Курсистки - Болдова Марина Владимировна (читаем книги .TXT) 📗
Глава 17
Бабье любопытство гнало ее в тот дом, где она раньше жила. Валерия Георгиевна Шляхтина знала точно, что никого из знакомых там не найдет. И не потому, что все вдруг разъехались: просто Валерия Георгиевна подъездные знакомства никогда не поддерживала. Правило у нее такое было, не замечать соседей: глядишь, и твоя жизнь для них будет закрытой. То, что она ошибалась, она поняла на суде: о ее жизни соседи знали все. А что не знали, то додумали. И выяснилось, что ее никто не любил: именно за скрытность нрава, больше не за что: подлостей соседских она никому не делала. Оказалось вдруг, что и мужа до развода она довела, и дочь свою в дворовую компанию вытолкнула. Мол, девочке тошно было смотреть на, мягко скажем, непотребное поведение мамочки. Что такого непотребного Валерия совершила, она понять не могла: со Шляхтиным они жили каждый сам по себе по обоюдному согласию. А, следовательно, на личную жизнь каждый имел свое личное право. Только вот разница – то была в чем: Шляхтин имел все на стороне, а она водила своих любовников домой. И все это видели. Ну, сглупила. Так и получилось, что каждое слово, сказанное на суде, было не в ее пользу. И такой дрянью ее выставили, что снисхождения от тетки – судьи она уже и не ждала.
А Лунев – то оказался каким паршивцем! Даже адвоката толкового найти не захотел, на деньги пожмотился, не иначе.
Валерия Георгиевна довольно резво соскочила с подножки остановившегося трамвая. Вот и конец путешествию.
То, как она ехала в поезде, в общем вагоне, ей вспоминать не хотелось. Как люди отличали в ней только что освободившуюся зечку, для нее было загадкой. Две бабы с соседних полок вроде и поглядывали жалеючи, но сумки свои все время к груди прижимали, почти не таясь. А ей вдруг стало обидно: она же не воровка какая – то.
Во дворе было безлюдно. Валерия Георгиевна остановилась перед подъездом и посмотрела на окна бывшей квартиры. Если она все поняла правильно из последнего письма Зинаиды, квартиру эту Вика продала. А ей, матери, купила однокомнатную в обычной хрущевке. Да еще и на окраине города. Хороша доченька!
Валерия Георгиевна не знала о том, что Шляхтин написал завещание. Как ему могла прийти в голову эта мысль, ему, здоровому оптимисту по жизни? Он даже ни разу не был в поликлинике, ни на что не жаловался, а простуду, редко достававшую его по осени, лечил сладкими ментоловыми конфетками. И – проходило! Завещание – это ведь почти привет с того света!
Он ее, жену свою, даже не упомянул. Даже на память о себе не пожелал ничего оставить. Все – Вике. Вика, конечно же, Валерии дочь, не чужой тетки, но – обидно. Осталась Валерии Георгиевне только ее трешка и салон красоты. Да вот еще Вика выделила матери на бедность однокомнатную квартирешку. Салон уже давно дохода не приносил, за десять лет обретя только конкурентов и долги. Валерия Георгиевна рассчитывала только на деньги, скопившееся на счету от сдачи квартиры. За вычетом оплаты услуг посредника. А это не так уж много, учитывая, что пожить – то еще хочется. Остается только Вику к совести призвать.
Она последний раз бросила взгляд на светящиеся окна и пошла дальше в сторону дома, где сейчас жила ее дочь. Совсем рядом, на соседней улице.
Дверь ей открыла Зинаида. По – бабьи всплеснув руками и испуганно попятившись назад. Ее здесь не ждали. Валерия Георгиевна вдруг отчетливо поняла, что вторгается в давно устоявшуюся жизнь людей, которые когда – то считались для нее самыми близкими. Она вдруг ощутила запах своего неухоженного тела, запах камерной нищеты и плохо отмытой дорожной грязи. Она почувствовала себя чужой даже для Зинаиды, хотя и писавшей ей все это время короткие редкие письма, но не сумевшей даже скрыть растерянность.
– Здравствуй, Зина, – Валерия Георгиевна все же переступила негостеприимный порог.
– Валерия! Заходи, – неопределенно махнула рукой Зинаида то ли в сторону длинного коридора, то ли в сторону кухни, из которой доносились манящие своей сытостью запахи.
