Внутренний голос - Токарева Виктория (книги без сокращений .TXT, .FB2) 📗
Старшая Брусника проявляла внимание к Ясику, возможно, рассматривала его как будущего зятя. Ясик задерживался на ней глазами и чокался рюмкой только с ней. Старшей Бруснике это льстило, но она не позволяла себе кокетничать с мужчиной на двадцать лет моложе.
Отца Брусники за столом не было. Не позвали. Или сам не захотел.
– А где твой отец? – спросил Ясик у Веры.
– Где-то… – неопределенно ответила Вера. – То ли выгнали, то ли сам ушел на зов любви…
Странно: уйти от такой женщины, как старшая Брусника… О чем это говорит? «Не родись красивой, а родись счастливой». Но похоже, счастливыми никто не рождается. Счастье надо выбивать кулаками, ваять самому.
Ясик вдруг задумался: а счастлива ли его мама? Раньше ему не приходило это в голову.
Всё-таки счастье женщины – это мужчина, которым она гордится.
У Клары интересная жизнь: поездки, экспедиции, банкеты, призы… Но всегда одна… А хочется, наверное, чтобы кто-то помог тащить аппаратуру, чтобы кто-то вступился при скандале, чтобы под столом кто-то подвинул коленку к коленке. А сейчас для коленки только кот Маркиз, которого она всюду таскает за собой. Маркиз, без сомнения, первач среди котов. Глаза, как автомобильные фары.
На ночь Клара укладывала его в ноги, но он тихо, как партизан, добирался до подушки, клал голову на одно ухо и тихо дышал посвистывая. И ничего ему не скажешь. Он подчинялся только своим желаниям. Характер.
Клара страстно любила сына и профессию – а это уже две трети счастья. У других и этого нет.
Ясик спросил у Веры:
– Твоя мама чем занимается?
– Пишет диссертацию.
– На какую тему?
– Тутовый шелкопряд.
– А что общего у шелкопряда с твоей мамой?
– У шелкопряда ничего. А у мамы с ним – настоящее и будущее.
Значит, старшая Брусника научный работник.
Включили магнитофон. Загрохотала музыка. Молодежь запрыгала и заскакала. Освободились стулья. Ясик подсел к старшей Бруснике:
– Как вас зовут?
– Карина Всеволодовна.
Ясик посчитал, сколько букв в отчестве Всеволодовна, получилось двенадцать. Много.
– А можно просто Карина? – спросил Ясик.
– Если хотите.
– А как выглядит тутовый шелкопряд?
– А вы не видели?
– Никогда.
– Мохнатый. Симпатичный.
– Он похож на саранчу?
– Что вы… Саранча – бандит, а шелкопряд – трогательный и воспитанный. Друг человека.
– Моя мама – кинооператор. Она может сделать портрет вашего друга.
– И что я буду делать с этим портретом?
– Повесите на стену. Будете беспрерывно с ним беседовать.
– Интересно…
Подскочил Серега Птичкин. Обратился к Карине:
– У вас можно курить?
– Можно. На лестничной площадке, – разрешила Карина.
Все выкатились на лестничную площадку.
Дверь осталась приоткрытой. Покачивалась от сквозняка.
Карина тоже вышла на площадку. Закурила. Ей шло.
Ясик представил себе, как он познакомит Карину с мамой. Мама скажет: «Где ты ее взял? В доме престарелых? Кого ты выбираешь: то уголовницу, то ветерана? А нормальных девушек нет?»
«Мне нормальные неинтересны».
«Почему?»
«Потому что я сам ненормальный».
И вдруг раздался хлопок. Сквозняком захлопнуло дверь, щелкнула защелка.
Карина затушила сигарету плевком. Это был абсолютно мужской жест. Ее лицо стало растерянным.
– Писец подкрался незаметно, – проговорила маленькая Вера.
– Что-то случилось? – участливо спросил Ясик.
– Случилось. Захлопнуло дверь, ключа нет, – объяснила Вера.
– А что же делать? – спросил кто-то из студентов.
– Я знаю, что делать, – сказал Серега Птичкин. – Можно попасть на вашу лоджию через лоджию соседей.
– Как попасть? – не понял Ясик.
– Перелезть. Это легко. Я перелезал.
– Когда это ты перелезал? – Вера сделала страшные глаза. Ей не хотелось продолжать эту тему.
