Халява для лоха - Майорова Ирина (первая книга TXT) 📗
– Ты слушаешь меня или нет? Сверкать она будет после монтажа, а сейчас просто смотри ей в точку на четыре-пять сантиметров ниже пупка. Понял?
– Да понял-понял!
– Да ты не тупо смотри, не со скукой смертной, а с вожделением! – повысил голос Обухов. – Репетируем еще раз! Никита, выйди из кадра! Света, поворачивайся спиной!
Несколько секунд в мебельном павильоне царила тишина, которую прервал рык Обухова:
– Никита, у тебя не сладострастная улыбка получается, а звериный оскал! Ты как будто ей сейчас в живот вцепишься и начнешь грызть! Нежно, нежно и в то же время сгорая от желания! Давайте еще раз.
– Кость, ну чего ты зря паришься? – прошептал на ухо Обухову подошедший сзади Леня. – Ты тут хоть обосрись, хоть пополам тресни – не сможет он тебе страсть и вожделение изобразить.
– Почему? – в полный голос спросил, обернувшись к фотографу-осветителю, Обухов.
– Ты чего кричишь? Тише, – все также шепотом попросил начальника Леня. – Да потому, что голубой. Вот если б ты вместо Светки мальчика смазливенького к нему в кадр загнал – тогда другое дело.
– Так, все пока свободны! Света, Никита, отдыхайте. Пять минут можно покурить.
Обухов отвел фотографа в сторону:
– Да ведь он вроде женат, вон и кольцо на руке!
– Ну и что? Ты, Кость, наивный, как я не знаю кто! Семьдесят процентов педиков или были женаты, или и по сей день живут в счастливом браке. Чтобы открыто признаться в своей нетрадиционной ориентации, надо Борей Моисеевым быть, на худой конец – Шурой. Остальные шифруются.
– А как же он стриптизером-то работает? Он же перед бабами раздевается, на «капусту» их раскручивает.
– А бабы, по-твоему, на его рожу, что ли, смотрят? Нет, дружок, для их ясных очей другие точки притяжения есть.
– И чего теперь делать? – растерялся Обухов.
– Да ничего. Сейчас верхний свет уберем, торшер с красным абажуром включим – и полный порядок. На экране все равно не будет видно, как этот педик на телку смотрит: с вожделением или как на ведро картошки. А вот его играющие мускулы и круглая крепкая задница бабам придутся по душе. Нам же с тобой больше ничего и не надо.
В четыре часа, отсняв дублей двадцать, Обухов уступил место Лене. Тот, не мудрствуя лукаво и не требуя от секс-гиганта невозможного (единственное, о чем попросил, – не загораживать Светкин живот и не поворачивать физиономию к фотообъективу больше чем на треть), отщелкал целую флешку.
Из мебельного центра уходили в шестом часу. Мужественный Никита, зад и бицепсы которого в скором времени будут сниться по ночам тысячам российских женщин, кокетливо помахав рукой, влез в свою «Мазду» и умчался, даже не предложив партнерше куда-нибудь подбросить. Это сделал Обухов, но девушка отказалась: через час у нее неподалеку от мебельного центра была назначена встреча с приятелем.
– Ой, ребята, смотрите, снег пошел! – радостно засмеялась Светлана, поймав на перчатку несколько снежинок. – Наконец-то! Буду считать это добрым знаком. День-то и вправду удачный: с вами познакомилась, поработала, ни душу, ни тело не насилуя, деньги хорошие получила. Сейчас с однокурсником встречусь, он обещал обо мне со знакомым режиссером поговорить. Вдруг повезет и мне какая-нибудь роль обломится… А вы, если еще понадоблюсь, зовите. Буду свободна – приеду с радостью!
Память
Ольга сидела на потертой кушетке и смотрела за окно, где падал первый за нынешнюю зиму снег. В руках у нее была большая пиала с китайским «сливочным» чаем.
Хлопотавшая вокруг нее Станислава Феоктистовна примостилась на краешек табуретки и тяжело вздохнула:
– Пей, пей, я еще подолью. Знаешь, какой это чай? Его недавно стали из Китая вывозить, а раньше за контрабанду крохотной щепотки подвергали смертной казни, голову отрубали. Свежими густыми сливками пахнет, чувствуешь? На самом деле такой вкус и аромат дает сложный сбор редких трав. Я сама его как лекарство пью, когда сердце ни с того ни с сего вдруг сожмет или голова тяжелой станет. Другие валокардин-валерьянку глотают, а я в маленький чайничек «сливочного» чая несколько крупинок, кипяточку, минутки три подожду, первую воду сливаю, китайцы ее пить не рекомендуют, а вот вторую заварку надо выпить до капельки, потому что именно с последней каплей в тебя и жизненная сила войдет, и ясность ума появится.
