Животная пища - Барлоу Джон Перри (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
По мере того как рос список Маллигана, росло и мое изумление. Да этот человек не только безумец, он еще и искусный выдумщик! Однако должен вас предупредить: великий Майкл Маллиган ничего не выдумывал, и вся правда о его подвигах была так страшна и необычна, что о некоторых из них он предпочел умолчать.
Но как, спросите вы, как может человек сгрызть ботинок? Или в прямом смысле слова усидеть стул? Что ж, я не сомневаюсь, это под силу практически каждому. Нужны лишь хорошая мясорубка да добрая порция масла. Маллиган начинал с простой домашней мясорубки, оснащенной крепкими лезвиями, – она без особого труда превращает маленький предмет в более или менее удобоваримый фарш. Устройство побольше и помощнее может размолоть даже самый твердый ботинок. Уверяю, это не так тяжело и для желудка. Вы когда-нибудь слышали о Питере Шульце или Жан-Поле Коппе? Первый съел «Мерседес-Бенц», второй – биплан. Оба пользовались одной и той же незамысловатой техникой: они растирали нужный предмет в порошок и потихоньку его глотали, запивая подходящей смазкой. Вы думаете, съесть самолет невозможно? На самом деле это лишь вопрос времени. На биплан от пропеллера до хвоста ушло ровно два года, а Маллиган за свою жизнь съел столько мебели, что вполне хватило бы на приличную гостиную.
Этот великий человек изобрел несколько ручных мельниц, каждая из которых была мощнее предыдущей. При помощи прочных лезвий он мог размолоть даже дерево и пару гвоздей. Стекло Маллиган не пробовал, зато однажды соблазнился фарфоровой чашкой с блюдцем, а в другой раз – роскошной тарелкой.
– Все это объясняет мою просьбу, – сказал он в заключение. – Видишь ли, друг мой, сегодня вечером я действительно буду есть стул для этих дурней-масонов. Но времена пошли тяжелые, я вынужден терпеть разных заказчиков. И к такому ужину необходимо подготовиться.
Маллиган погладил свое округлое брюшко. Все еще под влиянием сигары и удивительных баек об обжорстве я попрощался и вышел из номера. Про деньги я совершенно забыл и на кухню спустился не разбирая дороги – настолько меня захватило собственное воображение.
То был первый подарок фортуны: я повстречался с настоящим знатоком своего дела, маэстро, великим Майклом Маллиганом.
На кухне стояло необычное затишье. Даже обед готовили как-то чересчур спокойно: повара не рубили мясо и овощи, а едва слышно резали, яйца взбивали легкими, как перышко, движениями. Все робко глядели в пол. Либо кого-то убили, подумалось мне, либо рассчитали.
Внезапно раздался грохот. К моим ногам покатилось железное ведро. Я слишком поздно вспомнил, что оставил его на виду, и мне стало ясно, из-за чего на кухне такая тишина. Шеф-повар, из чьих рук и упало ведро, наклонился и провел пальцем по его внутренней поверхности. Закрыл глаза, изображая, будто маслянистая сладкая жидкость пришлась ему по вкусу. Затем подошел ко мне вплотную. Он был высокого роста, но не выше меня. Однако на кухне физические размеры не имели никакого значения.
– Ответь мне на три вопроса, – сказал он, когда на нас опустилась пронзительная, болезненная тишина. – Первый: быть может, ты все-таки соизволил прочесть сегодняшнее меню?
Но вместо того, чтобы произнести это с подобающей вопросительной интонацией, он отметил свою короткую речь мощным ударом по моей голове, в который вложил всю имеющуюся силу. В моем ухе что-то треснуло, зажужжало, и в ту же секунду половина головы начала неметь. Конечно, я не читал меню, и в нем наверняка были блюда с апельсинами или оливковым маслом.
– Второй: ты угробил всю бутылку масла?
Я начал было жалко кивать, но не успел опустить голову, как она тут же взлетела вверх – его кулак врезался мне в лицо, зубы клацнули, и я почувствовал, что откусил самый кончик языка. Боли не было, наоборот, я обрадовался, что пережил два вопроса из трех.
– И наконец, – проорал шеф-повар, кружа около меня, – ТЕБЕ ИЗВЕСТНО, ГДЕ БИРЖА ТРУДА???
Последний вопрос он задал со спины, после чего схватил меня за шкирку, тряхнул и трижды ударил по голове, пока я летел вниз.
Потом ничего. Даже лежа на полу, я отчетливо ощущал испуганное оцепенение, воцарившееся на кухне. Лопатки замерли в масле, венички застыли в воздухе, и с них капал недовзбитый белок. Кровь холодной струйкой текла из моего рта на пол. Через некоторое время из разных частей тела в мозг начали поступать громкие сигналы боли.
