Дом Аниты - Лурье Борис (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
Великий Гость проедет по Сентрал-Парк-Уэст к атомной электростанции, уже занятой советскими танками. Хотя их совсем немного и смотрятся они весьма сиротливо, танкисты наверняка будут признательны за личный визит и ободрение Отца народов.
Все только и думают о том, где же Сталин остановится. Об этом горячо спорят по телевизору. В Гарлеме или в Нижнем Ист-Сайде? Или в Бруклине, дабы почтить память всех отбывших странников, отождествиться с ними? Или же в Верхнем Ист-Сайде — некогда уничижительно прозванном «Верхним Нижним Ист-Сайдом», поскольку в эту, прежде изолированную, фешенебельную часть города перебралось множество евреев? Правда, теперь она снова Judenrein, если не считать горстки робких почетных израэлитов{138}.
Все эти домыслы безосновательны. Стальной Человек остановится вблизи Уолл-стрит, в финансовом районе, на самом верхнем этаже башен-близнецов{139}.
Ради торжественного проезда Сталина по Сентрал-Парк-Уэст нас, слуг, освободили на утро от работы. Погода просто великолепна. Само солнце согревает своими лучами Надежду Человечества! Но странники из Румбулы и мисс Поланитцер отгула не заслужили. Мне их жаль — особенно покойников: они так и не смогут стать очевидцами этого исторического события.
Анита спускается на лифте вместе с нами — весьма непривычное братание. Ее наряд отличается не блеском или ценой, а невероятной выдержанностью и изящным вкусом: темно-серый двубортный пиджак, простая белая блузка и удобные туфли без каблуков на каучуковой подошве. Старомодная широкополая шляпа придает ей сходство с чопорной советской училкой.
В петлицу она вставила маленькую звезду Давида мисс Поланитцер. Какая мощная, бесстрашная провокация! Какая рискованная авантюра! Ведь после отъезда Сталина вполне могут возобновиться Перемещения.
На углу 65‑й улицы и Сентрал-Парк к нам подходит Бет Симпсон. Как и Анита, она одета скромно; а вот Тана Луиза вся в красном. На завязанных узлом иссиня-черных волосах — нахлобученная набекрень походная кепка а-ля Фидель Кастро.
Ну а наш «ускользающий» капо Альдо надел длинную белую ночную рубашку. Его светлые волосы очень красиво уложены и завиты. У себя на груди он вывел: «МИР ПОЖАЛУЙСТА ТОЛЬКО МИР СТАЛИН».
Мы покупаем у цветочниц красные розы. Сентрал-Парк-Уэст расчистили от автомобилей, автобусов и велосипедов: нет даже конных парковых экипажей.
Наконец мы слышим рев мотоциклетных двигателей. Всего два мотоцикла выруливают из-за угла Коламбус-Сёркл. За ними следует черный лимузин.
Приближается мотоциклетный эскорт, и я замечаю, что охрана одета в робы узников немецких концлагерей. Эти полосатые пижамы отличаются от наших красными треугольниками, нашитыми на штаны: метка «политических»{140}. Советские шлемы похожи на горшки, и мотоциклисты в них выглядят нелепо, но эти люди — особые караульные из элитного кремлевского подразделения, и через плечо у них переброшены автоматы.
Лимузин проезжает мимо нас. Еще двое караульных следуют за ним на тарахтящих мотоциклах, а русские танки заводят моторы.
Вот и все. Сталин приехал и уехал.
54. Немецкая овчарка
Как раз там, где мы стояли, наблюдая за процессией, удобно растянулась на тротуаре большая черная немецкая овчарка. В цепной ошейник вплетены красные розы; сука привязана к столбику паркометра.
Собака снова и снова притягивает мой взгляд. Блестящий черный мех на спине и твердое розовое брюхо с торчащими из-под редкого белого меха сосцами, которым нет числа. Она мирно улеглась головой на бетон. Но всегда начеку — отличительная черта ее породы — и следит за всем, готовая наброситься при малейшей угрозе. При этом в больших, добрых карих глазах — не свирепость, а любовь и доброта.
Я смотрю на эту псину, и по спине пробегает холодок. Так и хочется подойти и погладить. Но с этими животными, кроткими и в то же время свирепыми, надо поосторожнее: их поведение непредсказуемо.
Сначала я медленно наклоняюсь. Овчарка лениво мне подмигивает, и я понимаю, что можно спокойно ее погладить.
