Двое - Милн Алан Александр (бесплатные серии книг .TXT) 📗
– Да. Удивительно, что вы вспомнили.
– Удивительно? Что вы! Наоборот, это вы так чудесно... Давайте свернем на Сэквилл-стрит. Мы загородили весь тротуар, и люди начинают ходить вокруг меня. А я этого не выношу.
Они свернули на тихую Сэквилл-стрит.
– Ну вот. Это вы так чудесно признались, что в шестнадцать лет были влюблены в меня. Это было... как у вас с арифметикой?
– Неплохо. Я какое-то время служил в банке.
– В банке? О Боже мой! Тогда если вы знаете, сколько мне было, когда вы влюбились в меня, то можете легко сосчитать, сколько мне сейчас?
– Вовсе нет. – Реджинальд покачал головой. – В моем банке творилось что-то странное со временем. На него нельзя было положиться. Если кому двадцать пять лет назад было восемнадцать, тому теперь оказывалось тридцать.
– А если двадцать два?
– Значит, теперь, на Сэквилл-стрит, вполне можно дать двадцать девять.
– Прекрасно. Этот вопрос мы выяснили, не стоит больше к нему возвращаться. Почему вы так нерешительно двигались по Пиккадилли?
– Я думал, не заказать ли новый костюм. Тут неподалеку живет портной, он шьет мне раз в три года фланелевые брюки, которые сидят на мне мешком, и, скорее всего, неплохо на этом зарабатывает.
– А три года истекают как раз сегодня? Потрясающе! Какое стечение обстоятельств!
Корал Белл рассмеялась. Совсем как прежде, подумал Реджинальд.
– Пожалуйста, продолжайте, – умоляюще обратился он к ней. – Я не слышал этого уже... как мы решили, сколько лет?
– Не слышали чего? – удивилась Корал Белл.
– Вашего смеха. Перед этим вы только улыбались, а теперь засмеялись. Могу ли я надеяться на продолжение?
Она снова рассмеялась смехом прежней Корал Белл.
– Наверняка, если вы и дальше будете смешить меня.
Мистер Хопкинс, невысокий, щуплый, седобородый, с очками на кончике носа, склонился под углом сто тридцать пять градусов, произнес: “Добрый день, ваша светлость”, “Добрый день, сэр” и “Сегодня довольно прохладно” – и стал ждать, не выказывая большого интереса к пришедшим. Реджинальд объявил, что хочет заказать два костюма, один кричащий, а другой весьма скромный. Мистер Хопкинс улыбнулся ее светлости, как бы говоря: “Мистер Уэллард любит замысловатые выражения”, – и пошел за тканью.
– Мне кажется, вас знает весь Лондон, – сказал Реджинальд
– Я была здесь с Чарльзом раз или два, – объяснила Корал Белл, щупая материю.
Это, очевидно, муж, подумал он. Я совсем забыл о нем.
– Его светлость, я надеюсь, в добром здравии. – сказал мистер Хопкинс, вернувшись с двумя-тремя рулонами ткани.
– Да, благодарю вас.
– Весной, я надеюсь, талия у нас сделается на несколько дюймов тоньше. Я заранее рад. Вот, мистер Уэллард, материал, который вам подойдет. Не слишком вызывающий и в то же время не скучный. Как вам кажется, леди Эджмур? Я думаю, он будет к лицу мистеру Уэлларду.
Леди Эджмур не торопилась с выбором. Мистер Хопкинс, очарованный ее светлостью, не выказывал нетерпения. Реджинальд проявлял еще меньшую поспешность. Они рассматривали рулон за рулоном...
– Я думаю, – сказал Реджинальд, когда они очутились на улице, – было бы смешно приглашать вас куда-нибудь выпить со мной чашку чая?
Корал Белл взглянула на него с улыбкой.
– Дело в том. – объяснил он, – что, если не смешно, вы согласитесь, и это будет просто божественно, а если смешно – рассмеетесь; в любом случае я не проиграю. Что вы ответите?
Она с сомнением покачала головой.
– Боюсь, вы проиграете в обоих случаях. Я бы согласилась, но уже обещала зайти к леди Коллингборн. Вы с ней знакомы?
– Я ведь говорил вам, что не знаю здесь никого.
– Значит, мы не сможем навестить ее вместе. Или кого-нибудь еще. Так о чем бы мы стали говорить, если бы я пошла с вами пить чай?
– Так вы согласны? – воскликнул он с жаром. – Благослови вас Бог!
