Кокаиновые ночи - Баллард Джеймс Грэм (книги бесплатно полные версии txt) 📗
– Я не мог иначе.– Меня возмутило, что Сэнджер пытается их оправдать.– В доме Холлингеров погибло пять человек.
– Ужасное преступление, если оно было преднамеренным.– Сэнджер наклонился ко мне, попытавшись сгладить улыбкой мою вспыльчивость.– Вопросы, которые вы задаете… Пожалуй, в Эстрелья-де-Мар вы не найдете на них ответа. Или ответы вам не понравятся.
Я встал и нервно зашагал вдоль пустых книжных полок.
– Вряд ли. Пока что я не услышал ни одного нормального ответа. Мне все больше и больше кажется, что здесь какой-то заговор, но я могу и ошибиться. Как бы там ни было, я обязан высвободить Фрэнка из тюрьмы.
– Конечно. Его признание не укладывается в разумные рамки. Вы как старший брат несомненно ощущаете свою ответственность за него. Посидите, а я принесу вам минеральной воды.
Он попросил извинения, на ходу пригладил свои серебристые волосы перед зеркалом и вышел на кухню. Я попытался представить себе, как он жил в этой мрачной вилле с постоянно сидевшей на успокоительных Биби Янсен. Странная парочка, даже по стандартам Эстрелья-де-Мар. В облике Сэнджера было что-то почти женственное, какая-то неизбывная предупредительность, которая, возможно, настолько успокоила и утешили наркоманку в полной прострации, что та в конце концов пригласила доктора к себе в постель. Я подумал, что заниматься с ним любовью – все равно что с бесплотным призраком, так он тих и неуловим.
В то же время в манере доктора сквозила явная уклончивость, вызывавшая у меня подозрения. Сэнджер тоже вполне мог поджечь дом Холлингеров, чтобы избавиться от ребенка Биби. Если бы выяснилось, что он наградил ребенком одну из своих пациенток, у него наверняка отобрали бы лицензии. И все же он явно заботился об этой молодой женщине и, несомненно, по-своему скорбел о ее кончине, храбро явившись перед враждебно настроенной толпой на ее похоронах, а потом залившись краской смущения, когда я застал его одного возле могильного камня. В нем непостижимым образом уживались раскаяние и тщеславие, и я невольно задавался вопросом, не выбрал ли он серебристо-белый мрамор под цвет своего костюма и волос.
Я поискал глазами телефон, сгорая от нетерпения вызвать такси. Хотя я гонялся по улицам Эстрелья-де-Мар за Кроуфордом, нашел ключи и пережил столкновение с дельтапланеристом, на сегодня мне еще не хватило приключений. Я подошел к окнам в сад и посмотрел на пустой бассейн. Кто-то швырнул через стену банку желтой краски, и канареечного цвета солнечные лучи ручейками растеклись до самого сливного отверстия.
– Еще один образец абстрактной живописи, – сказал я Сэнджеру, который вернулся с минеральной водой.– Понятно, почему вы переезжаете.
– Время оставаться и время уезжать.– Он пожал плечами, словно безропотно принимая собственные доводы.– У меня есть недвижимость в жилищном комплексе Костасоль, несколько бунгало, которые я сдаю на лето. Я решил оставить одно себе.
– Костасоль? Там очень тихо…
– Верно. Почти как на кладбище. Но это самое то, что мне нужно. Система охраны там лучше, чем где бы то ни было на побережье.
Сэнджер открыл окно и прислушался к вечернему шуму Эстрелья-де-Мар, словно политический лидер в изгнании, обреченный жить на своей надежно охраняемой вилле в обществе одних лишь книг.
– Не скажу, – добавил он, – что меня выживают отсюда, но мне хочется более спокойной жизни.
– У вас будет там практика? Или людям, живущим в пуэбло, психиатр уже не поможет?
– Это немного несправедливо.– Сэнджер подождал, пока я вернусь в кресло.– Никто даже не задумался бы о выходе на пенсию, если бы дремать на солнце было запрещено.
Я сделал глоток тепловатой воды и подумал о бодрящем виски Фрэнка.
– Строго говоря, доктор, мало кто из обитателей Костасоль – пенсионеры. В большинстве своем это люди сорока-пятидесяти лет.
– В наши дни все идет быстрее. Будущее кидается к нам, как теннисист, стремящийся отбить мяч у самой сетки. Люди новых профессий достигают пика активности еще до сорока. В общем, в Костасоль у меня будет достаточно пациентов. Имеет смысл перебраться туда прямо сейчас, потому что здесь пациенты перевелись.
