Бегущий за ветром - Хоссейни Халед (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗

Амир– ага!

Рахим-хан-сагиб очень болен, все время кашляет, харкает кровью и очень похудел. Фарзана-джан готовит его любимую шорву, а он съест чуть – чтобы только ее не обидеть – и отставит тарелку. Я очень беспокоюсь за него и каждый день молюсь, чтобы Аллах даровал ему здоровье. Через несколько дней он уезжает в Пакистан посоветоваться с врачами, и дай Господь, чтобы он вернулся с добрыми вестями. Но в глубине души я боюсь за него. Мы с Фарзаной-джан сказали маленькому Сохрабу, что Рахим-хан-сагиб обязательно поправится. 

А что нам было делать? Сыну только десять лет, и он обожает Рахим-хан-сагиба, благо вырос у него на глазах. Раньше Рахим-хан-сагиб покупал Сохрабу на базаре воздушные шарики и сладкое печенье, но сейчас он очень ослаб и на рынок уже не ходит.

В последнее время я часто вижу сны, Амир-ага. Кошмары – гость редкий, но иногда я вижу виселицы на залитом кровью футбольном поле и просыпаюсь со стесненной грудью, весь мокрый от пота. Куда чаще мне снится что-то хорошее, например, что Рахим-хан-сагиб выздоровел или что сын мой вырос и стал свободным достойным человеком. Порой мне снится, что на улицах Кабула вновь расцвели цветы лола [36] и из чайных опять разносится музыка рубаба и воздушные змеи парят в небе. А еще я вижу во сне тебя, Амир-ага. Когда же ты приедешь в Кабул, где тебя ждет не дождется твой верный друг?

Да пребудет Аллах с тобой вовеки. 

Хасан

Я перечитал письмо дважды, сложил и вместе с фотографией спрятал в карман.

– Как он там?

– Письмо было написано полгода назад, за несколько дней до моего отъезда в Пешавар, – устало произнес Рахим-хан. – Снимок я тоже сделал перед отъездом. Через месяц мне сюда позвонил один из соседей. Вот что он рассказал.

Вскоре после того, как я отбыл, пошли слухи, что в Вазир-Акбар-Хане некая семья хазарейцев одна живет в роскошном доме. По крайней мере, так утверждал Талибан. Его официальные представители заявились к нам в дом с расследованием и подвергли допросу Хасана. Когда он сказал, что он только слуга, а хозяин – я, его обвинили во лжи, хотя соседи, в том числе тот, который мне позвонил, подтверждали его слова. Окончательный вывод был таков: он вор и лгун, как, впрочем, и все хазарейцы, и чтобы духу его здесь не было к концу дня. Хасан настаивал на своей правоте. Но, как выразился сосед, талибы поглядывали на большой дом как волки на отару овец. Хасану было сказано, что они сами присмотрят за домом, пока я не вернусь. Он не соглашался. Тогда его вывели на улицу…

– Нет…

– …поставили на колени…

– Господи, нет…

– …и выстрелили в затылок.

– Нет…

– Фарзана с криками кинулась на них…

– Нет…

– …и ее застрелили тоже. Потом талибы заявили, что это была самооборона.

– Нет, нет, нет, – шептал я в отчаянии, позабыв все остальные слова.

1974– й год. Больничная палата. С Хасана сняли повязки после пластической операции. Баба, Рахим-хан, Али и я толпимся вокруг его койки.

Хасан разглядывает свою губу в зеркальце, а мы ждем, что он скажет.

Человек в камуфляже приставляет дуло Калашникова к затылку Хасана. Звук выстрела разносится далеко. Хасан падает на землю, и его праведная душа отлетает прочь, словно воздушный змей.

Смерть, смерть вокруг меня. А я по-прежнему жив и здоров.

– Талибы вселились в дом, – бесстрастно произнес Рахим-хан. – Лица, вторгшиеся в чужое владение, изгнаны, все по закону. Убили кого-то? Самооборона. Никто не возражал, боялись. Разве можно рисковать всем ради двух ничтожных хазарейцев?

– А что они сделали с Сохрабом? – Язык у меня заплетался.

Приступ кашля скрутил Рахим-хана. Лицо у него сделалось малиновое, глаза налились кровью.

– Говорят, отправили в приют где-то в Карте-Се, – прохрипел он, задыхаясь и старея на глазах. – Амир-джан, я вызвал тебя сюда, не только чтобы свидеться перед смертью. У меня к тебе есть дело.

