Яблоневый дворик - Даути Луиза (книги онлайн полные txt, fb2) 📗
Ему ответил Гай «Отлично. Ждем». Потом усадил меня и продиктовал длинный список вопросов, которые я не должна задавать нашему сыну.
В пятницу я осталась дома, посвятив день уборке и приготовлению запеканки. В десять вечера, когда сын так и не появился, Гай настоял, чтобы мы съели запеканку и легли спать. В субботу около трех часов дня раздался звонок в дверь. Я осталась наверху, предоставив открывать дверь Гаю — он справится лучше меня.
Сын. Я слышала внизу, в моем доме, голос сына, так хорошо мне знакомый, со всеми его низкими и скрипучими обертонами, с бесконечными «ага» и «само собой». Спускаясь вниз, я заставила себя не прыгать через ступеньки.
— Привет! — поздоровалась я.
Мой мальчик унаследовал от отца высокий рост и массивные, чуть сгорбленные плечи. Он заполнил собой всю комнату. Я смотрела на него — джинсы, кроссовки, зеленая куртка с какой-то псевдоармейской символикой, — и мое сердце переполняла любовь. Я с горечью думала, что какая-нибудь молодая женщина тоже могла бы его полюбить, будь он открыт для любви. «Ничего ты не понимаешь, — сказал он мне как-то несколько лет назад, когда гостил у нас и я выразилась в том духе, что в мире очень много любви. — Ничего». Позже Гай по секрету признался мне, что у Адама была девушка и эта девушка, по ее словам, сделала аборт, но Адам не знал, правду она говорила или лгала.
Он отрастил бородку — она ему идет. Густая, каштанового цвета, немного растрепанная, но сейчас так модно. Он терпеть не мог, когда на него пялились, поэтому, спускаясь по лестнице, я позволила себе коротко «сфотографировать» его, вобрала в себя увиденное и сразу опустила глаза. Похудел он или нет? Не перехвачу ли я у него тот затуманенный рассеянный взгляд, каким он смотрел на мир, когда принимал карбатрол? Мне было трудно удержаться от попытки поставить сыну диагноз. Я ужасно, отчаянно по нему скучала. Но, спускаясь по лестнице, старалась не подать виду, что взволнована.
— Привет, мам, — сказал он.
По звуку голоса я поняла, что он пошел на кухню.
* * *
Адам провел дома четыре дня. Он много спал. Ночью в спальне Гай свистящим шепотом требовал, чтобы я не задавала Адаму никаких вопросов, то есть ни единого. Мне казалось, он перегибает палку. По моему мнению, у Адама все обстояло относительно неплохо, особенно по сравнению с тем, что бывало раньше. Я считала, что он вполне в состоянии выдержать разговор, но уступала настояниям Гая.
В доме поселился запах сына, по комнатам двигался его силуэт — этого мне было достаточно. Я не работала, только делала вид, что работаю, подолгу просиживая у компьютера. Старалась, пока он тут, не выходить из дому, но на четвертый день решила съездить в супермаркет. Гай с Адамом сидели на заднем крыльце под лучами слабого солнца и пили чай; Адам курил самокрутку. В машине я подумала, что это хорошая идея — дать им время побыть вдвоем. Может, Гай сумеет вытянуть из Адама что-нибудь важное, чем сын не хочет делиться со мной.
Я катила тележку вдоль рядов и наполняла ее продуктами, думая, чем бы побаловать Адама. Выбирала я не то, что он любил в детстве, а то, что, по моим наблюдениям, любит сейчас: вегетарианские гамбургеры, чоризо, пасту, чипсы — весьма эклектичный набор. Все это — в огромных количествах, хотя после моего предыдущего похода по магазинам у нас оставались изрядные запасы еды. Уже перед самой кассой я бросила сверху большую упаковку лакричных леденцов.
Я отсутствовала всего час, но, едва переступив порог, уже поняла, что Адама нет. Я сразу почувствовала это по атмосфере неспокойной тишины, которую нарушил шорох шагов Гая, вышедшего меня встретить и принять сумки. Адам ждал, когда я уйду из дома, чтобы исчезнуть. Он хотел избежать разговора, неизбежного в момент прощания.
Я осуждающе смотрела на Гая. Ручки тяжелых полиэтиленовых пакетов больно врезались в ладони. Гай с трудом разжал мои пальцы.