– Чтобы через пять минут телятина была готова! – внезапно гаркнул шеф-повар, нарушив мертвую тишину. В ответ раздалось сдавленное мычание, и все вернулось на круги своя. Сослуживцы, перешагивая через мое раздавленное, ноющее от боли тело, бросали на меня сочувственные взгляды, но помочь не решались.
С огромным трудом я подполз к выходу и встал на колени. Когда я выбрался из кухни, ко мне подскочил один стажер и, убедившись, что нас никто не видит, прошептал:
– Зачем тебе эта смесь? Все хотят знать, особенно шеф. Он от любопытства просто спятил, но молчит, гордый. Что ты готовил?
Ответил я не сразу.
– Маллиган! – вырвалось у меня.
– Что?
– Великий Майкл Маллиган! Я приготовил ему стул!
Когда я приковылял к номеру ирландца, он уже собирался уходить, но без всяких раздумий затащил меня в ванну и помог умыться. Я попытался все объяснить, хотя язык болел немилосердно, но вдруг, вытирая меня влажным полотенцем, Маллиган нахмурился, как будто что-то поразительное пришло ему на ум.
– Боже правый! – сказал он, погладив по голове сначала меня, потом себя. – Да ты же почти моего роста! В толщину, конечно, не дотягиваешь, но и худым тебя не назовешь!
С этими словами он подлетел к шкафу, достал оттуда смокинг и дал его мне.
– Одевайся, мой мальчик, и забудь все свои печали! Ты едешь со мной!
Я сразу же переоделся. Костюм, разумеется, висел на мне, как палатка, но по длине пришелся почти впору, что придавало моему облику даже некоторую эксцентричность.
– Машина ждет, – сказал он, закурив сигару и поглядев на часы. – Сегодня ты будешь… м-м… Капитан Смак! Да, точно. Капитан Смак, помощник великого Майкла Маллигана.
Итак, фортуна вновь меня обласкала: разъяренный начальник избил до полусмерти, но благодаря этому я оказался на одной сцене с самим великим Маллиганом.
У ворот стоял сверкающий «роллс-ройс». Я забрался назад, а Маллиган втащил свое солидное тело на место водителя. Сиденье под ним казалось плоским и не таким упругим, как остальные. Оно напоминало бисквит, в который переложили яиц, – он многообещающе поднялся, но быстро опал в печи.
Маллиган достал из ящика одну бутылку с моей смесью.
– Глотнешь? – спросил он, разом всосав половину жидкости, а потом добавил: – Сегодня нам предстоит долгий вечер.
Пока мы ехали, я выпытывал из Маллигана подробности его приключений. В конце концов, по-видимому, утомленный моими расспросами, он сказал:
– Нет смысла рассказывать о моих выступлениях. Уверяю тебя, слова их не заменят. Потерпи немного, и тогда…
– Поживем – увидим, – пробормотал я. Мои блуждающие мысли полнились недоверием. Я не только подозревал этого полоумного великана во вранье, но и понятия не имел, куда он меня везет.
Маллиган резко остановился прямо посреди дороги, извивающейся вдоль берега. Меня дернуло вперед и чуть не сбросило с кожаного сиденья. Блестящие глаза ирландца вдруг потемнели, вспыхнули и уставились прямо на меня.
– Увидев, друг мой, ты все поймешь. Увидев, ты осознаешь.
Не сводя с меня глаз, он допил содержимое бутылки.
Наше путешествие закончилось, а мое ученичество – началось. С того дня я стал постигать практические и исторические основы этого примечательного ремесла. Маллиган рассказывал о далеком прошлом, о забытых героях, таких как Евсевий Таланте, Франц Пипек Летучая Мышь, Рокко Фонтане, Сэмми Линг («Он ел все!») с его пристрастием к галстукам. Он поведал мне о рекордсменах и скандальных событиях, происходивших в подворотнях баварских городков; о съеденном и (якобы) переваренном за мешок местных денег гнилье; о безвременной кончине Генри Тернса; о великих американских мастерах вроде Нельсона Пикла, который в расцвете сил размолол и за какие-то девять недель съел пианино (его тогда наняли рекламировать музыкальный магазин в Детройте). О да, то были времена сухого закона – лучшие времена для профессиональных обжор! Бедный Нельсон, приехавший в Европу, чтобы подзаработать на немецких пивных фестивалях, погиб от алкогольного отравления. Напрасно он решил, будто пиво везде одинаковое, и на спор выпил целую бочку бельгийского.