Карина позвонила в соседнюю дверь. Вышла старуха с палкой.
– Вы разрешите нам пройти на вашу лоджию? – спросила Карина. – У нас дверь захлопнулась. Мы хотим через ваш балкон попасть на наш балкон.
– Пусть обувь снимут, – недовольно приказала старуха.
Вся компания скинула с ног обувь и гуськом прошествовала в квартиру. Из квартиры вывалились на лоджию.
Лоджии шли сплошняком, примыкая одна к другой. Их разделяла бетонная перегородка, сантиметров тридцать, не больше, но и не меньше.
Надо было забраться на перила имеющейся лоджии и, держась за перегородку переступить эти тридцать сантиметров сначала одной ногой, потом другой. Подвинуть тело.
Не сложно, но неприятно. Все-таки седьмой этаж, все-таки полный желудок еды и выпивки.
Будущие актеры переминались, как гуси. С одной стороны, тянуло выглядеть героем, с другой – страх высоты. Неприятно сорваться и лететь вниз с ускорением свободного падения 9,8.
Ясику хотелось нравиться Карине. Он без труда забрался на перила, обнял перегородку двумя руками. Дальше надо было перенести правую ногу на тридцать сантиметров вправо. Ясик оторвал ногу от перил, но руки почему-то поехали, увлекая за собой всего Ясика.
Ясик успел подумать: «F = ma. Сила удара равна массе, умноженной на ускорение».
Сердце стремительно разрасталось в груди и растворялось в брызги. Отвратительное чувство. Ясик заорал, на все ушло пятнадцать секунд. Не много. Но и не мало. Пятнадцать секунд живого ужаса.
А дальше – чернота. Черный квадрат Малевича. Оказывается, вот что такое квадрат Малевича: небытие.
Ясик остался жив, но парализован. Руки работали. Все, что ниже поясницы, – молчало.
Врач сказал Кларе:
– Перелом позвоночника с разрывом спинного мозга. Спинной мозг не передает сигналы.
– А что же делать? – растерянно спросила Клара.
Её мозг отказывался верить в случившееся. Сын ушел из дома на своих ногах, а сейчас лежит как доска. Потом когда-нибудь пересядет в кресло – и так будет всегда.
– Что же делать? – повторила Клара.
– Что тут можно сделать? Медицина не научилась восстанавливать спинной мозг. Такие больные называются «спинальники». Рузвельт был спинальник и руководил целым государством. Все зависит от человека. Как себя организовать. Кто рядом.
Клара изменилась до неузнаваемости. Стопроцентная седина, лицо бежевое, как орех.
Работу не бросала. Копила деньги.
Кому нужен Ясик – нищий инвалид? А с деньгами можно будет купить сиделку. Любовь не купишь, а все остальное продается.
Студенты навещали Ясика. Их поражало его спокойствие. Ясик стал похож на Христа: прямые волосы, впавшие щеки, серо-зеленые глаза смотрели твердо.
Считали, что Ясик – мужественный, сильный. А все проще. Ясик не хотел жить и продумывал пути ухода. Какой смысл оставаться на этом свете и сидеть в кресле, как привидение? Лучше покинуть этот мир, никого не грузить и не длить это бессмысленное существование в кресле на немой заднице.
Однажды пришла Карина Всеволодовна. Клара провела ее в комнату Ясика.
Карина застыла, пораженная красотой и трагедией молодого человека. Клара стояла рядом с сыном – бесстрастная, как экскурсовод возле статуи.
Карина перевела глаза на Клару и сказала:
– Простите…
– У меня сын парализован, а вы: «Простите».
Действительно, у Клары рухнула жизнь, а Карина: «Простите», будто наступила на ногу.
– Вы защитили диссертацию? – перебил Ясик.
– Да. Я профессор.
– Профессор, а дура набитая, – заметила Клара.
Ясик сделал вывод: мама не изменилась. Какая была, такая и осталась. И это хорошо.
Клара вышла из комнаты, не желая делить с Кариной одно пространство.
Прежде чем покинуть дом, Карина подошла к Ясику, низко наклонилась и поцеловала его в угол рта.
Что это было? Сочувствие? Прощание? То и другое.
От Карины исходил аромат жасмина, как будто Ясик опустил лицо в жасминовый куст.
Прежние случайные подружки Ясика подванивали потом, котлетами фабрики им. Микояна и прочими посторонними запахами.
