Дыхание богов - Вербер Бернард (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
41. СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ
Я словно утонул в глубоких глазах Афродиты.
– Мишель, тебе грозит опасность, – изрекает она. – Ты из тех, кто всегда расплачивается за других. Твой народ дорого платит за смягчение тоталитарного режима, а ты расплачиваешься за то, что защищаешь свободу. «Они» не упустят случая посчитаться с тобой.
– Кто? Другие ученики?
– Не только.
Афродита оглядывается, смотрит по сторонам, словно боится, что кто-нибудь ее услышит, и шепчет мне на ухо.
– Ты даже представить себе не можешь, что такое мир богов на самом деле. О, как я иногда жалею, что знаю слишком много! Иногда я так хочу быть смертной!
Страдание искажает ее лицо. Афродита выглядит совершенно затравленной. И чем-то похожа на Жюля Верна, который в первый день умолял меня не подниматься на гору или не пытаться узнать, что находится на ее вершине.
– Никто даже представить себе не может, какова истина, – повторяет она.
– Но ведь мы управляем смертными, разве не так?
– Смертные не принимают по-настоящему важных решений. И… они не знают, в каком мире живут. А мы знаем… и нам нет прощения.
– Я не понимаю.
Афродита прижимается ко мне. Ее нежная грудь касается моей кожи. Она берет мою руку и кладет в вырез своей тоги. Моя рука превращается в сверхчувствительный приемник. Мне кажется, что я чувствую поры на ее коже, мельчайшие сосуды под ней и крупный, слегка влажный сосок.
– Счастливы те, кто не понимают этого. Как бы я хотела не понимать.
Мне хочется поцеловать Афродиту в губы, но, как только я склоняюсь к ней, она отталкивает меня, сначала слегка, потом решительно.
Она грустно улыбается.
– Никогда не отказывайся от мечты, Мишель. Не сдавайся и обязательно найди то, что может быть лучше Бога и страшнее дьявола. Ради бога, найди ответ, и ты получишь меня целиком.
Она снова прижимается ко мне.
Я пленен ее красотой, очарованием, я погружен в ее ауру любви. Вокруг нас фотографии погибших миров. Эрос и Танатос. Энергия жизни, неотделимая от энергии смерти.
Я бы хотел, чтобы это мгновение длилось вечно. Я бы хотел забраться в постель и больше из нее не вылезать, жить среди простыней, не есть и не спать. Первые сто лет мы – бессмертные – только ласкали бы друг друга, чтобы разжечь огонь желания. На протяжении следующих веков мы бы переписали Камасутру, изобретая все новые позы. Чувственность богов, сексуальность богов, апофеоз божественных ощущений. Только я и Афродита. Я и существо, которое владеет мной.
И вот она уже убегает.
– Не думай обо мне, спасай свой народ, спасайся сам, – бросает она на бегу.
Я остаюсь один на улице Олимпии. Улыбаюсь своим мыслям.
Какая женщина. Какая женщина. Какая женщина…
– Эй, Мишель!
Вдалеке показался Антуан де Сент-Экзюпери, он машет мне рукой:
– Нам надо поговорить, это важно.
Я не отвечаю. Его слова не сразу достигают моего слуха.
– Идем же. Мне нужно задать тебе важный вопрос. Но сначала я тебе кое-что покажу.
Я иду за ним. Он быстро говорит на ходу:
– Я должен тебе сказать… Левиафан… Я понял, наконец. Тебе известно, что на «Земле-1» не было никакого Левиафана?
Мало-помалу я начинаю прислушиваться к его словам.
– Они воссоздают здесь все порождения нашего сознания, сознания смертных. Они воплощают наши сны. Мы верим, что Олимп существует – и вот он. Мы верим в Эдем – мы попадаем в Эдем. Это касается и сирен, грифонов, херувимов.
Я уже полностью пришел в себя.
– Ты хочешь сказать, что Эдем существует только в нашем воображении?
– Нет. Я сказал, что они воплощают наши фантазии. Они превращают в реальность то, что находится в наших головах. Ты веришь в Верховного Бога? Отлично, они тебе организуют Верховного Бога!
«Я верю в любовь, и они создали Афродиту», – думаю я.
Сент-Экзюпери указывает на затянутую облаками вершину Олимпа. Она покрыта мраком, но облака отражают свет трех лун.
