Продавец грез - Кури Августо (читать книги бесплатно .TXT) 📗

Я спросил, каково ее полное имя.

— Журема Алькантара де Мелло, — просто ответила она.

Услышав ее имя, я немного отошел в сторону, еще более ошеломленный, чем раньше. Стало ясно, что дона Журема — это известный антрополог и университетский преподаватель высшей категории. Она защитила докторскую диссертацию в Гарварде. Ее научные заслуги были признаны во всем мире. Она писала книги по своей дисциплине, которые были переведены на многие языки.

Я оперся о столб, который стоял рядом. Вспомнилось, что я читал некоторые из ее статей и все написанные ею книги. Она оказала большое влияние на мое становление. Я был в восторге от ее рассуждений, от ее смелости. Но всего несколько минут назад я ратовал за то, чтобы исключить ее из нашей группы. «Какая мерзкая предубежденность! Кто сможет излечить меня от злокачественной опухоли интеллекта? — Думал я про себя. — Я мечтаю о том, чтобы стать открытым и бескорыстным, но, похоже, неизлечим».

Демонстрируя полное единодушие с учителем, профессор Журема заявила, что общество, за некоторым исключением, превратил ось в хранилище конформистских умов, которым неведомо смирение перед тайной бытия, не имеющих при этом великих идеалов и не задающихся вопросом, кто они такие. И завершила свою речь словами:

— Мы должны интенсифицировать умственную деятельность людей.

Мой учитель улыбнулся, радуясь жизни. А про себя он, по-видимому, сказал: «Попал прямо в точку». Дона Журема была большей революционеркой, чем все мы вместе взятые. С годами в ее голове возникло множество идей.

Проблемы возникли еще до того, как она согласилась присоединиться к группе. Прожив долгую жизнь, она отличалась смелостью суждений и за словом в карман не лезла. Журема начала так реагировать на обстановку, как Моника еще не умела. Она подошла к учителю, громко рассмеялась и начала порицать поведение группы:

— Быть шайкой эксцентриков, торгующих мечтами, — это хорошо, но быть шайкой нечистоплотных нерях — это уже никуда не годится.

Ничего себе! Мы разозлились. Но профессор, увидев наши кислые физиономии, не смягчилась, а, наоборот, еще больше усилила нажим.

— Называть группу экстравагантной для того, чтобы научиться действовать согласованно, — это похвально, однако не замечать, что от этой группы дурно пахнет, что она нечистоплотна и не соблюдает норм гигиены, — это противоречит здравому смыслу.

Учитель принял нагоняй спокойно. Но Димас никак не мог успокоиться.

— Журемочка… поосторожней, — проговорил он, заикаясь, переходя на фамильярное обращение, на которое до сих пор был способен только Бартоломеу. Журема не отступила ни на шаг. Она подошла к нему, принюхалась к его телу и нанесла ответный удар.

— Поосторожней? Да от тебя разит тухлыми яйцами!

Бартоломеу показал старушке язык. Они с Димасом то и дело приводили друг друга в ярость.

— А я что говорил?! Да я просто герой, потому что терплю вонь этого хмыря! — сказал он и громко захохотал. Хохотал Бартоломеу так самозабвенно, что не смог удержать скопившихся в нем газов и с грохотом выпустил их.

Дона Журема сделала ему внушение:

— И тебе не стыдно? Отойди в сторонку и пускай там свои газы. А уж если не успеваешь сдержаться, делай это хотя бы не так оглушительно.

Бартоломеу сделал попытку поиграть с огнем и задал вопрос:

— А каким таким способом можно убавить звук моего выхлопа?

— Подпрыгни, сделай что-нибудь экстравагантное, — посоветовала Журема.

Бартоломеу застеснялся. Он не понимал значения слова «экстравагантное», но тут же нашелся и ответил:

— Thank уои за экстравагантное, — сказал он и стал ждать ответа, не зная, то ли его похвалили, то ли оскорбили.

