В долине Маленьких Зайчиков - Рытхэу Юрий Сергеевич (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
2
В стойбище Локэ смерть не была такой редкостью, чтобы вызвать переполох. Поэтому к похоронам готовились, как к знакомой, неизбежной работе, и делали ее с такой же добросовестностью, как если бы пасли оленей, мастерили новую нарту, собирали ярангу.
Когда Коравье увидел распухшее тело мудрейшего, он не смог сдержать жеста отвращения и отвернулся, чтобы не смотреть на выпученные, как у вареной рыбы, побелевшие глаза.
В пологе выла косоглазая Тилмынэу, жена Локэ, незаметная, тихая женщина, всю жизнь страдавшая от неутоленной жажды материнства.
Локэ не собирался так рано умирать, поэтому у него не было готовых погребальных одежд. По всем ярангам собрали лучшие белые выделанные шкуры и отдали их шить мастерицам стойбища.
В чоттагине яранги Локэ было оживленно, как во время празднества. О чем-то своем разговаривали женщины, проворно, в лад языкам, двигая иглами. Изредка, словно спохватившись, кто-нибудь из них взвывал, и плач, в котором слышалось больше усердия, чем чувства, заглушал громкие голоса мужчин.
Арэнкав и Мивит распоряжались похоронами. Они поминутно обращались к дряхлому Эльгару, получая указания, как достойно проводить в последний путь мудрейшего.
Коравье сидел рядом с молодыми пастухами и говорил о солнце, которое с каждым днем набирало силу.
– Хорошая погода стоит, – рассудительно говорил Инэнли. – Вчера я видел маленькую сосульку, выросшую на рэтэме яранги. Она блестела на солнце, как острие копья.
Пастухи говорили о будущем лете, но старательно не упоминали имени умершего: он ушел, но находится в яранге и слышит разговор. Он не может ответить, поэтому не стоит тревожить его.
Коравье молча слушал друзей, неотвязная мысль отвлекала его внимание. Как жить дальше? Что будет с их стойбищем без мудрейшего, который думал за всех и снял все заботы о завтрашнем дне с пастухов и их семей?
Мивит внес в чоттагин гадательную палку и подал трясущемуся от старости Эльгару.
Арэнкав пригласил Коравье в полог:
– Войдем к нему.
Коравье вздрогнул, сердце забилось от волнения: не хотелось снова видеть распухшее тело Локэ.
Глаза долго не могли привыкнуть к полумраку спального полога, освещенного мерцающим пламенем жирового светильника. Тяжелый густой воздух с трудом тек в легкие, и приходилось широко раскрывать рот, чтобы не задохнуться.
Огромное тело мудрейшего, покрытое куском рэтэма, высилось бесформенным бугром.
Мивит, Арэнкав и Эльгар просунули под голову покойника гадательную палку.
Нужно выяснить у уходящего все его желания: что он хочет взять с собой, на кого обижен, нет ли у него сокровенных мыслей, которые хотел бы поведать оставшимся на долгом пути жизни.
Эльгар допрашивал умершего тихим голосом. Гадательная палка легко поднимала мертвую голову – покойник был сговорчив и не держал зла на живых.
Арэнкав придвинулся к Коравье.
– Ушел от нас мудрейший, – сказал он.
Коравье кивнул.
– Кто теперь поведет наше стойбище по жизни? – продолжал Арэнкав. – Мудрейший не оставил после себя сына, достойного его разума и силы… Ты, Коравье, ему близкий родственник…
– Почему? – удивился Коравье.
– Женат на его дочери.
– Она не родная ему дочь, – сказал Коравье. – Росмунта даже не похожа на него.
– Знаю, – согласился Арэнкав. – Но он привёз ее в стойбище. Росмунта дочь его лучшего друга. Когда умирает друг, его дети становятся детьми друзей.
Мивит вступил в беседу.
– Разве тебе не хочется занять место мудрейшего? – вкрадчиво заговорил он. – Посмотри вокруг себя – люди в растерянности.
– Как я могу быть мудрейшим? – недоуменно сказал Коравье.
– Мы тебя сделаем таким, – уверенно сказал Арэнкав. – Скажем людям, что умерший передал тебе свою силу…
– Соглашайся, – шепнул Мивит.
– Что вы говорите! – взмолился Коравье, чувствуя приближение страха. – Как я могу быть мудрейшим, когда так мало знаю жизнь? Каждый из вас достойнее меня.