Я молчал, уже догадываясь, что он собирается сказать.

– Хочу, чтобы ты поехал в Кабул, нашел Сохраба и привез сюда.

Нужные слова в голову не приходили. Я ведь еще даже не освоился с известием, что Хасан убит.

– Послушай. Среди моих пешаварских знакомых есть американцы, муж и жена, Томас и Бетти Колдуэлл, очень добрые люди. Они представляют небольшую благотворительную организацию, существующую на частные пожертвования. У них сиротский приют, в основном они занимаются афганскими детьми. У них чисто и безопасно и за детьми уход хороший, сам видел. Они уже сказали мне, что с радостью примут Сохраба.

– Рахим-хан, ты, наверное, шутишь.

– С детьми надо обращаться бережно, Амир-джан. Кабул и так полон беспризорников. Не хочу, чтобы Сохраб стал одним из них.

– Рахим-хан, я не поеду в Кабул. Это немыслимо, невозможно.

– Сохраб – очень талантливый мальчик. Здесь мы дадим ему новую жизнь, новую надежду, он попадет к любящим его людям. Томас-ага – очень хороший человек, а Бетти-ханум – отличный воспитатель. Видел бы ты, как они относятся к своим сироткам!

– Но почему я? Найми кого-нибудь, пусть съездит в Кабул. Если дело за деньгами, я готов оплатить расходы.

– Дело тут не в деньгах, Амир, – взревел Рахим-хан. – Ты оскорбляешь меня, человека при смерти! Когда это деньги были для меня на первом месте? И мы оба прекрасно знаем, почему я выбрал именно тебя.

Я понял, о чем он. А лучше бы не понимать.

– Послушай, у меня в Америке жена, дом, карьера. Кабул – опасное место, как я могу рисковать всем ради… – Слов мне опять не хватило.

– Знаешь, мы как-то говорили о тебе с твоим отцом. Его очень беспокоило твое поведение. И он сказал мне: Рахим, из мальчика, который не может постоять за себя, вырастет мужчина, на которого нельзя будет положиться ни в чем. Оказывается, он был прав? Так и вышло?

Я потупил глаза.

– Я прошу тебя выполнить последнюю волю умирающего, – сурово проговорил Рахим-хан. Что называется, зашел с козырной карты.

В воздухе повисло молчание. Какие слова я мог подобрать? А еще писатель.

– Наверное, Баба был прав, – пробормотал я наконец.

– Ты серьезно, Амир?

– А ты так не думаешь? – В глаза ему я смотреть не мог.

– Иначе я бы тебя сюда не пригласил. Я вертел на пальце обручальное кольцо.

– Ты всегда был слишком высокого мнения обо мне, Рахим-хан.

– А ты о себе – слишком низкого. – Рахим-хан передохнул. – Но есть и еще кое-что. Об этом ты не знаешь.

– Рахим-хан, умоляю тебя…

– Санаубар была Али не первой женой. Я вскинул на него глаза.

– Его первая жена была хазареянка из Джагори. До твоего рождения было еще далеко. Они состояли в браке три года.

– И при чем тут все это?

– Детей у них не было, и через три года она ушла от Али, вышла замуж за доброго человека из Хоста и родила тому троих дочерей. Вот и все, что я хотел тебе сказать.

Я начал понимать, к чему он клонит. Но я не желал больше об этом слышать. Главное – это Калифорния, обеспеченная жизнь, старый викторианский дом с остроконечной крышей, карьера писателя, любящие родственники. Все остальное – побоку.

– Али был бесплоден, – пояснил Рахим-хан.

– Как это? У него и Санаубар родился сын. И звали его Хасан.

– Он не мог иметь детей.

– А от кого же тогда Хасан?

– Сам знаешь от кого.

Мне казалось, я скатываюсь вниз по крутому склону, напрасно пытаясь ухватиться за траву и кусты ежевики. Комната качалась и кружилась у меня перед глазами.

– Хасан знал? – Застывшие губы меня не слушались.

Рахим-хан закрыл глаза и покачал головой.

– Сволочи, – пробормотал я и вскочил на ноги. – Какие же вы все сволочи! Лживые мерзавцы!

– Прошу тебя сесть.

– Как вы могли скрывать это от меня? От него?

– Подумай сам, Амир-джан. Ведь такой позор. Пошли бы сплетни, все было бы втоптано в грязь, и честь, и доброе имя. Проболтаться нам было никак нельзя, сам понимаешь.