У бирешей - Хоффер Клаус (читать книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Я печально смотрел на него. Он казался мне таким же потерянным, как раньше служка.
«Таким уж я родился, — устало продолжал крестный. — На мне действительность как будто сорвалась с тормозов. Цердахель утверждает, что я — обезумевший энциклопедист, — он покачал головой. — Цердахель прав. Я… — он на секунду остановился. — С материнской стороны я унаследовал уникальную энциклопедию. С нею я отвожу душу. Она носит название “Библиотека изящных искусств и учтивой беседы”. Чего там только нет! Я ваш крестный, — воскликнул он, опять воодушевляясь, — и я вам ее завещаю! Вы проштудируете эти тома так же, как я их уже изучил. Многое из того, что там говорится, вам покажется невероятным. Но уверяю вас, в этой энциклопедии содержится все, буквально все, что так необходимо нам для сравнения с нашим скудным существованием. Когда-то давно, к примеру, рождались дети, у которых верхняя часть тела была мертвой, а нижняя — живой, и они все время барахтали в воздухе своими маленькими красными ножками. Существовали женщины-великанши, у которых правая грудь была выжжена, а из левой текло молоко, и у них были короткие волосы и маленькие ноги, обутые в мужские сапоги. Некоторые вещи и явления, о которых там говорится, можно встретить и по сей день, хотя кому-то они уже в ту пору представлялись уходящими анахронизмами: калеки на одной ноге, солнечные затмения, неосвещенное пространство ночи над нашими головами, или зонтик, или механические стиральные доски, или крейцер, уплачиваемый в качестве подати за пересечение моста, или женщины, катящие перед собой детские коляски! Во время создания этой энциклопедии новое созвездие явилось в небе на севере — Велосипедист, созвездие Де Селби! В статьях энциклопедии вы найдете много достойного внимания, много такого, что покажется вообще невероятным. Там я вычитал, например, о Лаггнеггах. Знаете, кто такие Лаггнегги? *»
Рак вопросительно посмотрел на меня.
Я покачал головой.
«Лаггнегги и струльдбруги! Гуигнгнмы и йеху! На свете существует немыслимое количество явлений, о которых биреш и понятия не имеет. Например, над Японией в буквальном смысле слова нависает роковая напасть: парящий магнитный остров. Им правит жестокий король. Ему ведомы тайны магнетизма, загадки быстрого сдвига магнитных полей, перепадов напряжения, переворота магнитных полюсов, гигантских перемещений магнитных токов под земной корой — ведомо все до малейших подробностей. Король этот — чудовище, а возлюбленная у него — певица-красавица, и раз в год, когда совершается великая революция, его приговаривают к смерти через отсечение головы. Когда ему приходит срок умереть, его возлюбленная поет особенно упоительно, но сколь бы чарующим не было ее пение, оно бессильно что-либо изменить — король все равно должен умереть. Или, к примеру, другая история: об одном достойном человеке и его несчастье. Он тоже был любителем высокого искусства пения! И оттого, что лебеди поют всего прекраснее, когда чувствуют прикосновение смерти, он по ночам тайно подбирался к чужим прудам — ради того, чтобы задушить лебедя. Боже мой! Уверяю вас: все это подлинные чудеса и тайны! И я их несказанно люблю!»
Крестный остановился. Его торс мерно покачивался туда-сюда. Он пригладил волосы. Потом склонился вперед, будто искал что-то на земле. Наконец поднял маленький легкий пористый камешек и протянул его мне.
«Туф, — сказал он. — Вулканическая порода. Сколько ей лет? Около десяти миллионов. Откуда она тут взялась? Тортонское море разливалось некогда и над нашими краями. В нем жили усатые киты, трехкоготные черепахи, по его берегам бродили кистеухие свиньи… А я ни разу не был у моря!» — печально заметил он.
«Все так близко — и так запрятано. Кость тут, собака это знает, чувствует, но не может ее найти! — сказал он и притопнул ногой о землю. — У меня столько желаний! — воскликнул он. — Да только кто же способен утолить мой голод? Неужто наши бирешек? Апостолы вечного возвращения? Нет, не бирешек. Я испытываю тоску по родине, в том-то все и дело. Но родина — спряталась от меня. Приходишь домой, стучишься — никого нет дома! Все куда-то ушли. И так оно всегда».
Крестный снова помолчал.
