Игра (рассказ) - Бондарев Юрий Васильевич (полная версия книги TXT) 📗
— Сереженька-а! — услышал он протяжный и звучный голос, оглянулся и замер.
Легко ступая босоножками по траве — на этом горном лугу, где остановилась партия, еще не было протоптано тропинок, — к палатке шла Лида. В новом платье, с косынкой через плечо, тонкая, загорелая, с острой грудью, она шла по берегу озера, на ходу срывала размякшие от зноя ромашки, подносила их к губам, потом радостно махала рукой Сергею. А он стоял, обмирая, не зная, куда девать свои руки; сердце билась возле горла.
Она подошла, с улыбкой заглянула ему в лицо. И его обдало нежным горьковатым запахом ромашек.
— Ну? — в непонятно веселом настроении спросила она и тряхнула сережками, в которых лучилось солнце. «Она стала носить сережки! — подумал он. — Зачем?»
— Лида… — прошептал Сергей. — Вы к нам?..
— Лида, Лида, ну что Лида? Эх ты… па-арень!.. Ну вот я вернулась. Соску-у-училась! — Она, засмеявшись, с любопытством спросила: — А ты, Сережа, вспоминал?
— А, Лидочка! Категорический привет! — раздался полушутливый голос Банникова, и он вышел из палатки с выражением наигранного удивления. — Слышу ваш голос… Сколько лет, сколько зим! О! В этом платье…
— О, в этом… — так же насмешливо повторила Лида. — А вы по-прежнему острите и изо всей силы размахиваете байроническим плащом? Вам не надоело?
— Терплю. — Банников не торопясь сея на ящик из-под оборудования, достал папиросы. — Между прочим, в этих горах ваши чары нужны как рыбе зонт, прошу прощения…
— Вот как?! — Лида помолчала, и на миг как-то некрасиво напряглось ее лицо. — Может быть, чары приготовлены для вас? — наконец сказала она. — А если это гак?
— Безрезультатно. — Банников выпустил струю дыма, затем нанизал на нее колечко. — Я не в счет. Я молодой старик, Лидочка.
Лида перевела глаза на Сергея, и он увидел в них что-то незащищенное, по-детски жалкое, но сейчас же она овладела собой — уголки губ дрогнули в улыбке.
— Очень хорошо… Пойдемте, Сережа, — уже беспечно сказала она и тряхнула головой. — Вы хотите в горы? Сегодня свободный день…
И взяла его под руку с ласковым видом.
— Вот, вот, — равнодушно заметил Банников. — Он пойдет за вами хоть на край света. Он лишь доверчивый мальчик…
Сергей, готовый встать на защиту Лиды, хотел ответить ему резкостью, но в ту же минуту она отпустила его локоть, с вызовом повернулась к Банникову, заговорила быстро:
— Знаете что! Я могу пригласить и вас. Хотите? Вы! Мужчина!.. Байрон! Я вас приглашаю!
— Что ж, пойдемте, — с вялой решимостью согласился Банников, встал с ящика, намекающе подмигнул Сергею: — Пойдем цветочки собирать.
Когда они миновали лагерь, начали подыматься в горы, все здесь было накалено полуденным зноем: и камни, и трава, и желтые стволы сосен. Было жарко и тихо. Только в горах неистово кричали дрозды.
Они взбирались по тропинке, иногда Лида преувеличенно громко просила Сергея подать руку, и он, расставив ноги, с нерешительностью слегка сжимал ее кисть своей большой грубой рукой, помогая ей, чувствуя, как мозоли его касались тонких цепких ее пальцев, и пунцово краснел, лоб покрывался потом. Банников независимо шел поодаль, насвистывая, продирался сквозь кусты, отстраняя от лица ветви и паутину; в его отглаженные матрацем синие брюки ежами вцеплялись колючки, он изредка сбивал их сорванным прутиком, брезгливо морщился.
— Очень жарко, подержите косынку! Да, будем цветочки собирать! — сказала Сергею Лида и тут же возле тропинки начала рвать цветы, с неестественным смехом косясь на хмуро-равнодушного Банникова, молчавшего все время. А Сергей неуверенно держал косынку — ее мягкий шелк никак не вязался с этим громким смехом — и с беспокойством, с горечью понимал, что все в Лиде было сейчас нелегко и несвободно. Было ему обидно видеть это, было жаль и ее и себя за то, что она смеялась таким деревянным смехом, за то, что рот в эти минуты у нее был некрасиво большой и сережки, казалось, старили ее лицо.
