Жюль Верн - Борисов Леонид Ильич (книга читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Сперва была обыкновенная лодка, сделанная из дерева. Потом ее заменило, не изгнав из пользования вовсе, парусное судно. За ним пришло паровое. Несомненно, что дальнейшее развитие позволит судну, плавающему на воде, уйти под воду… Так… Ну, а теперь окинем взглядом мостовую Парижа, освободим от лошади коляску, дадим коляске возможность двигаться без помощи лошади… Поднимем коляску на воздух. На воздух? Но может ли что-нибудь подняться на воздух, если это что-то тяжелее воздуха?
Жюль облокотился о прилавок, раздумывая и размышляя. Продавец спросил его — что же ему угодно?
— Неужели вы не хотите подарить вашей жене или матери кофейную мельницу? Так недорого! А капканчик! Простите, но у вас, наверное, водятся мыши! Фи, какая гадость! В течение трех — пяти суток с помощью этого капканчика вы навсегда освободите свое жилье от этих противных грызунов!
Жюль сказал, что он берет капканчик. Мышей у него нет, но эта машинка будет напоминать о… о… как бы это сказать…
— Старой мышеловке, — подсказал продавец. — Когда животное сидело в одиночной камере и ожидало казни.
Жюль покачал головой.
— Не совсем так, но очень близко к тому, о чем я думаю, — ответил он.
Забавно, однако, что мысль человека особенно изобретательна там, где дело касается капканчика! Любопытно — кто придумал эту штучку? Этот человек в потомстве своем непременно даст изобретателя какой-нибудь пушки или яда. Капканчик…
В этот капканчик уже попалось воображение Жюля.
Глава одиннадцатая
Таинственный остров
В такой день нельзя сидеть дома: всё в Париже цветет и благоухает, на бульварах поют бродячие артисты, звучат арфы, скрипки и мандолины, двери магазинов открыты настежь, окна прикрыты цветными жалюзи, по торцам мостовой катятся коляски и ландо. Так жарко, что кучеру лень поднять свой бич над спиной лошади, а Жюлю не хочется сказать кучеру: «Остановитесь, мне нужно сойти, — иначе чем я расплачусь с вами?..»
Всё же пора выходить и расплачиваться. Жюль спросил, сколько он должен уплатить за прогулку. Кучер приподнял над головой свой цилиндр и принялся подсчитывать:
— Булонский лес и бульвары до Мадлен — один франк. Двадцать минут ожидания у кафе «Америкен» и полчаса ожидания у Нотр-Дам — один франк. Затем мы ездили к Пантеону, обогнули Люксембургский сад, вы не менее получаса задержались в Сорбонне — еще полтора франка. Потом — площадь Этуаль, оттуда…
— Почему бы вам не догадаться было остановить меня! — воскликнул Жюль.
Кучер надел цилиндр, вынул из кармана своего расшитого позументом сюртука носовой платок, отер им лицо, шею и затылок и, посмеиваясь, продолжал:
— Возле дома, где фирма «Глобус», я ожидал вас двадцать минут. Затем…
Жюль перебил:
— Вы хотите сказать, что ожидания по вашей таксе расцениваются дороже поездки, — не так ли? Остановка дороже движения?
— Совершенно верно, — улыбнулся кучер. С кого же и взять подороже, как не с провинциала, вздумавшего обозревать Париж с высоты двухместного экипажа! Открыто и прямо кучер не говорил этого, но его арифметика сказала именно это, и Жюль с тоской ожидал, когда же кучер закончит перечисление остановок и назовет роковую цифру…
— Когда я ожидаю вас, — сказал кучер, — я лишаю себя возможности возить других; понимаете? Это есть вынужденное бездействие, за которое взыскивается вдвое.
— Сколько с меня? — нетерпеливо спросил Жюль и добавил, что проезд по железной дороге обходится много дешевле.
Кучер согласился:
— Совершенно верно, но вагону железной дороги очень далеко до лакированного, на рессорах и шинах, экипажа. Короче говоря…
— Сколько? — спросил Жюль и закрыл глаза.
— Шесть франков, сударь!
— Возьмите семь! — обрадованно произнес Жюль. — Вы хороший, умный человек! Вы не из Нанта?
— Я коренной парижанин, — с достоинством ответил кучер. — Желаю веселиться!
