Синяя книга алкоголика - Коровин Сергей Иванович (чтение книг .TXT) 📗
Когда позакрывались многие пивные, а в оставшихся пивом стали торговать исключительно навынос, постоянно возникала проблема с тарой. Трехлитровую банку найти в Ростове невозможно, особенно летом в период поголовной «укупорки». Поэтому в гастрономе покупался баллон сока без мякоти, например березового. Пить сок никто не хотел, и его выливали под дерево, а в баллон набирали пива.
Будущий муж моей сестры – гражданин Америки Джей Маги, когда приехал в Москву стажироваться в режиссерском искусстве, стал часто бывать у нас на Трехпрудном. И как раз начал ухаживать за Юлей. Однажды, когда они поздно вечером возвращались с Трехпрудного к нему на Шаболовку, на эскалаторе станции метро «Октябрьская» он расстегнул штаны, вытащил наружу одно место, стал им размахивать и кричать: «Эй! Я амъериканский чьеловек!» Юля с трудом запихнула ему все обратно в штаны.
Моя сестра Юля ехала в полупустом трамвае. На Горького к ней подсел мужик и задремал. Потом проснулся.
– Зая, где мы едем? – спросил мужик.
– В чем дело! – возмутилась Юля. – Что вам надо?
– Чего ты такая дерзкая? – удивился мужик.
Потом вздохнул:
– А я на всех обиделся, – сказал он грустно. – Ничего никому не сказал, взял вещи и ушел…
В руках у него была авоська, в которой позвякивали четыре пустые бутылки.
ОБ АВТОРЕ
У читателя может сложиться впечатление, будто все мои друзья – люди исключительно яркие, живущие интересной, насыщенной жизнью, а я этакий сторонний наблюдатель с холодным, язвительным, умом. Ничего подобною. Со мной действительно не так часто случались веселые истории, имеющие законченную форму, потому что я типичный робкий лель. Мой талант тихий, огонь, горящий внутри моей души, греет ровным теплом, не обжигая внутренностей. Но это не значит, что моя молодость была скучной и бесцветной и я только наблюдал успехи других.
Однажды я пришел к Авдею Степановичу и говорю:
– Какой кошмар, старик! Я вчера в кафе усрался!
– Ничего себе! – говорит Авдей Степанович. – Что, так напился?
– Да не то, – говорю, – чтобы так уж напился. Просто хотел блевануть, а получилось, что усрался!
Два раза в жизни мне случилось описаться. В смысле – уписаться. Одним словом – обоссаться. Причем случилось это в течение трех дней. Первый раз в вагоне метро на перегоне между станциями «Театральная» и «Тверская» Замоскворецкой линии, когда мы с Авдеем Степановичем Тер-Оганьяном возвращались с Киевского вокзала, куда ездили встречать Людмилу Станиславовну, возвращающуюся из Швейцарии. Она в тот день так и не приехала – перепутала число в телеграмме, – а мы сначала пили в вокзальном ресторане коньячный напиток «Баргузин» под скромную закуску, а потом Авдей Степанович стал уговаривать меня продать ваучер. Ваучер принадлежал моей дочке Варечке, жена дала мне его с собой в Москву на черный день. По мнению Авдея Степановича, этот день настал. «Кроме того, – говорил он, – лучшего способа вложения капитала все равно не придумаешь». Мучимый совестью, я продал Варечкин ваучер за пять тысяч рублей. На эти деньги в киоске была приобретена литровая бутылка «Вермут Росса». Это сейчас «Вермут Росса», как и «Бьянка», не в диковинку, а тогда был в диковинку.
Бутылку мы выпили, слоняясь по вокзалу, а на обратном пути в тесном вагоне метро со мной случилась неприятность. Честно сказать, я не очень расстроился, потому что слишком хорошим было настроение. К тому же на мне были зимние штаны из толстого черного драпа, а также кальсоны, и со стороны ничего не было заметно. Гуляние, правда, пришлось прекратить, но мы и так направлялись домой, потому что деньги кончились. От «Тверской» до Трехпрудного два шага, поэтому я не замерз, а дома сложил испорченные вещи в целлофановый пакет и переоделся в сухое.
Через день, вечерком, мы уже втроем – к нам присоединился Всеволод Лисовский – зачем-то пошли в кино. Были мы выпивши и в кинотеатре «Россия» первым делом прошли в бар и употребили по полному стакану коктейля – водка плюс «Амаретто» в равных пропорциях.