«Знаете, кто такие бирешек на самом деле? — спросил он. — Ежи. Насекомоядные млекопитающие. Ежи, что по ночам бегают вокруг чужих домов; твари, любящие сосать молоко и лунный свет; им ни до чего нет дела, кроме себя; они свертываются в клубок, сжимаются, исчезают внутри себя самих, если посветить им в морду фонариком. Появись что-то незнакомое — они тут же ощетиниваются иголками. А если в кустах поблизости раздастся какой шорох, они уже пугливо теснятся друг к дружке, поводя в воздухе своими маленькими, розовато-серыми рыльцами. “Ты что-нибудь чуешь?” — спрашивает один другого. — “Не знаю”. И они тут же убираются подальше или сворачиваются. Мои слова, пожалуй, покажутся заносчивыми, но так уж оно есть на деле, — сказал крестный. — У меня иногда возникает желание взять небольшой дорожный каток и хорошенько по ним всем проехаться!»
Он умолк.
Мы приблизились к первому дому, а потому я упер тачку в землю, чтобы извлечь из кузова стопку почты. Дом был его, Рака. А он, похоже, этого даже не заметил. «Надо мне сегодня познакомить вас еще кое с кем, кого нельзя отнести к ежам, — крикнул он мне вслед, тем временем как я поднимался на невысокий холм. — У вас рот откроется от изумления!»
Я в этот момент уже оказался у двери его дома и постучал. Жена Рака отворила мне. Она была одна. Для Надь-Вага было, видать, еще рановато. Она молча взяла почту у меня из рук и помахала рукой Раку, который остался стоять внизу и только помахал ей в ответ.
Глава шестая
ВТОРОЙ ВЫЕЗД. ПРОДОЛЖЕНИЕ
Едва я успел вручить почту жене Рака, как она опять махнула ему рукой — на этот раз подзывающим жестом, не допускавшим возражений. И крестный беспрекословно повиновался ее приказу — казалось, это мать позвала мальчика. Он проскользнул в дом даже раньше ее, у нее под рукой, причем вид у него был такой, будто имелись причины опасаться скорого наказания, — и тут она решительно захлопнула за ним дверь.
Какой, однако, властью обладала над ним эта женщина!
Я подождал некоторое время, в надежде, что он все-таки скоро вернется, потому что Рак, если не считать Де Селби, был тут, пожалуй, единственным человеком, который мне понравился. За то короткое время, что мы провели вместе, идя по дороге от магазина, я привязался к Раку даже больше, чем к служке, который внутренне — сам того не зная — уже давно спасовал и сдался. Поэтому я стоял и ждал Рака, однако крестный не выходил. Закрытая дверь не отворялась. Вероятно, он уже снова сидел в кухне на табуретке, от волнения перебегая пальцами по столу, как по клавишам рояля, и вслушивался, когда же раздастся треск мотоцикла Надь-Вага.
Я повернулся и продолжил путь в одиночестве, толкая перед собой тачку, подобно плугу, лемех которого, неправильно поставленный, волочится по дороге, кое-как присыпанной гравием и местами сливающейся с каменистым полем, потрескивающим от полдневного зноя. Время, похоже, остановилось. Мои зубы издавали тихий скрежет. Казалось, все кругом беспрестанно повторялось. Я катил тачку все по одному и тому же отрезку пути — и каждый раз эту дорогу, словно нарочно для меня выдуманную, кто-то расстилал на земле между низких холмов, как широкий, грязно-бурый рулон полиэтилена, там и сям придавив его камнями. От скрипа колеса, задевавшего камни, я чувствовал себя измочаленным, словно растертым мельничными жерновами. Наконец я опять добрался до другого конца деревни, откуда дорога вела к жилищу шкуродера.
Бросив взгляд с откоса, на котором я однажды уже стоял и смотрел вниз, я сразу же понял, что хозяев дома нет. Длинные, запыленные стебли крапивы, нависавшие над пригорком, как растрепанные волосы, покачивались в ленивом безмолвии — вверх, вниз. На двери висел большой ржавый замок. Здесь мне, значит, вручили мою собаку. Сама эта лачуга сверху выглядела форменной собачьей будкой или, пожалуй, еще вернее — сортиром, за ней была свалена куча мусора, злобно поблескивавшая на солнце. По крутому откосу, сбегавшему к лачуге, там и сям валялись пустые смятые консервные банки, брошенные в заросли крапивы и дикой мяты — из нее здесь, кстати, приготовляют сладкий пахучий чай. Из котловины мне в нос ударял тот же сладковатый запах, а кругом ядовито поблескивали темно-зеленые горлышки разбитых пивных бутылок.
