Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция - Белов Руслан (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Не ответила. Смотрела на часы, тикавшие в коробке бисквитов, пытаясь определить время. Сказав, что сейчас половина восьмого, я повторил вопрос:
– Так почему ты меня не выскоблила?
– Пишешь об этом? – на секунду взгляд ее окрасился интересом.
– Да... Я – ребенок, остался ребенком, и люблю детей. И хочу, чтобы они вырастали психически здоровыми. Хочу, хотя знаю: если все люди станут психически здоровыми, скорее всего, возникнут другие проблемы, может быть, более сложные. Так почему ты меня оставила?
– Не помню.
– Но все же?
– Да как-то странно все получилось... Узнав, что я беременна, мать вытолкала меня из дома и со словами: "Вернешься одна" захлопнула дверь. Я пошла к твоему отцу. Он улыбался, рукой махал: "Это твои проблемы, девочка, отстань, ну, посмотри, какой из меня папаша и муж?" Мы были с ним всего два раза, и он никогда ничего не обещал. Пришлось идти договариваться насчет аборта. А ночью, у подруги, приснился сон – отец стучал пальцем по столу, требовал, чтобы родила, а не то он меня проклянет.
– Отец стучал?
– Да, отец. Твой дед. У него была белая борода, и он говорил раскатисто, как с неба. Он сказал, что усыновит тебя, и ты будешь его ребенком.
– Ну и зря послушалась! Он меня усыновил и в командировку на полгода уехал.
– Ты маразматик, сумасшедший! – обескуражено покачала головой. – В твои-то годы!
– Почему сумасшедший? Представляю, как вы со мной мучились. Десять лет ведь жили втроем, а потом и вчетвером в однокомнатной квартире. Знаешь, мне иногда кажется, что отчим – святой. Столько лет терпеть чужого ребенка. Я бы так не смог. Помнишь, сколько я прожил с Верой после того, как она привезла сына? Две недели. Нет, надо было меня выскрести, и все было бы хорошо. Может быть, сейчас вы жили бы лучше.
Я попытался представить себя выскобленным. Но увидел... Христа на кресте. Хмыкнул: "Ну да... Его ведь тоже выскребли. Из Земли обетованной, из Иерусалима. А потом вышло, что умер за людей. А если бы меня выскребли, получилось бы то же самое. Мама бы нашла себе своего человека – сколько у нее было поклонников. Отчим – свою женщину. И добра в мире стало бы больше. Они бы не ненавидели друг друга. И главное – не стало бы меня, источника несчастий".
– Нельзя так говорить... Бог сделал так, что ты родился, и ты должен быть благодарен.
Сказала неуверенно. Состарившись, мама пыталась верить в Бога, но у нее не получалось. Может быть, из-за подспудной уверенности, что и на том свете она обойдется своими силами.
– Благодарен, благодарен... – поморщился, – Если бы я не родился, Надежда бы не спилась.
– Ты же сам говорил, что у нее наследственность? Что брат от пьянства умер? И отец?
– Да, наследственность. Но, возможно, ей попался бы другой человек. Не такой как я, на себя зацикленный, а стоящий и простой. Колотил бы, и она не спилась. Юру Житника помнишь? Вот был бы муж! Он ноги бы ей мыл и воду пил за красоту и ремнем бил до остервенения за пьянство и наплевательство на завтрашний день. И, знаешь, я ей ведь изменял или пытался изменить, и друзья мои ей докладывали, чтобы по головке погладила... Господи, сколько же свинства в жизни! Нет, надо было выскрести.
– Без тебя не было бы Александра, – разговор ей наскучил, и мысли раз за разом перескакивали на герань, оставленную дома на обеденном столе – в горшке пора было менять землю.
– Он тоже несчастный. Знаешь, что я в Интернете вычитал? Что он до сих пор не женат, потому что без отца вырос. А Полина? Она тоже никогда не выйдет замуж...
– Почему это? – "Может, действительно сунуть землю в микроволновку, как советовала Гера Михайловна?"
– Знаешь, что она сказала мне в песочнице через полгода после развода со Светой? – спросил я, решив, пропустить непростой вопрос мимо ушей. – До сих пор помню. Вся черная от горя, она сказала: "Я никогда не выйду замуж... Не хочу, чтобы у меня были несчастные дети. Такие же, несчастные, как я".
