Планета шампуня - Коупленд Дуглас (бесплатные серии книг TXT) 📗
— Ты прямо здесь родился? — спрашивает Стефани.
В ответ я киваю.
Стефани улыбается мне и говорит:
— Хорошо появиться на свет в таком месте.
Я с ней согласен — место чудесное, изумительное. Я беру веточку гемлока и касаюсь ею своего лба. Венчаю себя лесным королем.
42
Назавтра.
Мы зажимаем нос, весело обгоняя под завязку набитые людьми, страшно дымящие автобусы на Береговом шоссе и мчим себе дальше на юг, к Орегону. Стерео в Комфортмобиле на всю катушку шпарит забористые технотемы в исполнении шотландских ребятишек с плохими зубами и неодолимой потребностью петь.
Слева мы видим товарный состав: рогатый электровоз и связка сосисок-платформ с цистернами кислорода и «хондами» цвета подтаявшего вишневого мороженого. На других платформах другой груз, и надписи соответствующие: ЖИДКАЯ СЕРА, КУКУРУЗНАЯ ПАТОКА, ВОДНЫЙ ГИДРАЗИН. Мы со Стефани принимаемся составлять перечень химических веществ, обязательный для всякого, кто хочет идти в ногу со временем:
— Тетрациклин.
— Стероиды.
— Фреон.
— Ас партам.
— Пероксид.
— Силикон.
— «Эм-ти-ви».
Стефани стреляется, сунув ствол игрушечного пистолета себе в рот.
Справа от нас открывается прекрасный вид на океан. Я резко останавливаю машину и объявляю тридцатисекундный перерыв для желающих привести себя в порядок, но Стефани желает остаться в машине, чтобы распутать пленку в кассете. Она дуется на меня за то, что в ответ на ее предложение жениться на ней я сказал: «Вот еще — в обозримом будущем я ни на ком жениться не собираюсь».
Я бегу полюбоваться видом океана, который открывается отсюда, с гребня утеса: тихоокеанский простор, край света, — и меня вдруг пронзает мысль, как это непохоже на Европу, на перегруженные историей европейские ландшафты, припорошенные угольной сажей и испещренные оврагами — совсем как изработавшиеся в пюре легкие курильщика.
И пока я стою тут на вершине, меня инстинктивно тянет еще немного насладиться живописной картиной природы — только не слишком долго. Меня словно что-то толкает обернуться и удостовериться, что меня не столкнут вниз. Я и оборачиваюсь, но, само собой, поблизости нет ни души, кроме Стефани, которая сидит в машине и жестами дает мне понять, что пора бы уже двигаться дальше.
Питаемся мы хуже некуда: пересушенная волокнистая индейка, углекислота в виде сладкого газированного пойла и жратва из разных придорожных забегаловок. На обед мы жуем столовскую курицу с ободранной кожей.
— Господи Иисусе, — поражаюсь я, — если пенсионеры отказываются есть куриц с кожей, значит, теперь пусть никто не ест куриц с кожей? Миром правят бабка с дедом. А куда, скажи на милость, девается в таком случае никем не съеденная куриная кожа?
На какую-то секунду мы и правда задумываемся, а потом разом приходим к одному выводу: «Китти-крем»!
На берегу нам попадаются морские гребешки. Тут же неподалеку в зарослях кустарника растут какие-то неопознаваемые фиолетовые ягоды. Как странно вот так, просто сидя на месте, находить себе еду — никем и никак не прибранную к рукам. Мы смотрим на бесхозное добро и не можем определить наше к нему отношение. «Несовременно!» — заключаем мы.
Внизу, чуть поодаль, ужасно симпатичные, веселые стайки куликов и еще каких-то махоньких, как елочные украшения, округлых, как яички, морских птичек носятся вдогонку за убегающей волной, выклевывая из взбаламученного песка всякую питательную мелочь, намытую океаном.
— Смотри, смотри, — кричу я, — как здорово!
Позже в фермерском кооперативе мы вдыхаем солодово-сладкий запах овощехранилища. Стеллажи с посадочным материалом и едкие пестицидные испарения напоминают нам о том, что, вопреки полной мешанине в нашей собственной жизни, выращивание растений для пропитания отнюдь не прекратилось.
В тот день, когда я драпанул из Ланкастера, я вышел из дома часов в шесть утра, стараясь произвести как можно меньше шума. Дейзи и Марк, еще осовелые от сна, сразу поняли, что означают мои приготовления, — за которыми они наблюдали, лежа на полу: раскрытый чемодан, кое-что из вещей — самое необходимое, мои любимые шампуни.
— Калифорния… надо же. Ты позвонишь? — спросила Дейзи.
