Дни и ночи - Синуэ Жильбер (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Фреска «Принц с лилиями»… Именно такую он видел во сне: правая рука прижата к сердцу, левая — отброшена назад. Царь-жрец танцевал для него, повернувшись в профиль.
— Из всех этих зданий, лабиринты руин, развалин, фреска первая встретила нас. — Рикардо нежно провел ладонью по контуру изображения и добавил с неожиданной решительностью: — Мы найдем этого мастера.
Они пошли дальше под сумрачными сводами.
— Это не дворец, — пошутил Влазаки, — а какой-то некрополь.
Наконец они вышли на широкий мощеный двор. У подножия колонны на коленях стоял мужчина и что-то писал.
Вакаресса бросился к нему:
— Месье Данстен?
Мужчина удивленно поднял голову:
— Да, это я.
— Позвольте представиться. Моя фамилия Вакаресса. А это мой друг, господин Влазаки, грек.
Англичанин встал и тщательно отряхнул колени.
— Чем могу служить?
— Мы пытаемся встретиться с одним человеком, который работал здесь вместе с Пенделбери.
— Пенделбери? Вам не повезло. Вы разминулись. Сегодня утром он уехал в Афины. Вернется не раньше…
— Простите, что перебиваю, месье. Мне кажется, вы не совсем правильно поняли мой вопрос. Мы ищем не Пенделбери, а его сотрудницу.
— Дору?
Произнесенное имя произвело на Рикардо эффект взрыва.
Дора… ее зовут Дора. Но все же он ответил:
— Да… это она. Англичанин, похоже, огорчился.
— К сожалению, она больше здесь не работает. Возникли проблемы…
— Какие?
Мастер нахмурился и с подозрением оглядел обоих мужчин.
— Могу я узнать, зачем она вам?
— Ничего плохого, успокойтесь. Я друг… Доры (он чуть не сказал: Сарры), прибыл из Аргентины и очень хотел бы повидаться с ней.
— Не хочу вдаваться в детали. Сами знаете, жизнь на раскопках не всегда легкая. Очень часто происходят конфликты. Скажу одно: похоже, Эванс и Дора не сошлись во взглядах.
— А вы не знаете, где можно ее найти? Это очень важно.
— По последним сведениям, она должна быть в Фесте, в итальянской археологической экспедиции.
Александр заметил:
— Фест — в противоположной стороне, на юге острова.
— Далеко?
— Километров шестьдесят. Может, больше. Повисло молчание, Вакаресса с сосредоточенным видом смотрел вдаль. Художник продолжил:
— Слишком поздно, чтобы пускаться в путь. Впрочем, я даже не знаю, согласится ли кучер отвезти нас в Фест.
Рикардо неожиданно твердо возразил:
— Согласится, если заплатить хорошую цену. Я всю жизнь торговался из-за пустяков, а теперь не вижу в этом смысла. Кстати, вы не забыли, что у меня есть деньги, Александр? Много денег. Хватит, чтобы скупить все двуколки, всех лошадей, все кареты этого острова. Если нужно, вы дадите критянину сумму в сто, в тысячу раз большую той, которую заплатили. Но он должен отвезти нас в Фест сегодня же.
— Да уж почти полдень!
— Не важно. Будем ехать ночью. Поспим в двуколке. Я должен быть в Фесте не позднее завтрашнего дня. — Он уцепился за руку художника. — Не сердитесь, Александр. Поймите меня! Вы сказали однажды: «Вы ждали три тысячи лет… Несколько дней раньше или позже…» Нет. Я не могу больше ждать.
Англичанин, до сих пор наблюдавший за происходящим, не вмешиваясь, робко спросил:
— Три тысячи лет?..
Рикардо сделал вид, что не слышал. С самого начала беседы один вопрос жег ему губы.
— Скажите, месье Данстен… Вы хорошо знали Дору, правда?
— Конечно. Мы бок о бок работали около двух лет.
— Тогда ответьте, ради Бога… На ее лице… все еще есть родинка?
Англичанин вытаращил глаза.
— Родинка? Да, безусловно. — Он приставил указательный палец к левой ноздре. — Вот здесь. Точно… А зачем?