Ловко! Прокатиться по центральным улицам Парижа, зайти в кафе, чтобы наскоро позавтракать, узнать в «Глобусе», когда принимает директор, заглянуть в швейцарскую к Барнаво и с ним посидеть четверть часа, издали полюбоваться на цветники Люксембургского сада, издали послушать музыку военного оркестра в Булонском лесу и за всё это уплатить шесть франков, то есть не шесть, а семь… Дорого? Если и недорого, то очень много денег!
К черту деньги! Нужно думать о сюжете пьес из жизни богемы, населяющей Латинский квартал, — для этого-то Жюль и нанял экипаж и, наблюдая парижскую суету и толкотню, про себя строил этот сюжет, задумывал входы и выходы действующих лиц. Будь она неладна, эта богема и Латинский квартал! Изволь давать в каждом акте куплеты и песенки, а под занавес преподнести зрителю винегрет из куплетов, не менее пятнадцати штук, по двенадцать строк в каждом… Ничего не поделаешь — традиция, обычай, канон…
— Ты сочиняй, сочиняй, — торопил сегодня утром Жюля Иньяр. — Не тревожься, что получается не так, как тебе хочется, — к черту хороший вкус и высокие требования! Дай мне поскорее песенку, и я к вечеру выну вот из этого рояля готовую музыку!
У Иньяра получается. Он работает легко и не без вдохновения. Это конькобежец, фокусник, прыгун. В час дня он получает текст, в шесть вечера получайте музыку. И мотив свеж, приятен, легко запоминается; если и заимствован, то весьма и весьма незаметно, — так, два-три чужих такта… Только опытный человек, знаток музыки найдет здесь прямое подражание или попросту плагиат. Иньяр уже превратился в ремесленника. Когда-то он говорил: «Я буду, подобно портному, выдумывать собственный фасон и покрой, — я буду законодателем моды!..» Сейчас он шьет по готовым выкройкам и, что называется, в ус не дует.
Жюлю казалось, что и в его лице идет сейчас по улицам Парижа такой же ремесленник от литературы, затрачивающий немало труда и сил на изготовление пустяков. Это почти то же самое, как если бы представить, что на создание бабочки-подёнки природе понадобилось бы месяца три, не меньше. Девяносто дней работы на то, чтобы красивое крылатое существо, родившись утром, кончило свое существование в полночь. Для чего? Кому это нужно?
Оказывается, кому-то нужно, — такие бабочки есть. Да вот она — летит над головой идущей впереди Жюля женщины, хлопотливо бьет своими темно-синими с красными полосками крыльями, садится на решетку сада, отдыхает с минуту и летит дальше. Красива эта бабочка? Очень.
А где-то, далеко от Парижа, есть страны, в которых никогда не бывает зимы, там постоянное, вечное лето, там растут диковинные деревья и на их ветвях сидят и кувыркаются мартышки… Крохотные птички колибри, похожие на уносимые ветром лепестки цветов, летают над папоротниками в пять метров высоты… Огромные бабочки, величиной с голубя, невозбранно перелетают с цветка на цветок… Какой же величины должны быть в этих странах цветы, если размах крыльев живущей там бабочки достигает сорока сантиметров? Кому и зачем нужны эти бабочки?
Жюль шел, бабочка летела впереди него, то поднимаясь на высоту фонаря, то опускаясь почти до земли. Она садилась на камень или тумбу, и тогда Жюль останавливался, любуясь ею. Бабочка сидела минуту, две, три, едва шевеля крыльями. Жюль смотрел на нее, и ему хотелось уехать из Парижа куда-нибудь очень далеко, на необитаемый остров, к дикарям, в девственные, тропические леса… Интересно — захочется ли ему вернуться в Париж или он согласился бы навсегда поселиться среди диких и жить там, вдали от людей и культуры?..
«Гм… А что, если третий акт пьесы перенести из буржуазной квартиры на необитаемый остров? В самом деле, подумать только, какую сцену устроят на острове мадам Шенель и ее супруг! А месье Рубан, домовладелец, — что будет делать он среди фантастической природы, под ослепительно голубым небом? А мадемуазель Катрин, сплетница и бой-баба, — она, пожалуй, передерется со всеми мартышками, и, в конце концов, ее съест крокодил. Мой бог, что за чушь лезет в голову! Однако поставь на сцене нечто похожее на эту ерунду — и парижане останутся довольны, спектакли пойдут с аншлагом».