– Не каждый день встречаешь старинного поклонника.
– Чепуха, вы просто окружены ими.
Они пили чай у Стюартса и болтали без умолку.
– Вы знакомы со всеми, – сказал Реджинальд. – И с Филби Никсоном тоже?
– С Филом? Конечно. А что с ним такое?
– Он инсценирует мой роман.
– Вы написали их много? – спросила она с невинным видом.
– Вы не поверите, – засмеялся он, – я просто пытался быть скромным, а это чертовски трудно. Скажи я: “Он инсценирует “Вьюнок”, выходило бы, что я абсолютно уверен – вы читали “Вьюнок” и знаете, кто его автор. Вообще, все эти определения “мой роман”, “моя книга” звучат страшно эгоцентрично. А откуда вам известно, что я не написал их много?
– Мне известно больше, чем вы думаете.
– Наверняка. Поэтому расскажите мне о Никсоне. Он хорошо пишет?
– Фил? Да, замечательно. Бедняга Фил.
– Да, и мне тоже кажется – “бедняга Фил”. Но почему?
– Вы видели “Пополам, дружище!”?
– Нет. А что, очень плохо?
– Что вы, просто блестяще.
– Вроде “Тетки Чарлея”?
– Нет, вовсе нет. Может быть, так было задумано, но в результате появился некий одухотворенный фарс. Прост удивительно, насколько эта пьеса популярна и по всей Англии, и в Америке, везде. Да и в Лондоне тоже. В конце концов публика везде одинакова. Я думаю, сейчас одухотворенности в пьесе поубавилось, что ж, так и должно быть. Но на премьере вы были бы в восторге.
– И наверное, написал пьесу соавтор Никсона, а он украл ее и теперь мучается угрызениями совести...
– Ну и ну!
– Правда? Так и было?
– Вовсе нет. Никакой романтики. Фил однажды рассказал мне. Мы вместе ужинали, все было великолепно, и во мне, очевидно, появилось нечто материнское – это в последнее время случается все чаще, – а Фил стал похож на мальчишку, который много выпил. Так вот – идея пьесы принадлежала ему, потом они работали над ней вместе, внесли множество добавлений, главным образом Фил. Окончательный вариант целиком сделан им, одним словом, четыре пятых работы – его. Соавтор все время пытался свести пьесу к обычному фарсу. Все это тянулось года три, и тот, другой, постоянно обвинявший Фила во всех неудачах, в конце концов продал ему свои права на пьесу за двадцать фунтов. С тех пор Фил каждый год получает от пьесы не менее трех тысяч.
– Тогда почему Фил бедняга?
– Он помешан на театре и на том, чтобы еще раз добиться успеха, но это бедняжке не удается. И он мучается, чувствуя, что все считают его мошенником... как вы, например... и думают, что первую пьесу написал соавтор... Стеннинг, вот как его фамилия. Поэтому Филу так хочется повторить свой успех, доказать, что та пьеса вышла из-под его пера. Но у него ничего не получается и никогда не получится. “Пополам, дружище!” – его единственная удача, и сам он не имеет ни малейшего понятия, как все произошло. Бедняга Фил.
– Но ведь с тех пор ему сопутствует успех?
– Нет. Ни одна из его пьес не идет в сравнение с первой. Но он настолько сросся с лондонским театром, что никто не осознает этого. К счастью для Фила.
– Но возможно, к несчастью для меня.
– Нет, он прекрасно сумеет сделать инсценировку. Надеюсь, ради вас обоих, что она ему удастся. Вам хочется узнать о ком-нибудь еще?
– Да, Корал Белл. Скажите, вам нравится знать всех?
– Необыкновенно. А вам – не знать никого?
– Чрезвычайно.
– Правда?
– Конечно. Я думаю, в этом основная разница между мужчинами и женщинами. Мужчина инстинктивно избегает новых людей, а потом с удивлением обнаруживает, что многие из них очень милы. Женщине нравится заводить новых знакомых, а потом, к ее разочарованию, оказывается, что многие из них совершенно невыносимы.
– Нет-нет. Вы не правы. Люди действительно делятся на две эти категории, но не по признаку пола. К первой относятся люди типа выпускников элитарных школ, ко второй – все остальные. Большинство женщин относится ко второй группе, на этом вы и построили свою классификацию.
– Корал Белл, – неожиданно сказал Реджинальд, – вы необыкновенно мудрая женщина. Вы... то есть... Могу я задать вам неприличный вопрос?