После фильма, которого я не запомнил, в тесной толпе мы медленно двигались к выходу, когда я почувствовал острое желание отлучиться. Но отлучаться было абсолютно некуда. Видимо, контрольные системы моего организма ослабли под действием алкоголя. Толпа несла меня и уже вынесла на открытую лестницу – ту, что справа, если смотреть с Тверской, и вот там, на первом пролете, выдержка покинула меня.
Брюки и вторую пару кальсон я сложил в тот же мешок и до приезда Ольги ходил в последних брюках, поддев под них спортивные рейтузы.
ЭПИЛОГ
Эту книгу можно было бы продолжать бесконечно, потому что продолжается жизнь, но и того, что в нее вошло, вполне достаточно. Я закончил.
М. Белозор
ВЛАДИМИР РЕКШАН
Проибишн в России не пройдет
Марина: Так и уедешь без чая?
Астров: Не хочу, нянька.
Марина: Может, водочки выпьешь?
Астров (нерешительно): Пожалуй…
Люди мыслят образами и частично словами. Людям пишущим приходится, в силу профессии, переводить образы и слова в предложения, писать их слева направо и строчка за строчкой, нарушая тем естественность и яркость впечатлений. Потери компенсируются мастерством и талантом, если таковые имеются, и, словно палехская шкатулка, в итоге предлагается читателю произведение искусства, в котором рассказывается о жизни слева направо и строчка за строчкой. Читателю предлагается игра – ничего дурного в ней нет, как и нет какой-либо связи с реальной жизнью образа и частично слова. В предлагаемых записках совсем мало нарочитого мастерства, в них автором практически не было сделано поправок, кроме совсем уж вопиющих грамматических ошибок. Автор посчитал, что подобная неразукрашенная проза (конечно же, слева направо и строчка за строчкой) больше хранит в себе первоначальных впечатлений, а именно ими он и хочет поделиться с возможным читателем. Автор также понимает всю степень кокетства – ведь дневники пишутся для себя, а не публикуются за деньги, но, повторим, таковы издержки профессии.
Единственное, что сделал автор против желания, – придумал название своим запискам. Сделано это было с целью рекламы, а может, и саморекламы. Но это уже законы долбаного рынка, а не литературы…
Краснорожий финн-стюард прикатил тележку, а Бородатый Андрюша-Дюша сказал:
– Джин энд тоник!
– Джин энд тоник ту, – сказал и я, хоть и не так бодро, но с надеждой.
Так повторялось несколько раз. До Нью-Йорка было лететь далеко, и мы протрезвели до такой степени, что Женя – медицинский директор – не понял. Мы с ним обнимались и целовались.
Когда пересекаешь по прямой не помню какой мост и приближаешься к Манхэттену, то видишь огромную рекламу «Тошиба». Постепенно, подъезжая, на тебя надвигается другая реклама, заслоняя и «Тошибу», и пол-Манхэттена. Это реклама водки «Столичная».
Четверых русских поселили в роскошном доме на берегу Чесапикского залива. Это имение Эшли Папы Мартина. Папа – всеамериканская знаменитость. Он был алкоголиком практикующим, а вот уже лет тридцать пять алкоголик выздоравливающий. Преданий, вообще-то, много всяких, мифов, былин. Чесапикский миф-былина гласит: в нашем доме встречался Джон Кеннеди с Мерилин Монро. Я лежу на кровати, и мне хочется думать, что на ней лежал Джон. Или Мерилин. Или они лежали вместе. Вчера мы расписались в Билле о правах. Одно из прав гласит, что мы не имеем права курить в туалете и вступать в сексуальные контакты. Мы не можем этого делать, поскольку алкоголики. А Джон и Мерилин могли, они алкоголиками не были. Нет, кажется, Мерилин была.
Бородатый Андрюша-Дюша квасил, не просыхая, но врачам заявил, будто десять дней в завязке. Когда его отправили в туалет написать в баночку, мы пошутили: «Сдаст на анализ сто граммов джина с тоником». Женя, частный детектив из Москвы, показывал удостоверение об американском детективном образовании. На дипломе золотая печать. Он занимает соседнюю спальную с Алексисом из МИДа и храпит с ним на пару по ночам. У Жени-детектива давление 195/120.