Да. Нет. Не знаю - Булатова Татьяна (серия книг .TXT) 📗
– Как же! Расскажет она!
– Расскажет. Если правильно задашь вопрос.
– Ты будешь учить меня правильно задавать вопросы? – насупилась Аурика, недвусмысленно намекая на педагогический опыт.
– Я не буду тебя учить задавать вопросы собственной дочери. Я только напоминаю тебе, что вопрос, адресованный студенту, – это одно. А вопрос, адресованный пятнадцатилетней девочке, – это другое. Знаешь, каким тоном ты спрашиваешь: «Как дела»?
– Каким? – буркнула Аурика.
– А таким! – Коротич вскочил со стула. Встал на середину кабинета. Принял величественную позу и мерзким голосом произнес: – Ну-у-у… Ты ела?
– Хватит передергивать! – возмутилась супруга.
– Тогда скажи сама.
– И скажу.
– И скажи.
– Аля! Ты е-э-эла?
Получилось очень похоже на то, что минутой раньше показывал Михаил Кондратьевич. Аурика сморщилась:
– Да что за ерунда!
– Это не ерунда, – разгоряченно возразил Коротич. – Когда меня спрашивают таким тоном о том, обедал ли я, у меня пропадает аппетит и начинается несварение желудка.
– Не надо преувеличивать, я говорю с детьми иначе!
– Ты просто себя не слышишь, – сник профессор и снова присел на стул.
– Это ты себя не слышишь. А ты знаешь, что у этой тихони есть мальчик?
– Знаю.
– Откуда?
– Полина сказала: она их всякий раз из окна видит, когда они из школы возвращаются.
– А мне не сказала, – расстроилась Аурика.
– И правильно сделала, потому что ты легко можешь сказать: «Не твое дело». Кому это понравится? А еще хуже, что ты можешь призвать к себе Алечку и с присущей тебе прямолинейностью спросить о том, что обычно скрывают от родителей.
– Слушай, Коротич, тебе не кажется, что меня поздно перевоспитывать?
– А я тебя и не воспитываю.
– А что же ты делаешь?
– Я защищаю наших детей.
– От кого?
– От тебя.
– От меня? – опешила Аурика. – Ты защищаешь детей от их собственной матери?! Ты что, с ума сошел? Это что такое?! Я не ослышалась?! Коротич! Ты идиот! – завопила она и попыталась вскочить с дивана, но не удержала равновесие и плюхнулась обратно. Под ней чвакнула черная обивочная кожа.
– Не кричи, – тихо попросил Михаил Кондратьевич. – Вообще-то, я тебя пытаюсь успокоить.
– Меня?! – изумилась Аурика. – Ты только что сказал, что пытаешься от меня защитить наших детей.
– Одно другому не мешает. Я просто хорошо тебя знаю. Ты расстроена, что внешне девочки демонстрируют абсолютную автономность от твоего мнения. Но ты видишь только то, что лежит сверху. Глубже тебе лень опуститься, хотя ты все время напоминаешь всем вокруг о своих педагогических талантах, забывая, что есть разница между преподаванием предмета и воспитанием собственных детей. Неужели ты не видишь, что по возрасту каждая из наших девчонок вошла в такой период, когда происходит переход количества в качество. Они словно замерли в своей скорлупе, чтобы вырасти еще на одну позицию. Они – в процессе внутренний ревизии, а ты пытаешься искусственно переломить ситуацию и вторгнуться в их пространство. А ведь нужно просто подождать, и все разрешится само собой. Мне жалко тебя, Аурика, ты не видишь ничего положительного в том, как растут твои дети. Ты почему-то только и замечаешь, как они к тебе относятся. Не что в них изменилось, а что изменилось по отношению к тебе. То есть для тебя по-прежнему отсчет начинается с собственного «я». А когда ты начинаешь сомневаться в собственном величии и в собственной значимости, ты совершаешь необдуманные поступки, которые в конечном итоге приводят тебя к разочарованию в себе самой же. И тогда ты снова думаешь только о себе. О себе! А не о них. И сейчас ты бесишься оттого, что никак не можешь определить, какое место тебе уготовили собственные дети. Так вот, если ты хочешь, чтобы это место тебя устраивало, отнесись с уважением к тому, что происходит, перестань думать о себе и постарайся сделать все, чтобы их взросление стало психологически комфортным. А если просто, тогда так: отстань от них, Аурика.
