Летние обманы - Шлинк Бернхард (читать полную версию книги .TXT) 📗
Перевод Галины Снежинской
Бах на острове Рюген
1
К концу фильма глаза у него наполнились слезами. А ведь в этой картине не было хеппи-энда — героям не светило счастливое будущее, ну разве что появилась какая-то неопределенная надежда. Он и она, «созданные друг для друга», упустили свой шанс, хотя, может быть, когда-нибудь они еще встретятся. Бизнес главной героини накрылся, но она не отчаялась, начала все с нуля.
Накрылся из-за ее сестрицы, это она прибрала денежки к рукам. А начать все с нуля этой женщине удалось потому, что помог отец, ворчливый старикан, худо-бедно присматривавший за ее сынишкой, — дедок с головой, набитой вздорными идеями, — так вот, старик продал свой дом, чего никто от него не ожидал, и, получив деньги, преподнес дочери грузовичок, без которого ей пришлось бы туго. В финале отец и дочь стоят на улице, глядя на грузовичок, дочь притулилась к плечу отца, он приобнял ее одной рукой. А бизнес-то какой? Уборка и мытье улиц, помещений и прочих мест, где были совершены преступления. В последних кадрах фильма отец с дочерью снова вместе принялись за уборку, напялив синие комбинезоны и белые респираторы: работали и понимали друг друга не то что с полуслова — вообще без слов.
Все чаще с ним это случается: как дойдет до хеппи-энда, сразу глаза на мокром месте. Дышать тяжело, подступают слезы, а захочешь что-нибудь сказать, так прежде изволь проглотить комок в горле. Но по-настоящему он не плакал. А жаль, он бы поплакал, и не только в кино, когда у них там хеппи-энд, — он бы поплакал, когда одолевает тоска от мыслей о том, что брак его распался, или вспомнив, что умер лучший друг, да и вообще, почему не поплакать, если не осталось в его жизни ни надежды, ни мечты? В детстве он плакал, уткнувшись в подушку, и, наплакавшись, засыпал. А теперь вот разучился плакать.
Последний раз он по-настоящему плакал давно, много лет назад. Они с отцом в очередной раз сцепились из-за политики; в те времена такие стычки между стариками-родителями и детьми случались на каждом шагу: отцам было невмоготу смотреть, как рушилось все, ради чего они прожили жизнь, а дети бунтовали, так как старики не давали им никакой возможности по-своему — и лучше — устроить жизнь. Умом он отца понимал и даже с уважением относился к его переживаниям, ведь тому приходилось расставаться с привычным и любимым миром, он и хотел-то всего-навсего, чтобы отец, со своей стороны, понимал и уважал его желание — строить новый мир. Отец же вечно его распекал: и неразумный-де он, и опыта не набрался, и самонадеянный, и в грош не ставит любой авторитет, и об ответственности не имеет ни малейшего понятия — вот так отчитывая, бранил; в конце концов к глазам подступали слезы. Но разреветься — нет, этого торжества он отцу не доставил ни единого раза. Глотал слезы, из-за комка в горле не мог слова сказать, но все равно пер против отца.
Интересно, а его отец продал бы свой дом, чтобы подарить сыну грузовичок, если бы тот позарез был ему нужен? А напялил бы отец синий комбинезон, да еще и на нос — белый респиратор, помогал бы сыну убирать грязь за преступниками? Кто его знает… Ах, да ведь разные это вещи — его отношения с отцом и какие-то грузовички, комбинезоны и респираторы. Не в том дело, другое важно: помог бы отец, если бы, ввязавшись в какую-нибудь политическую историю, его сын потерял работу? Поддержал бы, узнав, что ему пришлось все начать с нуля, сменить профессию или уехать из страны? Или решил бы, что поделом сынку и не заслуживает он поддержки и помощи?
Даже если бы отец помог, наверняка, наверняка оказалось бы, что его помощь не имеет ничего общего с полнейшим, не требующим слов пониманием, какое было в этом кино между отцом и дочерью. Понимание, оно-то и было микроскопическим чудом хеппи-энда в затянутом и довольно невнятном финале фильма. Крохотное чудо. Чего ж удивляться, если глаза защипало.