– Неразумный! – рассердился Мивит. – Мы пришлые, с побережья, а ты родился и вырос в стойбище и женат на его приемной дочери. Покойный тебя отличал и любил…
Страх обволакивал Коравье. Он не мог понять, что хотят от него Мивит и Арэнкав. Как он может быть мудрейшим? Может быть, они шутят?
– Спроси-ка его, – заговорил торжественным голосом Мивит, обратившись к шаману, – кого хочет оставить вместо себя Локэ?
– Спрошу, спрошу, – зашамкал беззубым ртом Эльгар.
Он зашептал, низко наклонившись над головой умершего, и потянул гадательную палку.
– Он оставляет Коравье, – возвестил старик.
– Слышишь, – сказал Арэнкав, – мудрейший оставляет тебя.
– Но я не могу, – еле слышно прошептал Коравье. – Не могу! Он знает, что я не могу!
Последние слова Коравье произнес громко, в надрывном крике.
Арэнкав испуганно огляделся и накинулся на Эльгара:
– Ты неправильно гадаешь!
– Как могу, – ответил в страхе старик. – Руки мои плохо чувствуют, когда тело легко в согласии или тяжело в отрицании.
– Дай-ка мне, – потребовал Арэнкав и сам взялся за гадательную палку.
– Действительно, он такого не говорил, – некоторое время спустя сообщил Арэнкав.
Коравье вышел из полога и глубоко вдохнул в себя свежий воздух, слегка приправленный дымом костра, на котором варилось поминальное угощение. Росмунта кинула на него встревоженный взгляд и отложила шитье. Она хотела подойти к мужу, но Коравье поглядел на нее так, что она осталась на месте и снова взялась за шитье.
Арэнкав и Мивит выползли в чоттагин. За ними показалась лохматая голова старого Эльгара, с застрявшими в волосах шерстинками белого оленьего меха.
Старухи налили в деревянный сосуд теплой воды и отправились обмывать и одевать покойника.
Белый жертвенный олень, впряженный в легкие нарты, не подозревал о своей печальной участи. Он рыл копытом снег и нетерпеливо натягивал упряжь. Его приходилось сдерживать, и похоронная процессия медленно двигалась на холм.
Шли одни мужчины. Женщины остались в стойбище, чтобы приготовить поминальное пиршество.
На вершине холма покойника сняли с нарты и обложили камнями, обратив головой к восходу солнца. Арэнкав и Мивит вытащили ножи и разрезали его одежду на куски, отдирая ее от тела. Коравье усилием воли заставлял себя смотреть на них. Когда Арэнкав велел ему разломать нарту, он обрадовался и с таким усердием принялся крошить хрупкое дерево, что Мивит удивленно на него посмотрел.
Солнце снизилось над вершинами гор. Лучи скользили по долине, играли в ледниках, удлиняли тени людей. Белый олень встревоженно хоркнул, увидя приближающегося к нему с обнаженным ножом Мивита. Он хотел отпрыгнуть в сторону, но его крепко держал арканом Инэнли. Красные лучи заходящего солнца осветили крутые рога и зажгли огнем пролившуюся на снег кровь.
Люди гуськом спускались в стойбище. У порога яранги Локэ горел маленький священный костер, зажженный из стружек. По обычаю, возвращающиеся с похорон отряхивались над ним, чтобы не внести в жилище черную силу, унесшую к верхним людям умершего.
– Глядите, человек! – сказал Инэнли, показав на вершину холма.
– Он встал! – в ужасе воскликнул Мивит.
– Безумный! – накинулся на него Арэнкав. – Не может встать похороненный! Не видишь – этот человек одет!
Человек на вершине горы что-то крикнул и скрылся.
– Это он! – закричал Эльгар и пустился бегом.
Никто не ожидал такой резвости от дряхлого шамана. Что-то удерживало Коравье пуститься вслед за ним. Сила, большая, чем страх, приковала его ноги к снегу и заставляла не отрываясь смотреть на вершину холма, ставшего отныне священным.
Вместо человеческой фигуры там показалась собачья упряжка и понеслась к стойбищу.
– Это не он! – с явным облегчением произнес Арэнкав. – Это живой человек, гость.
Вася Еттытегин, каюр управления строительства обогатительного комбината, спускался с холма.
Только что он был свидетелем похорон, которые потрясли его, человека, выросшего на побережье, в колхозном поселке у залива Креста. Еттытегин уже год работал после окончания средней школы и считал себя бывалым человеком. Ему приходилось много ездить по тундре, но того, что он увидел сегодня, никогда не доводилось встречать. Будто перед ним ожили слова отцовских сказок о прежней жизни чукчей.