Мы были обеспокоены: смотрели на учителя и начинали понимать, что новый член семейства в буквальном смысле слова выльет на нас ушат холодной воды и поместит в ледяную ванну, включая и его самого. Впервые с момента нашего знакомства мы увидели учителя в замешательстве. Профессор была революционеркой, но революционеркой умеренной. Она взглянула на учителя и сделала то, что, как нам всегда казалось, никто не осмелился бы сделать. Она сурово обратил ась к нему:

— Учитель, не сводите все к рассказу о том, что Иисус называл лицемерами людей, моющих стакан только снаружи, но забывающих мыть его изнутри. Да, мы должны подчеркивать значение внутренней гигиены, но и о внешней не следует забывать. Его ученики омывались в Иордане и в домах, в которых их принимали. Но посмотрите на себя! Обратите внимание на группу, следующую за вами! Сколько времени они уже не мылись в приличной ванной? Экзотические — да, смердящие — нет.

Мы мылись в общественных банях, но нерегулярно и недостаточно хорошо. Я поскреб уши, чтобы быть уверенным в том, что слышу все правильно. Учитель не возражал, а лишь кивал в знак согласия с Журемой. Он преподал нам много уроков, и главным из них был совет проявлять покорность при приобретении знаний.

Мало того, профессор подошла к Эдсону и, не стесняясь, попросила его открыть рот. Кисло улыбнувшись, он сделал это. Мы почувствовали, что учитель уже раскаялся, что пригласил ее. А может быть, и нет! «Что, если эта ученица обладает именно такими чертами характера, которые ему были нужны?» — размышлял я.

— Бог мой, какая вонища! А зубы-то чистить надо.

Я улыбнулся, не раскрывая рта. Она поняла меня и тут же уколола:

— Чему смеетесь? Сами-то хороши.

Профессор не пощадила никого, кроме Моники, для которой настали самые приятные, полные поэзии дни. Ей казалось, что мы какой-то бродячий цирк. Дона Журема с нами не спала, да и не могла из-за своего возраста. Они с Моникой по вечерам уходили домой и возвращались утром.

Вечером того дня, когда ее пригласили в группу, Журема позвала нас к себе домой — помыться и поужинать с ней.

Вирус предубежденности, который до сих пор пребывал в спячке, пробудился. Мы посмотрели друг на друга и решили, что из-за преклонного возраста, из-за нищенской пенсии, из-за расходов на врачей и лекарства материальное положение Журемы было, по-видимому, не намного лучше нашего. Ее дом не вместил бы нас всех. У нее, наверное, нет никакой прислуги. Даже если этот ужин и состоится, то не раньше полуночи.

Пригласив нас, профессор свистнула.

Мы спросили, что означает этот свист. Журема ответила, что вызывает шофера.

— Это, должно быть, шофер городского автобуса, — чуть слышно предположил Димас.

Шофер не подавал признаков жизни. Она свистнула еще раз, громче, но безрезультатно.

— Шофер — это кличка ее собаки, — предположил Бартоломеу.

Поскольку этот человек тихо говорить не умел, Журема его услышала, мельком взглянула на него, почесала своей тросточкой нос, но вместо того чтобы легонько ткнуть нахала в бок, она с добрым юмором приняла его «собачью» шутку.

Членам группы очень нравилось шутить. В течение нескольких месяцев пребывания в группе я веселился так, как не веселился в течение всей предшествующей жизни. Развлекались мы даже тогда, когда получали взбучку. Учитепь способствовал установлению такого климата. Моника тоже чувствовала себя, как на празднике. Когда-то она была очень богата, но потратила много денег на дорогие украшения и лишилась средств по причине банкротства компаний, пользовавшихся ее услугами. Участвуя в походах группы, она получала то, что ей не могли дать никакие рыночные отношения.

Вдруг возле нас остановился огромный черный лимузин. Он был прекрасен и чуть не наехал на ступню Бартоломеу. Богато одетый шофер обратился к Журеме:

— Извините, мадам, за задержку. Проблемы с парковкой.

От удивления мы открыли рты И тут же подумали: «Ну что за милая ученица».

Бабочка и кокон

Журема была вдовой миллионера, но нужды в демонстрации своего богатства не испытывала. Временами она отказывалась от машин, от шофера, от красивой одежды и других благ, которые ей позволяло иметь ее состояние. Жизнь ее была приятной. Раньше мы никогда не ездили в такой шикарной машине и пришли от нее в восторг. Однако учитель, этот пешеход, который, как нам казалось, машины никогда не имел, оставался безучастным. Он узнал адрес профессора и сказал, что пойдет пешком. Ему нужно было поразмышлять. Как это часто бывало, он предпочел остаться в одиночестве.