— Смотрите, белладонна! — вдруг проговорила Лида и начала рассказывать о странном цветке белладонне, сок которого используют молодые итальянки для того, чтобы глаза были темнее, глубже. — С намерением подчеркнуть страсть! — добавила она в сторону Банникова.
— Чепуха! — отозвался Банников. — Женские финтифлюшки. Гроша медного не стоит.
— Слушайте, Банников, это же смешно, — с упреком сказала Лида и прищурилась, подставляя лицо солнцу. — Неужели вы так ненавидите женщин?
— К сожалению, это не так, — натянуто-вежливо ответил Банников и подошел к Лиде. — Не всех.
— Да-а? Пожалуйста, сядем. Это интересно. Вы любите кого-нибудь? Сядем — и расскажите!
— Нет смысла.
Лида оживленно повернула голову к нему, брови ее взлетели, и она повторила:
— Сядем! Я хочу отдохнуть.
Они сели среди облитых солнцем ромашек; одурманивая, парной запах их заполнял здесь все, и чудилось Сергею, горьковато пахли и руки, и одежда, и воздух. Натянув платье на круглые колени, Лида кратко взглянула на Сергея, он попал в луч ее взгляда, его словно коснулся синеватый прозрачный свет, но тотчас она посмотрела на Банникова, сорвала ромашку, подула на лепестки, спросила:
— Хотите, я погадаю?
Она стала отрывать лепестки, потом снова засмеялась так нарочито весело, что Сергей, заерзав, смутился, подумал с тоскливой досадой: «Зачем она так смеется?»
— Вас любят, Банников, — сказала она.
И прикусила зубами стебелек ромашки, вопрошающе наблюдая за Банниковым.
— Она была ваша жена?
— Не имеет значения.
— Кто же она? — И кивком откинула каштановые волосы со лба.
Банников непроницаемо пощелкивал прутиком по брюкам.
— Честное слово, все это ужасно глупо!
И Сергей увидел: Лида легла спиной на траву, мечтательно закинула руки за голову — грудь ее остро и, казалось Сергею, бесстыдно проступила под легким платьем, — блуждающим, мягким взором стала глядеть в теплое небо, спросила еле слышно:
— Слушайте, Банников… Скажите мне, что такое счастье? Вы что-нибудь понимаете? Я ни-че-го…
Сергей слушал этот разговор и с тоской, с обидой думал, что он здесь совершенно не нужен, что о нем забыли, и прежнее тягостное ощущение обмана, пережитого им зимой, охватывало его. Боясь поднять голову, он на какое-то мгновение увидел глаза Банникова, неподвижно устремленные на лицо Лиды, и ее беспомощный, размягченный взгляд, обращенный к Банникову. И он тогда понял все.
— Я пойду, — неожиданно охрипло сказал Сергей и ватной рукой положил косынку рядом с рукой Лиды.
— Иди, иди, — поторопил его Банников, как будто очнувшись. — Счет до трех знаешь.
Из-за гор, погружавшихся в сумрак, надвинулось лохматое лиловое облако, тяжело придавило закат — металлически светилась узкая полоса. Дуло холодом с востока, и туман в движении курился над ущельями, был студено-розовым, и были розовыми и косынка на голове Лиды, и кусты возле троп, остро цеплявшиеся за помятые брюки Банникова, за ее платье. Она шла спотыкаясь, оскальзываясь при каждом шаге, камни с угасающим шорохом скатывались из-под ног.
Они молчали.
В горах начало темнеть, где-то кричала однотонно ночная птица, и этот звук гулко носился в ущелье, как в пустом колодце. Ветер с гор шумел в кустах, толкал в спину, а далеко внизу, там, где был лагерь, блестело, колыхалось красное пятно костра.
Сильный порыв ветра сорвал с Лиды косынку, унес в ущелье, и она, сделав шаг, вдруг села на камни, положила руки на колени, заплакала бессильно.
— Ненавижу! Себя ненавижу! — сквозь зубы шептала она — Видеть вас не могу, Банников! Все гадко, отвратительно…
А он, не успокаивая ее, втягивая ноздрями воздух, хмуро смотрел в сторону.
— Кто-то едет, — сказал он. — Перестаньте лить слезы, вы сами этого хотели…
Со стороны лагеря подымался в горы всадник. Он нецепко сидел в седле, подгонял плетью оступавшуюся лошадь. Лида встала, опустив руки, не двигаясь с места, глядела на темнеющую фигуру человека на лошади.
— Сережа! — прошептала она. — Зачем?..