– Я ненавижу тебя, Коротич, – зашипела супруга, пытаясь удержать навернувшиеся на глаза слезы. – Ты все время пытаешься сделать из меня дуру. Когда я с тобой разговариваю, у меня создается ощущение, что я самая плохая на свете мать. Ты думаешь, мне приятно?
– Слава богу, – вздохнул Михаил Кондратьевич, – что тебя еще посещают такие мысли. Значит, все небезнадежно. Ты хорошая мать, Аурика. Я же вижу, какая ты можешь быть веселая и (Коротич на секунду задумался, подбирая верное слово) озорная, хулиганистая даже. Я же вижу, как строгая Наташа ловит каждое твое слово, хотя делает вид, что ей это абсолютно безразлично. И этим мне она напоминает тебя.
– Ты уже говорил, – всхлипнула Аурика Георгиевна и сжала руки мужа.
– Ну и что?
– Ты говоришь так же, как папа. Как будто вы сговорились.
– Конечно, сговорились, – пошутил профессор Коротич. – Причем много лет тому назад, в квартире в Спиридоньевском переулке, за игрой в шахматы.
– Хватит дурачиться, Мишка. – Аурика вытерла слезы. – Ты думаешь, мне легко?
– Конечно, легко, – засмеялся Михаил Кондратьевич и поправил волосы жены. – Ведь у тебя же есть я.
– И папа, – потребовала справедливости супруга.
– И папа, – молниеносно согласился Коротич и пересел на диван.
– И все равно, – задумчиво произнесла Аурика и подозрительно посмотрела на мужа: – И все равно! Ну ладно, Наташке – семнадцать, Альке – пятнадцать. А эти-то две?! Им-то одиннадцать и семь! У них это откуда: «я сама», «мы справимся»?
Михаил Кондратьевич усмехнулся:
– Сразу видно, что ты – единственная дочка в семье. Абсолютно не знаешь, каково влияние коллектива.
– А ты, конечно, знаешь, – не преминула съязвить Аурика. – Ты же у нас рос в окружении сестер и братьев.
– Не думай, что ты застала меня врасплох. В отличие от тебя, у меня были товарищи. И я гулял во дворе, а потому на собственной шкуре узнал, что такое пример взрослых перед глазами.
– Что ты врешь, Коротич?! В каком дворе ты гулял? Ты же тоже рос с нянькой, как и я. Ты же рассказывал!
– Нянька у меня была только до третьего класса, а потом отец ей отказал, посчитав, что я уже достаточно взрослый для того, чтобы справляться с домашними делами самостоятельно.
– Ты что? – искренно удивилась Аурика. – Сам готовил? Стирал? Убирал? Сам?!
– Ну, не в таких масштабах, как ты себе представляешь. Приходила два раза в неделю женщина: готовила и убирала. Стирали в прачечной. Ну, а самое элементарное, конечно, сами. Отец в этом смысле был человеком жестким, поблажек не давал, но надо отдать ему должное: привычку к чистоте выработал у меня на всю жизнь. У него, кстати, в кабинете тоже всегда был образцовый порядок. Все на своих местах.
– Понятно теперь, в кого ты такой педант и зануда.
– Это, между прочим, дорогая, не самые худшие качества, которые достались в наследство от моего родителя. Я, если что, не пропаду: яичницу пожарить, кашу сварить – проще простого. Ты что? Забыла? Я же жил в общежитии!
– Успокойся, Коротич, я ничего не забыла, разговор вообще не про тебя, между прочим.
– Я помню, – усмехнулся Михаил Кондратьевич, – разговор у нас был про тебя.
– Не про меня, а про детей, – поправила мужа Аурика и задумчиво поинтересовалась: – Так ты на самом деле думаешь, что они копируют старших?
– Кто? – не сразу сообразил Коротич.
– Ирка и Валька.
– В смысле? – растерялся Михаил Кондратьевич, увлекшийся воспоминаниями о собственном детстве.
– В прямом! – воскликнула Аурика. – Эти две пигалицы видят, как старшие себя ведут, и им подражают: «я сама», «не надо меня контролировать», «раньше ты этого никогда не делала, не надо и сейчас», «я в курсе» и так далее…
– Ну, может быть, не все так?! – взмолился профессор Коротич, уставший следить за прихотливым движением мысли супруги.
– Все так! – заверила его Аурика и тут же добавила: – Я тоже так думала. Просто хотела проверить, насколько это очевидно.