25
Вытянувшемуся на спине Рикардо никак не удавалось отвлечься, он не мог отвести глаз от звезд. Можно было подумать, что в небесном своде проколоты мириады дырочек. А где-то, в недоступном взгляду месте, должен был понемногу угасать чудовищный космический костер. Он дал волю воображению и представил, что, взорвись однажды этот свод, сам Бог ослепнет. Что касается самого Рикардо, то он уже пережил такой взрыв. Теперь он здесь, лежит в критской пыли в открытом поле, за тысячи километров от своей земли, оторванный от всего, чем раньше жил. Он сжег все символы, вырвал все корни, как выпалывают сорную траву, бросил дом, где родился, плантации и ранил сердце единственной женщины, которую по-настоящему любил.
«Я бы довольствовалась тем, что ты мне дашь…»
Сколько уверенности, столько и сомнений. Жертвы в обмен на возможное ничто.
«Берегись. Я чувствую, что на тебя воздействует сила, названия которой я не знаю. Куда она тебя увлечет? С какой целью?»
Действительно, с какой целью? Он ужаснулся, осознав мощь, с которой эта сила влекла его сюда. Неужели это любовь? Непреодолимый зов? Властное желание сжечь себя дотла, превратиться в пепел? Должен ли человек уничтожать себя ради того, чтобы возродиться возвысившимся? А если это не так, тогда не было ли это мигом проклятия, словно взгляд Орфея, брошенный на Эвридику у ворот Аида?
«Будто с незапамятных времен существовало что-то вроде рока, вписанное в тела влюбленных». Слова Влазаки звучали в ночной тиши вслед за словами Флоры.
Он перевернулся на бок. Кучер и художник крепко спали. Почему Александр так настаивал, так хотел его сопровождать? Почему решил наблюдать за развитием этой истории, как Адельма Майзани? Может, желал найти подтверждение своим собственным опасениям? Либо, подобно одержимому, вновь обрести с помощью Рикардо эмоции, когда-то испытанные им самим? Хоть бы заснуть ненадолго. Но сон бежал от него, ускользал так же, как Сарра.
Сарра, Дора… Прошлое и настоящее. А где же будущее?
Уже светало, а он так и не поспал. Ничуть не отдохнув, Рикардо вскочил на ноги и разбудил своих спутников.
— Бодритесь, — бросил он Влазаки. — Еще километров тридцать с небольшим, и ваши мучения окончатся.
Художник сонно потянулся.
— Годы уже не те, чтобы спать под открытым небом. Никогда больше не ввяжусь в такие авантюры.
Дорога, ведущая в Фест, проходила по долине. Ну что за плодородная земля! Казалось, брось наугад зернышко, даже на камень, и оно тотчас же пустит корни: вырастет дерево, куст или цветок. Если бы долину пересекали четыре реки, а не одна, сравнение с садами Эдема было бы полным. Горные массивы в уровень с облаками, ровное плато в низинах, заливы, широко открытые африканскому берегу, замкнувшиеся в себе бухточки, напуганные металлической голубизной моря.
Трио хранило молчание до тех пор, пока на горизонте не обрисовался первый холм. На севере виднелась вершина горы Ида.
— Более символического места нельзя и представить, — обронил Влазаки. — По легенде, именно туда мать Зевса Рея перенесла новорожденного сына, дабы избавить его от обжоры отца, Хроноса. Благодаря этому вскормленный нимфами и выросший под их покровительством Зевс мог стать властелином Вселенной. — Александр улыбнулся: — Как вы, Рикардо. Соединившись с Саррой, вы победите смерть.
— Сравнение мне кажется преувеличенным. Скажите лучше, почему отец хотел сожрать собственного сына?
— А просто из страха, что тот лишит его трона. Боги, подобно людям, страшно боятся делить с кем-либо власть.
— Фест, — объявил возница.
Рикардо демонстрировал удивительное спокойствие — не то, что накануне. Глаза его взирали на мир безмятежно. Руки не дрожали. Влазаки, наблюдая за ним, пришел к выводу, что Вакаресса точно уверен: свидание с Саррой состоится.
Проезжая тропа, ведущая к вершине холма, оказалась довольно крутой, и наши герои видели, что критянин хочет отступить. Но он не сделал этого. Ему никогда и в голову не приходило, что за столь короткое время он будет обеспечен на всю оставшуюся жизнь, и он втайне благословлял безумство иностранца.
Вот они достигли границы участка. Дух захватило от открывшейся панорамы. Взглядом можно было охватить море, долину и горный массив. На смену мрачным и скупым красотам Кносса явился пейзаж, наполненный светом и изобилием. Восторг вызывали даже не развалины, освобожденные от наслоений, а их поразительное обрамление.