Псина поднимает голову и нюхает мою ладонь, подползает к моим ногам и знакомится ближе, обнюхивая мою обувь. Встает и возбужденно виляет хвостом, затем подпрыгивает, головой шмякаясь мне в лицо, тявкает от восторга и облизывает мне всю физиономию.
Как ни странно, я слышу размышления овчарки:
Я очень рада, что снова встретилась с Бобби, мы так давно не виделись. Этот богочеловек умеет гладить мне брюшко — другого такого на свете нет. Уж точно никакого сравнения с моими прежними хозяевами{141}. Как-то раз я напала на него, подпрыгнула и слегка укусила за губу. Он тогда был совсем жалок. Но посмотрите, какой он теперь статный и откормленный!
После того единственного случая — я, между прочим, обучена нападать, это моя работа, зря меня, что ли, баландой кормили — я старалась никогда больше не нападать на Бобби. И он знал. Он нашу породу понимает.
Видите, он по-прежнему любит меня, невзирая на ту старую историю. Вот бы мне такого Хозяина! Но теперь это невозможно — инстинкт подталкивает меня к чему-то другому.
Овчарка подпрыгивает и лижет мне ладонь, а я опять слышу ее голос:
Но он мне поможет, отблагодарит меня за все мои услуги. А они велики. В самом деле, я же вернула его к жизни, вскормив теми самыми сосцами, которые он сейчас чешет.
Они ему прекрасно знакомы. Он бы погиб без молока, которое я вливала ему в рот (от слабости он, бедняжка, не мог ни сосать, ни глотать!). Драгоценное молоко ручейками стекало по его изможденному лицу и впитывалось в снег… Я чувствовала себя доброй и жадной: запасы молока иссякали, мороз стоял невыносимый, даже для собаки. Снег и ничего, кроме снега. Да я и сама по многу дней не видала миски с баландой.
Он должен это помнить и на сей раз обязан помочь МНЕ!
Овчарка заходится свирепым лаем и натягивает цепь. Тогда я, естественно, развязываю узел на паркометре, и собака срывается с места.
Никаких, значит, прощаний, никаких слез. Она пускается бегом, гремя и скрежеща цепью по бетонному тротуару. Через пустой проспект мчится прямиком к русским танкам.
Танкисты стоят в открытых башнях своих машин и осматривают окрестности в бинокль. Собака останавливается перед ближайшим танком и лает на солдата. Она распластывается передом по земле и вытягивает лапы. Такой лай и такая поза означают, что она чего-то хочет, надо обратить на нее внимание. Затем овчарка пытается запрыгнуть на стального коня, но безуспешно.
Танкист смеется: до него дошло. Он тянется за собакой, чуть не вываливаясь из башни. Хватает овчарку за плечи и поднимает, гордо держит тяжелую ношу в сильных руках. Наблюдатели аплодируют этому акробатическому трюку. Собака пыхтит, смеется и лижет солдату лицо. Затем оба исчезают в люке.
Затем происходит нечто — до того внезапно, что почти и незаметно. Наш Иван-Молотобоец, этот огромный детина в синем комбинезоне, перебегает проспект примерно по следам собаки.
Он гонится за ней? Пытается поймать? Или тоже хочет укрыться в недрах стального коня?
Иван подбегает к первому танку и что-то кричит — некий пароль, которого я не понимаю. Видимо, солдат в башне тоже. Затем Иван пытается влезть на огромный бок танка, но башня с лязгом захлопывается.
Прямо в русского целится дуло пулемета, поворачиваясь то вправо, то влево, но оставаясь на уровне сердца. Со стороны кажется, будто Иван препирается со стальной башней, размахивая руками и что-то восклицая, а дуло покачивается из стороны в сторону, словно говоря: «НЕТ!»
Молотобоец смиряется с этим вердиктом. Он слезает с танка, ковыляет обратно к нам и плюхается наземь на углу. Я подбегаю к нему и опускаюсь на колени:
— Джон, Иван! — успокаиваю я. — Тот, кто захлопнул крышку, всего-навсего солдатик. Он сам не ведает, что творит. Правила, понимаешь? Ты еще сможешь обрести свою стальную свободу!
Иван вздыхает и дрожит, словно оправляясь от приступа смертельной болезни{142}. По его щекам текут слезы, и он говорит как бы про себя:
