Бессмертные - Корда Майкл (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
— Верни, что ли, попросить? Пусть посмотрит, что можно сделать. Если ему понадобится помощь на Западном побережье, ты поможешь ему, ясно?
Дорфман все понял. Верни Спиндел был секретным оружием Хоффы. Лучший линейный монтер в стране, он раньше консультировал ФБР и ЦРУ, но потом стал работать на Хоффу. Спиндел подчинялся только Хоффе, и ходили слухи, что он установил подслушивающие устройства в домах и конторах многих врагов Хоффы, а также и у его товарищей по профсоюзу.
До Дорфмана доходили многочисленные истории про мастерство Спиндела, и он не сомневался, что большинство из них — истинная правда. Например, во время одного из многочисленных судов над Хоффой по поводу его афер в профсоюзе Спиндел подбросил “жучок” в комнату, где совещались присяжные, и таким образом Хоффа точно знал, на кого из них нужно оказать давление; или как Спиндел отключил все подслушивающие устройства, которые ФБР установило в конторе Хоффы; или как ему удалось записать на пленку разговор между соперником Хоффы за пост руководителя профсоюза водителей в среднезападном регионе и агентом ФБР, который происходил в машине, — в результате, через некоторое время тело соперника было найдено в холодильнике мясокомбината; оно было подвешено за шею на крюке. Спиндел был предан Хоффе, а тот поручал ему только самые важные дела.
Дорфман обрадовался, что у него появится возможность услужить Спинделу.
— Я сделаю все, что попросит Берни, — сказал он Хоффе, пожалуй, более поспешно, чем следовало.
Хоффа повернулся и внимательно посмотрел на него своими бесцветными глазами — взгляд тяжелый, словно каменный.
— Выбрось это из головы, Ред, — предупредил он. — Берни мой. Руки прочь, ясно?
Дорфман широко улыбнулся, но в глазах сквозил гнев. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали.
— Ладно, Джимми, я понял, — ответил он.
Они пожали друг другу руки. Для человека, который любил похвастать своей силой перед посетителями, приходившими к нему в кабинет, — он давил руками грецкие орехи, — у Хоффы было вялое рукопожатие. Но Дорфман знал, что судить о человеке по рукопожатию глупо. Он давно пришел к выводу, что Хоффа просто не любит выражать свои чувства путем объятий и прочих прикосновений, не испытывает нужды в крепких рукопожатиях, хотя, по мнению большинства мужчин — преступных элементов и прочих, — крепкое рукопожатие является признаком твердого характера и добрых намерений.
С чувством облегчения Дорфман пересек автостоянку и подошел к своей машине. Он всегда испытывал это чувство после встреч с Хоффой. Хоффа, похоже, считал себя неуязвимым, а Дорфман знал, что для любого человека думать так — это непростительная иллюзия.
Хоффа не только считал себя сильнее сената Соединенных Штатов Америки — возможно, в этом он был и прав, — но он не хотел принимать в расчет и людей Дорфмана, таких, как Момо Джанкану, главаря чикагской мафии.
Дорфман знал, что случается с самоуверенными людьми, он видел их трупы. Он сел в машину и, не глядя на шофера, произнес:
— К Момо, и побыстрее.
— Наши люди без труда проследили за ним. Он был в серебристо-голубом “кадиллаке” пятьдесят шестого года. Высший класс. У Реда Дорфмана — все самое лучшее!
Директор не улыбнулся. С маской безразличия на лице он неподвижно сидел за большим письменным столом красного дерева, обхватив руками стоящее перед ним пресс-папье. Из-под рукавов пиджака ровно на один дюйм выступали белоснежные манжеты; аккуратно обработанные ногти покрыты бесцветным лаком. На правом запястье — тонкий золотой браслет с инициалами. Некоторые считали, что главный полицейский страны не должен носить подобные украшения; другие не преминули отметить тот факт, что такой же браслет носит и Клайд Толсон — заместитель директора, его близкий друг и сосед по дому, — но сам директор не обращал внимания на эти намеки.
Когда Киркпатрик, агент по особо важным делам, упомянул о “кадиллаке” Дорфмана, Толсон, сидевший за широким полированным столом, посмотрел на директора. Директор тоже ездил на “кадиллаке” пятьдесят шестого года выпуска, хотя, разумеется, его машина была черного цвета.