— Позвоню через месяц, — сказал я, — когда осмотрюсь на месте. Позвоню на твой личный номер.
— Что сказать маме?
— Что я уехал.
— Адрес для писем оставишь?
— «Американ экспресс», до востребования, если ей это так уж необходимо. Передай, что сейчас мне с ней говорить не хочется.
— А можно я перейду в твою комнату? — спросил Марк.
— Ну и ну, труп хозяина еще остыть не успел, как уже… Так и быть, ребята, пользуйтесь моим барахлом сколько влезет, только рано или поздно мне все это самому понадобится.
Солнце перевалило уже на другую сторону неба — время ужина, и мы со Стефани, не в силах устоять перед соблазном нарушить наш аскетический дорожный рацион, воровато проскальзываем в дверь дорогой гастрономической лавки для яппи сразу за границей штата Орегон.
Кассир, парнишка моего возраста, «считывает» лазерным детектором стоимость нашего скромного кусочка копченой лососины. Он недовольно ворчит по поводу классической рок-подборки, закачанной в музыкальную систему, которая крутит музыку в магазине «для фона».
— Стоит тебе только подумать, что всё — наконец уже на могилы старых рок-звезд бросили по последней горсти земли, как на тебе! Они уже тут как тут, повыскакивали из склепов, и у каждого новый альбом.
— Тайлер, — громким шепотом зовет меня Стефани, — смотри, это же кто-то из знаменитостей.
— Где? — Антенны настроены на прием.
— У хлебной полки. Волосы — у кого-то из знаменитых такая прическа.
Стефани права: прическа знакомая. Кассир поднимает голову:
— А, Ли Симпсон… да он каждый день заходит. Чуть дальше по улице Хейзелфордская клиника.
— Хейзелфордская клиника чуть дальше по улице? Не может быть.
— Может. Там у нас дальше кусок дороги ремонтируют, так вот сразу за ним.
— Что это за клиника? — спрашивает Стефани.
— Всего-навсего самая знаменитая в мире клиника для наркозависимых, — горделиво поясняет кассир. — Всего-навсего.
— Поехали глянем, — загораюсь я.
Прихватив лососину, мы с ревом мчимся в Комфортмобиле дальше по Арбутус-бульвару, мимо участка дорожных работ, прямо к низкому матово-черному строению-неведимке, куда упрятали, вне всяких сомнений, не один десяток моих любимых исполнителей, которые томятся там на привязи в мрачном больничном подвале, грязные, в одних набедренных повязках, и наперебой умоляют дать им опиума. Стефани за рулем, я держу наготове фотоаппарат.
— Может, увидим Хизер-Джо Локхид, — мечтаю я. — Она в таких клиниках постоянный клиент. Знаешь, о чем я мечтаю?
— О чем?
— Увидеть, как Хизер-Джо с воплями выбегает на улицу — глаза заплаканные, на голое тело наброшен синий китайский халатик — и кидается прямо на капот Комфортмобиля — сиськи вразлет, автомобильной грязью перепачканы, — просит-умоляет дать ей дозу и увезти отсюда на волю. Это ж такая звезда!… «Хизер-Джо, — сказал бы я ей, — ну зачем ты такая невозможно знаменитая! Но ты не горюй, Хизер-Джо, мы подыщем тебе кого-нибудь тоже знаменитого, будешь довольна. Только, пожалуйста, брось ты свои таблетки. Ну хоть на время».
Увы, ни Хизер-Джо, ни кого-либо еще из звезд мы так и не видим. Троица охранников в темных очках у ворот не разрешает нам даже приблизиться к территории. Судя по всему, Хейзелфордская клиника и правда неплохое убежище для знаменитостей.
— Зато теперь я знаю, куда обращаться, если мне самому понадобится пройти курс детоксикации.
— Тебе заранее можно позавидовать.
— Таких, как Дэн, сюда на пушечный выстрел не подпустят.
— Бронируй место прямо сейчас.
Эпизод с Хизер-Джо — несостоявшийся — пробудил у Стефани интерес к нашему американскому телевидению. Ночевать мы устраиваемся в самом мотельном из мотелей, какой только можно себе представить, в «Тихой гавани у Мела», в окрестностях Астории, штат Орегон, и, будь наша воля, мы прихватили бы с собой все, что есть в номере: декоративную штуковину (композиция из спаянных вместе металлических прямоугольничков), выцветшие полосатые занавески с вкраплениями золотой нити образца 19б2 года, прикроватные столики в форме детской лужицы на линолеуме. Мы ждем, когда покажут последний хит с участием Хизер-Джо — «Дизайнерский батальон», а пока прогуливаемся по всем тридцати семи имеющимся здесь каналам в поисках чего-нибудь эдакого. Жизнь богата и разнообразна.