– Ты верил в существование Ганнибала – и заставил его существовать. Мэрилин Монро верила в амазонок – и они стали реальностью.
– Но Ганнибал действительно существовал! – возмущаюсь я.
– Здесь совершенно неважно, было это на самом Деле или нет. Важно только, чтобы это существовало в голове обитателей Эдема. Левиафана выдумали финикийцы и карфагеняне, чтобы другие народы, боясь его, не решались строить корабли и соперничать с ними на море. Это как с Атлантидой…
– С Атлантидой?
Летчик-романтик кладет мне руку на плечо.
– Да. Не стоит отрицать очевидное. Не я один догадался, что было прообразом твоего огромного острова Спокойствия. То, что есть в наших головах, становится реальностью.
– Почему? Я не понимаю.
– Потому что кто-то где-то решил сделать нам подарок. Но по-прежнему нет ответа на вопрос: мы придумываем этот мир или он придумывает нас? Жорж Мельес при помощи карточных фокусов показал нам нечто вполне определенное. Мы думаем, что выбираем, а на самом деле нет. Мы подстраиваемся под сценарий, который уже написан. Как говорится, все уже когда-то было написано.
Я взволнован. Я думаю.
– То, что происходит с нами, таится не в снах или воображении. Это приходит из нашей памяти.
Сент-Экзюпери продолжает:
– В таком случае остается узнать, почему они тыкают нас носом в наше прошлое.
В Амфитеатре продолжается представление, мы слышим хор харит. Сент-Экзюпери предлагает зайти в мастерскую Надара. Мы выходим из города тайной тропой и, ускоряя шаги, спешим к лесу.
– Возможно, в человеческой истории «Земли-1» таится какой-то секрет. Что-то, что мы упустили из виду. И, значит, вместо того, чтобы подсовывать нам книги по истории, которые только восхваляют победителей или предвзято защищают какие-нибудь политические теории, они заставляют нас пережить реальный ход событий. Принимая решения, мы понимаем, как все было на самом деле.
Мне кажется, что он подбирается к чему-то действительно важному.
– Я обожаю этимологию, – говорит Сент-Экзюпери, раздвигая огромные папоротники, – науку о происхождении слов. Часто говорят об апокалипсисе, а ты знаешь, что означает это слово?
– Конец света?
– Нет, это общепринятое значение. Насколько я помню из курса греческого, подлинное значение этого слова другое. «Апокалипсис» буквально означает «поднятие завесы». Это означает, что, когда наступит апокалипсис, людям будет открыто то, что пока отделено завесой. Откроется правда, таящаяся под покровом лжи.
– Поразительно, – говорю я. – Я помню бурную дискуссию, которая разразилась на «Земле-1» по поводу этой самой завесы.
– Это еще один знак. Поднятая завеса – последнее откровение для тех, кто жил во власти иллюзий. Поэтому апокалипсис и воспринимается как Последний День. Люди думают, что правда убивает.
Его слова напоминают мне фразу Филиппа К. Дика, которую Эдмонд Уэллс записал в «Энциклопедию»: «Реальность – это то, что продолжает существовать и после того, как в это больше не верят». Реальный мир превосходит человеческое представление о нем. Его невозможно скрыть никакой завесой.
Внезапно мне кажется логичным то, что говорит Сент-Экзюпери. «Они» тыкают нас носом в наши представления о мире, чтобы показать нам: это лишь то, во что мы верим. Лишь потом они смогут открыть нам правду, которую мы отказываемся принимать.
Остается разобраться со светом на вершине горы.
– Но ведь когда мы играем, то сами решаем, что и как делать.
– Ты уверен? Вспомни фокусы Мельеса. Как бы ты ни снимал карты, результат известен заранее.
Действительно, этот фокус сбивает с толку.
– Вы с друзьями сегодня устраиваете вылазку? – спрашивает автор «Маленького принца».
– Может быть, пока не знаю. Ряды теонавтов сильно поредели.
Остались только Мельес, Мата Хари, Рауль.
Сент-Экзюпери понимающе кивает. Я знаю, что у аэронавтов тоже потери – Клеман Адер, Монгольфьер. Сент-Экзюпери все равно собирается продолжать поиски. Он просит прибавить шагу.