– Глупости...
– Да уж, глупости. У психиатра на учете была.
После развода я проводил с дочерью два-три часа каждую пятницу. Она не отходила ни на шаг и часто огорошивала сказкой, в которой у маленькой девочки умирали родственники, но все кончалось благополучно: ее находил хороший человек, на меня похожий. Когда начинал прощаться, она, нервно хохоча, прятала кейс или обувь, обливала и пачкала одежду, однажды унесла в туалет плащ и там описала. С течением времени эта реакция становилась злее и злее. Стоило мне сказать: "Ну, все, доченька, мне пора", она чернела лицом, кидалась игрушками, оскорбляла, пинала ногами. Однажды Вера Зелековна сказала, что после моих посещений Полина несколько дней кричит на домашних, и потому мне надо бывать реже. Потом я узнал, что психиатр посоветовал Свете и ее матери восстановить дочь против меня и рассказал, как это сделать. Теперь дочь называет меня по имени.
– У психиатра на учете? И тебе бы к нему сходить! Ты точно в голове своей заблудился. Пьешь, женские вещи с игрушками покупаешь, сам с собой разговариваешь – вчера на улице мимо отца прошел и не заметил. И в спортзал перестал ходить, вон, как растолстел...
– Да, уже девяносто два килограмма... – погладил живот.
– Надо бегать, завести простую бабу, она бы хоть окна вымыла и...
– Слушай, мам, – не стал я слушать то, что слышал десятки раз, – а на геологический факультет ты из-за Егорова поступила? Чтобы быть рядом?
– Нет... – отвела глаза. – Рядом с нами жила Дина, геолог, ты ее знаешь. Она так захватывающе рассказывала о горах, о маршрутах... Пела под гитару...
Лицо мамы сделалось ностальгическим; помолчав, она пропела:
Я смотрю на костер догорающий,
Вижу ласковый трепет огня.
После трудного дня спят товарищи,
Почему среди них нет тебя?
– А Егоров? Как он отнесся к твоему появлению на факультете? – продолжал я спрашивать, вспомнив, что в первом маршруте лошадь копытом выбила маме зуб. – Вы ведь встречались?
– Зачем ты меня мучаешь?! – заплакала. – Мне семьдесят три года, я скоро умру!
Я промолчал, и она продолжила, вытря слезы:
– Что Егоров? Подходил, брал за руку, уводил, хотя с Третьяковой жил и все это знали. Однажды домой затащил – я замужем уже была. Потом жена его за это бросила, и вечные выпивки, и умер он под забором.
Я допил вино и сказал:
– Слушай, знаешь, что мне кажется?
– Что?
– Что ты меня не выкинула из-за него. Ты любила его, или он был особенный, и рядом с ним ты становилась особенной. Чтобы вернуть его или просто быть рядом, ты поступила на геологический факультет, и там все знали, что у тебя ребенок, его ребенок, Чтобы вернуть его или просто быть рядом, ты шла к нему домой и отдавалась...
– Кто тебе сказал, что в институте все знали, что у меня ребенок?
– Никто. Я сказал наобум и угадал.
– Как ты можешь говорить так с матерью?!
– Похоже, я отдаю долги... Плод неразделенной любви отдает долги... Хотя какие долги – ты мне ближе стала. Увидел тебя девчонкой. В жилах – шестнадцатилетняя жаркая кровь, июньская ночь вся в звездочках. Он – внук героя, качался на генеральской коленке, визжал на полу, требуя унести прочь манную кашу. Да... Не жизнь у него была, а малина... Кубики, ромбы и шпалы отдавали честь, сам Сталин, может быть, поглаживал ему головку. И тут – ссылка... В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов...
Мы помолчали. Убрав под стол пустую бутылку, она сказала:
– В пятьдесят седьмом, после реабилитации твоего прадеда, отец и мать Жени приходили к вам с деньгами, но мама не пустила их на двор...
– Пустила...
Я вспомнил.
Кто-то с улицы постучал в дверь, позвал: "Хозяйка!" Мама Мария подошла, узнав, кто пришел, стала говорить на повышенных тонах; пришедшие отвечали заискивающи.