— Я пытался, — мягко проговорил он.
* * *
После внезапного отъезда сына все стало намного хуже. Я старалась чем-то себя занять и как спасения ждала начала следующей недели, когда выйду на работу с полной нагрузкой. Я не подумала, что до работы еще надо доехать… По пути меня одолевали одни и те же мысли, и деваться от них было некуда. О сыне, которого, возможно, не увижу еще два года, и о том, что так и не сумела наладить с ним отношения, хотя никого дороже у меня не было на свете. О Гае и нашей растущей отчужденности — растущей в том числе и по моей вине, ведь по большому счету она меня устраивала. О тебе.
Почему ты так легко от меня отказался? Почему так послушно выполнил мою просьбу? Или я ошибаюсь? Может быть, ты тоже тоскуешь по мне, а не звонишь только потому, что веришь: так будет лучше для меня. А сам постоянно обо мне думаешь… Или ты успел вычеркнуть меня из своей жизни? Не исключено, что ты уже поглощен новой любовью. Я представляла себе женщин разных типов, которыми ты мог увлечься. Мысленно рисовала себе их портреты.
* * *
В конце концов это случилось. Случилось потому, что было неизбежным. Я знала, что это случится, — не знала только где и когда.
В десяти минутах ходьбы от нашего дома, неподалеку от торгового центра, есть парикмахерская, которой владеет маленький и очень красивый итальянец. Конечно, это не салон класса люкс, какой следовало бы посещать даме моего возраста, а обычная парикмахерская, но я хранила ей верность. Каждые два-три месяца делала стрижку, мелирование-шмелирование и все прочее, что там еще полагается. Массируя мне голову, хозяин, Бернардо, рассказывал мне об Италии. Все итальянки, утверждал он, хотят выглядеть одинаково. Потому-то он и перебрался в Лондон — здесь все женщины разные. У него работали японские, польские и корейские мастера, а также еще один итальянец, который заигрывал с любым клиентом, будь то мужчина или женщина, в чьем взгляде он угадывал тоску по любви. Я подозревала, что он встречается с одной из кореянок, но не была уверена. Мне нравилась атмосфера этого заведения, от которой явственно веяло мыльной оперой; я с интересом следила за тонкостями взаимоотношений персонала с посетителями и друг с другом и прислушивалась к их разговорам. Сидя перед зеркалом с обмотанными фольгой прядями, я ловила в нем отражения других клиентов. Не знаю уж, понимали они, что я за ними наблюдаю, или нет…
Я сидела в кресле, а Бернардо наносил последние штрихи: уложив волосы феном, неторопливо подправлял выбившийся на миллиметр локон, всем своим видом давая мне понять, что я для него — особенная клиентка. Он спросил, следует ли поставить в салоне кофеварку, и я ответила, что не стоит. Бернардо чуть отступил, любуясь на свою работу, а я повернула голову, слегка встряхнув волосами, чтобы посмотреть, как они лежат. Мой взгляд упал на окно, и я увидела, что на улице стоит Джордж Крэддок. Он смотрел на меня. И улыбался.
Почти пятнадцать минут я пряталась в туалете парикмахерской. Вероятно, Бернардо недоумевал. Неужели я недовольна стрижкой? Или мне стало плохо? Я могла позвонить Гаю и попросить его прийти, но тогда пришлось бы симулировать болезнь и как минимум до вечера играть эту роль, а я и без того в последнее время вела себя странно. Если Гай придет, пока Джордж Крэддок еще здесь, то негодяй узнает, как выглядит мой муж. С него станется подойти и сказать что-нибудь вроде «Здравствуйте, меня зовут Джордж Крэддок, мы с Ивонн вместе работаем. Кажется, мы с вами еще не знакомы».
Звонить тебе я не могла. Была суббота. Я не могла тебе звонить в любом случае.
В конце концов я поняла, что мне остается одно: выйти из салона с гордо поднятой головой, какой бы ужас ни творился у меня в душе.
* * *
На улице я посмотрела в обе стороны, но Крэддока не обнаружила. Конечно, он мог где-то притаиться, но что-то мне подсказывало: ошивайся он поблизости, сразу бы подошел. Ладно, сказала я себе, будем считать, что это неприятная случайность. По соседству много магазинов: он мог идти в один из них. А мне придется сменить салон. Бернардо удивится, куда я пропала.
