Объяли меня воды до души моей... - Оэ Кэндзабуро (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
— Он считает себя независимым военным советником. Его дело — научить нас ползать по-пластунски и обращаться с винтовкой и автоматом, — тихо ответил Такаки, постукивая красным карандашом по конверту с вещественными доказательствами — фотографиями Коротыша. — Мнит, будто он не чета членам Союза свободных мореплавателей. Не знаю уж, на каком основании он причисляет себя к элите. Он-то уверен, что в его лице мы получили прекрасного наставника.
— Однако дорога назад, в казарму, пожалуй, ему закрыта. Если у него нет увольнительной, разумеется. Поступок его равносилен дезертирству.
— Такие случаи в силах самообороны не редкость. Солдат останется здесь, пока игра его интересует, а когда надоест, преспокойно нарушит наш договор и вернется в казарму.
— Но вряд ли он думает, будто винтовки, обращению с которыми он вас обучает, добыты законно?
— Он еще не видел у нас ни одного боевого патрона, — сказал Такаки. — Ему сказано, что у американцев можно легко достать винтовки, списанные во Вьетнаме, и мы их достали, починили и используем для военной игры. Мы сказали ему это, и никаких сомнений у него не возникло.
— Я признал себя виновным и хочу объяснить почему, — серьезно потребовал Коротыш.
— Зачем? Ты виновен, ты признал это, и нам больше ничего не нужно, верно? — спросил Тамакити, обращаясь к товарищам.
— Верно. Чего его слушать, — сказал Бой и несколько раз стукнул прикладом об пол. — Заткните ему глотку, заткните глотку!
— Ах, так? Ты, Тамакити, обвинитель? Тогда скажи, на каком основании я признан виновным! И представь доказательства, — бросил вызов Коротыш.
— Ты... — гневно начал Тамакити, но, опасаясь ловушки Коротыша, сдержался и продолжал уже с меньшей горячностью: — Ты нарушил устав Союза свободных мореплавателей. В своих подлых личных целях, из-за своего грязного честолюбия ты сфотографировал учения Союза свободных мореплавателей и продал фотографии своему поганому еженедельнику. Вот в чем ты виновен!
— Только в этом?
— А тебе мало? Может, ты еще и своровал чего-нибудь? — спросил Тамакити.
Слушатели или, вернее, присяжные реагировали так, будто их вдруг пощекотали. Но Коротыш, не обращая внимания на смех и издевки, перешел в наступление.
— И на этом основании я признан виновным? — закричал он писклявым голосом.
— Да. Ты же сам признал свою вину, — сказал Тамакити, возводя укрепления на случай неизвестно откуда грозящей контратаки.
— Обвинение должно представить доказательства моей вины! Мое признание еще не может служить доказательством! Может, я все выдумал. Ты говоришь, я сам признал свою вину и, значит, виновен; но чтобы выставить себя виновным, чего не наболтаешь.
— Нет уж, мы тебя здорово измолотили и вырвали у тебя правду.
— Но почему ты уверен, что это правда? Признание, вырванное у меня под пыткой? Обвинитель публично заявляет, что подверг меня пытке и силой заставил признаться, и сам предъявляет подобное признание в качестве доказательства — да разве это суд? Вот уж не знал, что бывают такие суды.
— Не бей! — Такаки резко одернул Тамакити, увидев, что тот готов броситься на Коротыша.
— Ты говоришь об уставе Союза свободных мореплавателей, но разве такой устав существует? А если и существует, где в нем статья, запрещающая знакомить посторонних с фотографиями членов Союза свободных мореплавателей? — спросил Коротыш, обращаясь не столько к Тамакити, сколько ко всем подросткам. — Впрочем, это не столь уж важно. Важнее другое, своим обвинением Тамакити сводит на нет значение сегодняшнего суда. Если я виновен лишь в том, в чем меня обвиняет Тамакити, то приговор, который мне вынесет Союз свободных мореплавателей за передачу нескольких фотографий еженедельнику, может быть только один — изгнание из Союза. Я уж не говорю о том, что меня еще и избили. Если я побегу в полицию Идзу, ничего страшного вам не грозит — вы моментально уйдете на яхте в море и утопите оружие и боеприпасы, так что у полиции не будет никаких улик против Свободных мореплавателей. Все сведется к тому, что избили фоторепортера, снявшего военную игру каких-то хулиганов. Объективно это будет выглядеть именно так, правда? Полиция может привлечь вас к ответственности только за угон автомашин. Но сможет ли она это доказать? Что же касается идейной подоплеки деятельности Союза, то никто не сможет доказать его связей с политическими группировками — ни с ультраправыми, ни с ультралевыми! Что это значит? А вот что: Союз свободных мореплавателей существует сам по себе, не совершая ничего предосудительного, занимаясь невинной игрой, о которой теперь оповещена полиция. Если же вы хотите, чтобы полиции стало известно кое-что другое, воспользуйтесь сегодняшним судом и сами провалите свой Союз. Этого вы хотите?