Речь старушки журчала, как тихий, неспешный ручеек в густой траве, и Ольга сама не заметила, как задремала прямо с пиалой в руке.
Станислава Феоктистовна тихонько разжала тонкие пальцы, поставила пиалу на стол и подложила Ольге под правую руку большую подушку.
– Ох, детонька, детонька, что ж с тобой будет-то, если память не вернется, – прошептала старушка. – Вот говорят: кого Бог хочет наказать – разум отнимает. А без памяти-то куда человеку податься?
Коротко тренькнул дверной звонок, и Станислава Феоктистовна, спешно прикрыв дверь в кухоньку, где дремала Ольга, посеменила открывать.
На площадке стоял Геннадий в сопровождении пожилого мужчины с небольшой холеной бородкой, в костюме-тройке и накинутом на плечи дорогом кашемировом пальто.
– Простите, что без звонка, Станислава Феоктистовна, как видите, я не один, с коллегой, – извинился Геннадий. – Это профессор Велимир Константинович Федулов, один из лучших специалистов отечественной и мировой психиатрии…
– Ну-ну, коллега, вы, чем комплименты расточать, лучше бы представили мне милейшую хозяйку. Мы с ней потолкуем и приступим к осмотру больной. Времени, к сожалению, у меня не слишком много.
Историю о том, как девушка оказалась у Завьяловой, Геннадий рассказал профессору еще по дороге, поэтому, оставив хозяйку и доктора в гостиной, Бурмистров пошел на кухню.
Ольга спала беспокойно: длинные ресницы подергивались, как крылья мотылька от сквозняка, высокий лоб прорезали продольные морщинки.
Неслышно войдя, Станислава Феоктистовна положила руку на лоб девушки и тихонько позвала:
– Детка, с тобой доктор поговорить хочет.
Ольга мгновенно проснулась, встала и, как сомнамбула, поплелась в гостиную. Хозяйка с доктором переглянулись.
– Ничего пока выяснить не удалось, – ответил на немой вопрос Геннадий. – Я позвонил сержанту, с которым мы ее в чувство приводили. В милицию по поводу исчезновения девушки, схожей по приметам с нашей, никто не обращался. По моей просьбе сержант нашел водителя трамвая, из которого ее вынесли на остановку, тот уверяет, что сумки при ней было. Говорит, сам удивился: прилично одетая девушка и вдруг без ридикюля. На какой остановке она в трамвай села, водитель не заметил… А у вас какие успехи?
– Да тоже особо похвастать нечем. Хорошо, хоть плакать перестала. Только раз за нынешний день слезы и были, когда по телевизору передачу про зону показывать стали. Я тут же переключила, а сама лишний раз убедилась: кто-то близкий у нее в тюрьме. Я потом потихонечку поспрашивала, с кем такая беда? Не помню, говорит, но когда людей за решеткой увидела, внутри вроде как все сжалось. Стала ее к готовке привлекать, порезать что-нибудь прошу, почистить. Хорошо у нее получается: быстро, аккуратно. Колготки у меня поползли – она зашила так, что только вблизи шовчик заметишь. Сразу видно, хозяйственная, не бездельница.
– А как вы ее зовете?
– Детонькой. Поначалу Олесей называла, но она не откликается и вообще никак не реагирует.
Через полчаса из гостиной на кухню вышел профессор.
– Пусть немного поспит. Сон у нее сейчас глубокий, спокойный, проснется хорошо отдохнувшей. Я вводил ее в гипнотический транс, думал, смогу получить какую-то информацию. Ноль. С такой амнезией я однажды уже встречался, в НИИ судебной психиатрии консилиум собирали. Мужчину к ним доставили точно в таком состоянии. Несколько лет назад это было. Я потом узнавал, у него семья нашлась, и только среди близких, в родной обстановке память начала понемногу возвращаться. Правда, нет уверенности, что до конца восстановится. Потом, я слышал, в Москву из периферийных клиник еще несколько человек перевели. У всех схожая клиническая картина.