– Выходит, жители Эстрелья-де-Мар крепче здоровьем? Мало конфликтов, нет психических стрессов?
– Очень мало. Они слишком увлечены своими театральными клубами и хорами. Чтобы по-настоящему проникнуться жалостью к самому себе, нужна уйма свободного времени. Здесь даже воздух какой-то особенный, – впрочем, я не имею в виду вашего дельтапланериста.
– А Бобби Кроуфорд?
Сэнджер стал разглядывать воду в стакане, словно пытаясь увидеть на ее поверхности свое отражение.
– Кроуфорд, как вы могли заметить, интересный человек. Немного опасный – но сам он этого не осознает. Он тормошит и будоражит людей, пусть даже иногда используя их. Но в целом он благо. Он вдохнул жизнь в Эстрелья-де-Мар, хотя многие не в силах за ним угнаться. Некоторым приходится отступать на обочину.
– Некоторым вроде Биби Янсен?
Сэнджер отвернулся и стал рассматривать внутренний дворик, где возле пруда ждало неизвестно кого раскладное кресло-шезлонг. Я догадался, что молодая шведка нежилась в нем на солнце под печальным и задумчивым взглядом психиатра. Стоило мне упомянуть имя девушки, как он, казалось, погрузился в легкий транс, вспоминая лучшие времена.
– Биби… Я очень любил ее. До того как ее взяли к себе Холлингеры, она часто звонила в дверь и просила разрешения побыть со мной. Я лечил ее от пристрастия то к одному наркотику, то к другому и всегда позволял пожить у меня. Это был шанс отучить ее от всего, что разрушает сознание. Она знала, что все эти пляжные бары – для нее слишком большое искушение. Но Кроуфорд и его друзья то и дело проверяли ее на прочность, словно она новоиспеченная Пиаф или Билли Холидей, чей громадный талант осилит все. А она была не такая, крайне уязвимая.
– Кажется, ее любили все. Это чувствовалось в день похорон.
– В день похорон? – Сэнджер встрепенулся, вернувшись в настоящее, его взгляд утратил мечтательное выражение.– Андерсон был просто не в себе. Милый мальчик, в прошлом один из последних хиппи, который понял, что он талантливый механик. Она напоминала ему его юность, путешествия с рюкзаком по Непалу. Он хотел, чтобы Биби оставалась ребенком, живущим на пляже, как цыганка.
– Он думал, что ей подходит такой стиль жизни. Возможно, миру не обойтись без разочарованных и потерявших веру в себя, вроде Андерсона. Между прочим, он думает, что вы были отцом ее ребенка.
Сэнджер пригладил свои серебристые волосы тыльной стороной руки.
– Так считают все в Эстрелья-де-Мар. Я пытался защитить ее, но мы никогда не были любовниками. Как это ни грустно, даже не помню, чтобы я хоть раз прикасался к ней.
– Говорят, вы спите со своими пациентками.
– Но мистер Прентис…– Сэнджера, казалось, удивила моя наивность.– Мои пациенты – это мои друзья. Я приехал сюда шесть лет назад, когда умерла жена. Женщины обращались ко мне за помощью. Они пили, пристрастились к снотворному, но не могли заснуть по ночам. Некоторые из них погрузились на самое дно невыносимой скуки. Я нырял за ними и выводил обратно, пытаясь придать их жизни какой-то смысл. С одной или двумя из них меня связывали интимные отношения. Для других, например для Биби и племянницы Холлингеров, я был не более чем помощником и советчиком.
– Анна Холлингер? – Я невольно поморщился, точно от боли, вспомнив выгоревшую дотла спальню.– Вы не отучили ее от наркотиков, она сидела на героине.
– Отнюдь нет.– Сэнджер заговорил резко, словно решив поставить на место невежественного подчиненного.– Она полностью отвыкла от наркотиков.Ее выздоровление стало одним из немногих успехов клиники, уверяю вас.
– Доктор, она кололась во время пожара. Ее нашли в ванной с иглой в руке.
Сэнджер всплеснул белыми руками, чтобы заставить меня замолчать.
– Мистер Прентис, вы торопитесь с выводами. У Анны Холлингер был диабет. Она делала себе укол инсулина, а не героина. Смерть – достаточная трагедия, не стоит еще и чернить усопшую…