Коротыш одержал победу. Побледневший Тамакити повернулся к Красномордому, но тот потупился и отвел глаза. Царившее в комнате оживление увяло. С видом победителя Коротыш заглянул в записки Исана, чтоб убедиться, насколько тщательно ведется протокол. Потом, чеканя слова, он повторил подросткам многое из сказанного им прежде Исана:
— Я — Коротыш! И независимо от того, буду я членом Союза свободных мореплавателей или нет, я сжимаюсь, сжимаюсь и сжимаюсь; недалек тот день, когда мой скелет и мои внутренности будут не в состоянии выдержать давление, которому они подвергаются, и я умру. Если использовать ядерную терминологию, произойдет взрыв — имплоужен. Я умру от взрыва, обращенного внутрь. И в тот самый день я окажусь пророком атомного века! Я первым оповещу мир о том, что человечество начало движение вспять и в теле каждого человека появились гены, направляющие его развитие и рост в обратную сторону. У меня есть целая серия фотографий, показывающих, как я сжимаюсь, с их помощью я обращусь к средствам массовой информации всего мира. Только так я смогу выполнить свою миссию перед человечеством! У меня нет причин цепляться за Союз свободных мореплавателей. Вы спросите, почему на этом суде я настаиваю на своей виновности? Да потому, что я хочу в недрах Союза возвестить, к чему приведет сжатие моего тела, и поведать об этом через апостолов, которые будут передавать из уст в уста мое пророчество. Я хочу, чтобы Союз свободных мореплавателей использовал мое тело, внутреннее давление в котором беспрерывно растет, как детонатор ядерного взрыва! Чтобы, когда надо мной, виновным, свершится приговор, сквозь пламя и грохот вывести на орбиту ракету Союза свободных мореплавателей, то есть вас!
Коротыш эффектно умолк, но ответом ему было лишь неловкое молчание. Тут, видимо, он и почувствовал, что его никто не понял. Он сверкнул глазами из-под опухших век и облизнул бледным языком вспухшие, в запекшейся крови губы. Это странное, настороженное молчание точно парализовало и Коротыша, и подростков. Потом Такаки все тем же сонным голосом сказал:
— Ты, Коротышка, все время повторяешь: вина, приговор, вина. Ладно, но каким должен быть приговор? Ты полагаешь, если мы даже признаем тебя виновным, наказание сведется к тому, что мы изобьем тебя и вышвырнем вон, не так ли? И даже если ты после этого побежишь в полицию, никакие неприятности нам не грозят; это — твои слова. Тогда объясни, каким образом Союз свободных мореплавателей произведет твой ядерный взрыв и вознесется ввысь, как ракета? Как? Объясни нам.
Атмосфера в комнате опять стала легкой и непринужденной. И хотя кое-что оставалось еще неясным, сети красноречия, опутавшие было подростков, стали расползаться, и требовалось уже совсем немногое, чтобы вновь зазвучали насмешки над Коротышом. Но он не упустил случая приостановить подобное развитие событий:
— В тот день, когда у Свободных мореплавателей кончились боеприпасы, в сумках для фотопринадлежностей я привез динамит из нашего оружейного склада. По дороге в Токио я припрятал часть динамита в камере хранения на станции Атами, где я обедал. Думаю, этого достаточно и объяснений больше не требуется? Если Свободные мореплаватели изобьют меня и вышвырнут вон, я возьму динамит и совершу нападение на банк в Атами, потом сделаю вид, будто нападение провалилось, и взорву себя. Представляете, как безумно обрадуются этой новости в еженедельнике, которому я продал фотографии. Они немедленно опубликуют все фотографии военных учений. В этом случае японская полиция сразу же мобилизует все свои средства — научные и политические, — чтобы состряпать из вас опасную для общества вооруженную организацию. Не верите? Мне-то что, я, Коротыш, взорвусь. Без мук и страданий — что может быть лучше?