2
Вообще-то, он хотел после кино взять такси, чтобы поскорей добраться до дому и посидеть пару часов над статьей, раз уж редакции позарез надо пустить ее в газету в начале недели. Но, выйдя на улицу и окунувшись в теплый и мягкий воздух летнего вечера, он решил пройтись пешком. Он пересек площадь, миновал здание музея, побрел вдоль реки… Удивительно, подумал он, как много народу на улицах. Там и сям туристы, и, кстати, очень часто в этих группах старики вперемежку с молодыми. А одна компания — итальянское семейство — прямо-таки затронула его за живое. Дед с бабкой, отец с матерью, их дочери и сыновья и еще, наверное, друзья — они шли ему навстречу, легко и весело, взявшись под руки, что-то напевая, и все посмотрели на него приветливо, словно приглашая в свою компанию. Да нет — взглянув, они прошли мимо, он даже не успел толком ни сообразить, ни хотя бы предположить, что, собственно, означали улыбки на лукавых и доброжелательных лицах и как бы он мог на них ответить. Да что это я? — удивился он. — Впадаю в сентиментальность при виде детей и родителей, которым хорошо вместе?
И опять же с удивлением он вновь об этом подумал, когда завернул в итальянский ресторанчик промочить горло. Неподалеку сидели двое — отец и сын — и о чем-то увлеченно болтали, определенно о чем-то хорошем. А его настроение вдруг резко изменилось — ему стало завидно, досадно, горько. Никогда не случалось им с отцом поговорить вот так, как эти двое, никогда в жизни не бывало у них ничего хоть чуточку похожего, никогда. У них если разговор шел увлеченный, значит, они зло спорили о политике, или о правопорядке, или об устройстве общества. А поговорить по-хорошему им случалось, конечно, но только о житейских пустяках.
На другой день с утра настроение было уже другим. Воскресенье, он завтракал на балконе, сияло солнце, распевал дрозд, в церкви звонили колокола. Он решил больше не злиться. Нельзя, подумал он, чтобы в памяти только и остались — когда отец умрет — эти пресные или невыносимо тяжелые разговоры. Который час? Родители, наверное, уже вернулись из церкви — он позвонил. Трубку сняла мама, как обычно, и опять же, как обычно, мама замялась, когда иссяк запас дежурных вопросов о здоровье и погоде.
— А что, если бы я увез отца на пару деньков проветриться? Как тебе эта идея?
Она ответила не сразу. Конечно, больше всего на свете ей хочется, чтобы у отца отношения с детьми были получше, он это знал. Так почему же она медлит с ответом? Разволновалась на радостях, услышав, что он придумал? Или испугалась, так как уверена: отношения отца и сына зашли в тупик и ничего хорошего все равно не получится? Наконец она сказала:
— Проветриться? А куда ты хочешь поехать?
— Ты же знаешь, есть две вещи, которые любит отец и люблю я. Одна — море, другая — музыка Баха. — Он засмеялся. — Может, тебе известно что-нибудь еще, что любим мы оба? Я-то ничего другого не припоминаю. В общем, на Рюгене в сентябре проходит фестиваль Баха, не ахти какой, но все же. Почему бы не провести там денька три? Будем ходить на концерты и 1улять на взморье.
— Без меня.
— Ну да, без тебя.
И снова она ответила не сразу. Помолчав и словно что-то в себе преодолев, она наконец сказала:
— Идея просто замечательная! Отцу ты напиши-ка письмо. Понимаешь, если позвонить, мне кажется, он не согласится, потому что предложение свалится как снег на голову. Он откажется и сам потом пожалеет. Ну так спрашивается, зачем два раза улаживать одно дело, если можно с самого начала договориться в письмах?
3
И вот в сентябре он приехал к отцу, в тот городишко, где жили родители и где сам он провел детство. Два номера в гостинице на Рюгене и билеты на концерты он заказал заранее. Решил, что не стоит поселяться в тамошних городках с прекрасными отелями эпохи модерн — отец предпочитал устраиваться поскромнее, — ладно, он выбрал недорогую гостиницу в деревушке у моря, где на много километров протянулся пустынный пляж. Приедут они в четверг, в пятницу вечером пойдут слушать Французские сюиты, в субботу — два Бранденбургских концерта плюс Итальянский, а в воскресенье — мотеты. Программки он распечатал с компьютера и, когда выехали на автобан, дал отцу. А еще он заранее обдумал, о чем будет в дороге расспрашивать отца, — о его детстве, юности, о студенческих годах и начале карьеры. Уж здесь-то не найдется повода для ссоры.