Сукины дети - Филатов Леонид Алексеевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
– Скорее всего, сошлют! – авторитетно поддерживает разговор Боря. – Будут предлагать точки – проситесь в Англию.
...На одном из столиков в гримуборной Андрея Ивановича разложена целая аптечка, над которой хлопочет переполошенная Элла Эрнестовна. Сам Андрей Иванович полулежит на диване, руки теребят диванную обшивку, на лбу – бисеринки пота.
– Да нормально, Элла, – успокаивает он жену, хотя самого колотит крупная дрожь. – Под лопаткой уже отпустило... Много нитроглицерина тоже нельзя, может быть коллапс... Ты знаешь, это было, как гипноз... Вот он смотрит на меня, и я чувствую, как язык у меня деревенеет... У него такой взгляд... нехороший взгляд... как у тех...
– Это страх, Андрюша, – Элла Эрнестовна промокает платком влажный лоб мужа. – Это на всю жизнь. Ты уж смирись с этим, побереги сердце...
– Он зачитал нам какую-то ерунду... Цитаты из западных газет... В общем, я плохо помню... А потом предложил голосовать... И рука у меня поднялась сама собой... И все подняли руки. Хотя нет, один был против. Коля Малинин. Монтировщик.
– Не будь ребенком! – увещевает мужа Элла Эрнестовна. – Ты думаешь, от вас что-то зависело?.. Да они исключили бы Георгия Петровича и без вас!.. Ваше голосование – пустая формальность!..
– Да пойми, Элла, – стонет Андрей Иваныч, – им было важно сделать это нашими руками!.. Чтобы показать нам, какие мы ничтожества!.,. И они этого добились. Да, собственно говоря, и не добивались. Просто цыкнули – и мы тут же упали на карачки!.. Господи, какой стыд!..
– Прекрати, Андрей! – Элла Эрнестовна переходит на шепот. – Ты же знаешь эту машину. Она раздавит всякого, кто будет ей сопротивляться. Ты однажды уже попробовал. Пусть пробуют другие!..
По радиотрансляции – настойчивые звонки.
Татьяна в своей гримуборной поспешно натягивает на себя какую-то хламиду. Оглядывает себя в зеркале. Поправляет волосы. Пудрит нос.
«Ку-ку!» – Татьяна резко поворачивается и видит высовывающуюся из-за вешалки физиономию Гордынского.
– Ты с ума сошел! – ахает Татьяна. – Тебя ж могут увидеть!.. А ну, выматывайся немедленно!..
– Сейчас время пик, – объясняет Игорь. – Все на прогоне. – И тут же меняет тон: – Тань, только один вопрос: когда мы увидимся?
– Никогда, Игорь, – Татьяна снова поворачивается к зеркалу. – И не задавай больше никаких вопросов.
– Вот это да! – лицо у Игоря вытягивается. – Так-таки и никогда? Напугал тебя наш мавр!..
– Я не хочу доставлять Леве неприятные минуты. И так весь театр шушукается.
– А обо мне ты подумала? – вскрикивает Игорь. – Или мои переживания тут не в счет?..
– Ты – другое дело, – парирует Татьяна. – Ты – свободный человек. И потом – я люблю мужа.
– Что ты говоришь! – ехидничает Игорь. – Оказывается, ты любишь мужа!.. Не поздновато ли прозрела?
– А ты и в самом деле пошляк! – Татьяна брезгливо разглядывает Игоря в зеркале. – Правильно про тебя говорят: пошлый дурак с оловянными глазами...
– Это кто же так говорит? – последние слова задели Игоря за живое. – Уж не Левушка ли? В таком случае можешь передать ему, что он благородный умник с натуральными рогами!..
Вот этого говорить не следовало, тут Игорю явно изменило чувство меры. Он не успевает даже осмыслить сказанное. а в руках у Татьяны уже матово поблескивают щипцы для завивки волос.
– Пошел вон! – приказывает Татьяна. – Немедленно пошел вон, или я за себя не отвечаю!
Вслед за тем щипцы действительно летят в сторону Гордынского, но он уворачивается.
– Правильно, – бормочет Игорь, потихоньку перемещаясь к двери, – один с топором, другая – со щипцами... Вполне в духе вашей семьи!.. Интересно, чем будут швыряться ваши дети...
В дверь, которая за ним поспешно захлопывается, летит флакон дезодоранта.