Он едва заметно кивнул Киркпатрику, и тот продолжил:
— Наблюдением установлено, что Дорфман встретился с Хоффой на автостоянке возле ресторана. Беседа происходила в машине Хоффы и продолжалась двадцать одну минуту.
Гувер пожевал губами. Он считал, что тратить время агентов на слежку за такими бандитами, как Дорфман, или за коррумпированными лидерами профсоюзов вроде Хоффы — это непростительное преступление. Конечно, подобные люди должны сидеть в тюрьме, это ясно. Но истинные враги — это безбожники-коммунисты. Агентам ФБР приходится заниматься организованной преступностью, в то время как людей и так не хватает для более важной работы по разоблачению советских шпионов и предателей из числа американских граждан.
— Затем, — продолжал Киркпатрик, — Хоффа вернулся в свою контору, а Дорфман поехал в ресторан “Ла Луна ди Наполи”, где встретился с известным главарем чикагской преступной группировки Сэмом (Момо) Джанканой. Они пили кофе по-итальянски.
— Это называется “эспрессо”, — поспешил объяснить Толсон.
Гувер смотрел в пустоту, как будто общался с каким-то невидимым божеством, парящим в дальнем конце его огромного кабинета.
— А мы не знаем, о чем беседовали Дорфман и Джанкана? — спросил он.
— Нет, сэр. Одно время в ресторане было установлено подслушивающее устройство, но, как вы помните, нам пришлось убрать его оттуда, когда наши специалисты по подслушиванию были переведены в Чикагский университет.
Гувер кивнул. Это было сделано по его приказу. В Чикагском университете вели подрывную работу агитаторы-марксисты из числа преподавателей; их там было больше, чем в любом другом вузе. Какой смысл круглые сутки подслушивать разговоры Джанканы и его друзей о скачках и планируемых ограблениях, если в это самое время в кулуарах Чикагского университета преподаватели обсуждают планы свержения правительства Соединенных Штатов и упразднения действующей Конституции?
Если бы он жил в идеальном мире, у него было бы достаточно средств для решения обеих проблем, но наш мир далек от идеального — им в основном управляют либералы, хотя в Белом доме сейчас республиканец, — и Гуверу приходится выбирать; из двух зол он решил бороться с наиболее опасным.
— Что говорят осведомители? — спросил Гувер.
Толсон заглянул в документы, которые держал в руках. Он был в очках. Он и директор старели вместе, словно супруги, каждый из которых давно уже свыкся со слабостями и характером своего партнера.
— Почти ничего, господин директор, — ответил он. В присутствии других он всегда называл Гувера по должности. — Ходят слухи, что Хоффа при поддержке мафии собирается выступить против Дэйва Бека.
Гувер рассмеялся.
— Это нам уже известно.
— Я слышал, Бобби Кеннеди планирует допросить на комиссии Бека и Хоффу, — сказал Толсон. — Дорфмана, возможно, тоже. Думаю, Кеннеди заключили сделку с профсоюзом водителей, — возможно, для того, чтобы пресса прославила Джека и Бобби.
Гувер вздохнул. “Очень похоже на правду”, — мрачно подумал он. Он отнюдь не обрадовался, узнав, что Бобби Кеннеди собирается расследовать грязные дела в профсоюзах, и прямо сказал об этом Джо Кеннеди. Бобби неплохо поработал в комиссии сенатора Маккарти, изобличая коммунистов в правительственных учреждениях, и, по мнению Гувера, он должен был продолжать работать в том же ключе. Посол согласился с ним, но в итоге пошел на поводу у своих сыновей. Похоже, он всегда и во всем потакал им.
Директор уважал посла Кеннеди, но держался с ним настороже. Джо Кеннеди всегда знал истинное положение вещей в стане левых, даже во времена “Нового курса” Рузвельта, когда “красные” и их “попутчики” проникли в самые высокие сферы правительства. В те годы Кеннеди неоднократно снабжал ФБР полезной информацией, а Гувер никогда не забывал оказанных ему услуг. И когда в 1941 году молодой Джек спутался с Ингой Арвад, красивой молодой датчанкой, которая прежде была замужем за венгерским летчиком-асом, Гувер с радостью согласился помочь встревоженному отцу, обвинив женщину в шпионаже в пользу Германии.
