сексом. Увидел ее в искореженной машине, покачивающейся над пропастью. Увидел, как они с майором Мишей, повоевавшем во многих горячих точках, страстно любят друг друга; любят, забыв обо всем на свете, забыв о смерти, схватившей их железными объятиями.
Нет, все-таки любое отклонение, любая мания — это зараза. Стоит простаку напеть, образно выражаясь и в картинках, что кончик носа — это самая из самых эрогенных зон, так он сунет его, непременно сунет, куда намекнут, сунет при первом же удобном случае. Так и с Надеждой. Врала она, не врала про свои экстремальные экзерсисы, а ведь зацепила, заинтриговала, ведь уже формируется в голове мысль, пусть призрачная, как склонить любимую девушку к соитию на чугунной трубе, как все устроить, чтобы взаимный оргазм случился ровно за три секунды до убийственного электрического разряда.
Призрачную думу об устроении соития с любимой девушкой на чугунной трубе, прервала перпендикулярная мысль:
— А может, она, Надежда, специально нас здесь свела? В расчете, что я растленный ее рассказами, начну экстремальничать? И сейчас смотрит на меня сквозь глазок в потолке или стене, смотрит, потирая белы руки, потирая белы руки, потому что видит на моем лице тлетворное действие метастазов своего безумства? С нее станется…
Я обвел беспокойным взглядом потолок и стены помещения. Ничего похожего на глазок не обнаружив, вновь устремил внимание на девушку.
Вода добралась до трубы.
— Двенадцать минут до разряда… — проговорила она, как-то странно посмотрев. Может, и ей рассказывала Надежда о замечательно короткой жизни и необыкновенной смерти майора Миши? Оргазм — это ведь тоже разряд, но сексуальный. «Нет, — никакой любви на краю, — подумал я. — Надо что-то придумать. Ау-у! Судьба-спасительница, где ты?»
Судьба не откликнулась. «Ушла со стадиона, посчитав мой матч с жизнью безнадежно проигранным», — вздохнул я. И, решив занять освободившееся место, то есть сам стать кузнецом своего счастья, принялся за дело:
— Милая Наталья… — и был прерван:
— Называйте меня просто Натальей.
Я собирался сказать, что никакого разряда не будет, так как в нужный момент можно оборвать провод (и остаться вдвоем в кромешной темноте!), но высокомерность девушки меня остановила.
— А как вас зовут, маркиз? Вы не представились… — спросила сладко, увидев, что лицо мое насупилось.
— Вы не помните? — обиделся я вторично. — Когда-то мы знакомились в моей квартире…
Вода покрыла ее ступни.
— Припоминаю… Что в вашей квартире, — виновато улыбнулась, и обида ушла.
— Зовите меня Женей, — подплыл я поближе к ее ногам.
— Очень приятно. Вы хотели мне что-то предложить?
— Да. У меня к вам нескромное предложение… До электрического разряда одиннадцать минут…
— Вы нахал, — бросила она, несомненно, читавшая известный роман Коэльо, в котором совершенно несправедливо утверждается, что одиннадцать минут — это среднестатистическая продолжительность цикла плотской любви.
— Да нет, вы меня неправильно поняли, — неожиданно для себя покраснел я. — Нескромность моего предложения заключается в том, что на первом свидании с вами я осмеливаюсь… я осмеливаюсь пригласить вас к себе, в свой уютный и более-менее сухой склеп, совершенно лишенный электричества в любом его выражении, ну, может быть, за исключением статического…