– Продали, подлюки! – стоя под горячим душем, Сима так яростно намыливает голову, как будто именно она главная виновница случившегося. – С потрохами продали! Ну ничего, вернется шеф – вы еще попляшете!..
– Ребята не виноваты, Серафима Михайловна! – робко вступается Аллочка. – Они сами испереживались... Но что они могли сделать?
– Может, еще можно что-то исправить? – Ниночка косится на Гвоздилову. – Написать самому Черненко? Как вы считаете, Елена Константиновна?
– Я считаю, что когда актрисы разговаривают о политике – это уже смешно, – снисходительно отвечает Гвоздилова. – Но вдвойне смешно, когда они делают это в голом виде...
– Ах, тебе смешно? – Сима задохнулась от ярости. – Ну еще бы!.. Мы такие интеллектуальные, мы читаем Брохеса, остальное нам до лампочки! Правильно тебя шеф ненавидел!
Гвоздилова пожимает плечами, спокойно выключает воду и, не удостоив Симу ответом, выходит в раздевалку.
– Как вам не стыдно! – срывается Аллочка (как и большинство молодых актрис в театре, она испытывает перед Гвоздило-вой благоговейный трепет). – Елена Константиновна – воспитанный человек, а вы – базарная торговка!
– Вы просто завидуете Елене Константиновне! – поддерживает подругу Ниночка. – Завидуете ее успеху!.. Ее все уважают, а вас – нет!
– Я завидую? – поперхнулась Сима. – Матрешки, да вы в своем уме?.. Я завидую этой вяленой медузе?
Аллочка и Ниночка переглядываются и, не сговариваясь, выскакивают в раздевалку, оставив Симу в гордом одиночестве.
– Бегите, бегите, шпана! – напутствует их Сима. – Поносите шлейф за своей старенькой королевой!..
В раздевалке Гвоздилова, уже накинувшая на себя халат, растерянным взглядом обводит пустые полки своего шкафчика.
– Девочки, простите, вы не видели... Я отлично помню, что положила их вот сюда... В общем, у меня пропали трусики.
– Это Серафима! – уверенно говорит Аллочка. – Рупь за сто, это ее каверзы!
– Серафима Михайловна! – кричит Ниночка. – Вы случайно не видели трусики Елены Константиновны?
Из душевой доносится довольный смешок – Сима взяла реванш.
– Это французские, что ли? – отзывается Сима. – Как же, видела! Они просили передать, что улетают в Париж искать себе задницу поприличней!..
– Жалко Симу, – неожиданно говорит Гвоздилова. – Она очень хороший и искренний человек. Но ей мешает то, что она борется со всеми сразу...
А в душевой мокрая, голая, несчастная Сима отчаянно стучит кулаком в кафельную стену: «Суки вы!.. Суки продажные!.. Трусы!..»
...У стенда, где вывешиваются наиболее сенсационные вырезки из журналов и газет, скучилась огромная толпа. Все разговаривают шепотом, как на похоронах, подходят все новые люди, и каждый пробивается поближе к стенду, чтобы собственными глазами прочитать те роковые пять строк, которые уже выучены всеми наизусть: «Указом Президиума Верховного Совета СССР... лишить гражданства... за оскорбительные выпады в адрес...»
– Все! – констатирует мрачно Боря и обнимает за плечи притихшего Левушку. – Амба!.. Теперь они могут делать с нами все, что захотят!
...И снова по бесконечным тоннелям, коридорам и переходам театра нервной рысью несется начальственная группа. Шляпы, плащи, кейсы. Где-то сбоку семенит директор, показной удали в нем заметно поубавилось, весь он как-то обмяк и сник, поэтому путешествие происходит в полном молчании.
...В огромном репетиционном зале собралась вся труппа. Ни покашливания, ни шушуканья, ни скрипа стульев, как это обычно бывает, когда в зале собирается много людей, – тишина. На первый взгляд может показаться, что там, куда сейчас устремлены взгляды актеров, происходит нечто завораживающее, притягательное, необычное – словом, нечто такое, от чего нельзя отвести глаз. Но вот камера берет обратную точку, и мы видим, что ничего необычного там нет: напротив неподвижной и безмолвной труппы – такой же неподвижный и безмолвный президиум, состоящий из уже известной нам начальственной пятерки. Пауза затягивается, становится двусмысленной, начинает заполняться опасной энергией.