– Вика дома?
– Нет, они с Иваном у ее подруги. Я одна. То есть, с детьми. То есть, с твоими внуками, – Зинаида потерялась совсем.
Вот внуков своих Валерия Георгиевна видеть была не готова. Маленькие белокурые головки с фотографии, присланной Зинаидой втайне от Вики, не выходили у нее из головы все время, пока она тряслась на полке поезда. Но, объявиться бабушкой перед ними она не смела.
– Ты мне дай адрес той квартиры, которую мне приобрела моя добрая дочь, – попросила она с сарказмом в голосе, – И ключ.
– Да – да, конечно. Вот. Это в Промышленном районе, – Зинаида вынула из ящика комода ключ и карточку с адресом.
«Подготовилась. Все, что мне предназначено – тут же, в коридоре. Это, чтобы я в барские покои не лезла, что ли?» – подумала Валерия Георгиевна со злостью.
– Спасибо. Еще увидимся, – процедила она сквозь зубы, выходя из квартиры.
«Вот ее-то как раз и не хватало Вике. Со всей накопленной за десять лет злобой. Ко всем неприятностям еще и возвращение мамочки!» – Зинаида не испытывала к бывшей подруге никаких чувств. Ни жалости, ни сочувствия. Все умерло. В тот день, когда та выстрелила в единственного любимого ею, Зинаидой, мужчину.
Глава 18
Борин даже представить боялся, что было бы с Дашкой, если бы она потеряла Леньку. Или Стасю. Хотя нет, неудачно он как – то подумал: его жена уже теряла сына. Тогда она была ему еще не жена…
Он смотрел на Софью Гурскую и от ее ледяного спокойствия у него по телу разливался холод. Он видел, что и другим: ее подругам и Ивану Луневу, мужу одной из подруг, тоже не по себе. Все смотрели на Софью, ровным голосом говорившую о высшем суде, расплате за содеянное и справедливости возмездия. И молчали.
Он пришел к Гурским в надежде, что Софья уже хоть немного, но пришла в себя. Он надеялся, что Лунев еще не сказал ей, что ее муж погиб. И, тогда, можно рассчитывать хоть на какую – то беседу. А теперь стоял и слушал ее горестный монолог.
– Я хочу только одного, чтобы она вернула мне сына, – повторяла Софья уже в сотый раз, – Найдите мне ее, только не наказывайте. Она столько страдала по моей вине…
– Соня, перестань пороть чушь. Похищению ребенка нет оправдания! – Вика бросила на Борина возмущенный взгляд, мол, скажите хоть что – то!
– Да, Софья Александровна, давайте не будем оправдывать преступника.
– Тогда и меня судить нужно. За ту драку…
Борин вздохнул. Разговора с Софьей не получится.
– Виктория Дмитриевна, где мы с вами можем поговорить?
– Пойдемте, – Вика вышла из кухни.
Это была детская. С кроватью в виде большой лодки или катера, в изголовье которого было приделано рулевое колесо. С огромными стеллажами, уставленными машинками и роботами. А на стене, в рамке, висела картина: средневековый замок на острове посреди моря.
– Эту картинку из пазлов Тошка собирал с отцом. И неизвестно, кому было интереснее: отцу или сыну, – Вика показала Борину рукой на вертящийся стул у компьютерного стола, а сама присела на детскую кровать – Сашка мог часами ползать по полу, играя с ним.
– Гурский знал о том, где воспитывалась Софья? – спросил «в лоб» Борин.
– Знал, конечно. Ему об этом еще Сонин отец рассказал. Когда был жив. И как она попала в Школу Агнессы Бауман, Сашка тоже знал.
– Расскажите про драку. Все, что вам известно.
– Немного. Соня и эта девочка, которую избили, они дружили раньше. Я не знаю, из – за чего они на нее набросились. Что – то связано с учебой. У этой девочки, Аня, кажется, ее звали, мама преподавала в их школе. Аня попала в больницу с тяжелыми травмами. Долго лечилась, потом куда – то уехала. Соня пыталась ее найти, но безуспешно. Кстати, отец Сони оплачивал ей лечение. Это, конечно, не оправдывает его поступка: Соню – то он от наказания «отмазал».
– В избиении призналась ее подруга.
– Да. Он, наверное, заплатил ей. Или ее родителям, как там у вас делается. Ну, и ментам, конечно, извините.
