Татьянин дом - Нестерова Наталья Владимировна (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
Она приходила в гараж-коровник, подражая бабе Стеше и Агриппине Митрофановне, повязывала голову платочком, мыла руки, ополаскивала Зорьке вымя, ставила ведро, садилась на маленькую скамеечку и начинала доить, покрикивая:
— Стой, окаянная! Я тебе попереступаю! Куда копытом? Чуть ведро не опрокинула.
Потом сбивалась и по-детски упрашивала корову:
— Зоречка, потерпи, пожалуйста! Тебе же не больно? А Бориска кушать хочет.
Деревенские приучали телят лакать из мисочки. Но в книге было написано, что лучше кормить теленка из бутылочки — во время сосания у него вырабатывается слюна, очень полезная для пищеварения. Решили действовать по-научному. Бутылочку сделали из пластикового баллона от кока-колы, соску — из резинового шланга.
Тоська, выдоив корову, процеживала молоко, переливая его из одного ведра через марлечку в другое. Затем по воронке — в бутылочку. И шла кормить Бориску. Тоське нравились все животноводческие процедуры, но кормление теленка — особенно. В качестве поощрения за хорошее поведение она могла изредка доверить Димке подержать бутылочку, пока теленок кушает.
Маленькая помощница оказала Татьяне большую услугу. Благодаря девочке, ее ловкости и энтузиазму, не случился падеж животных, и Татьяна перестала со страхом ожидать повторения куриного мора.
У Татьяны и Тоськи постоянно находились поводы для общения: здоровье Бориса и Бориски, воспитание Димки, страсти и драмы 7 «В» класса и жизнь вообще.
После развода, когда Татьяне требовалось найти работу, она серьезно раздумывала над тем, чтобы предложить свои услуги в детском саду — в качестве воспитательницы или на крайний случай нянечки. Таня любила детей, они не утомляли ее, как утомляли многих. Подруги Ольга и Лена начинали стенать, проведя полчаса с малышами. А Таня могла прийти в гости, посидеть немного за столом и улизнуть в детскую. Играла с ребенком в кубики, читала книжки, устраивала кукольный спектакль и ощущала не утрату сил, как Ольга и Лена, а прилив энергии. Почти каждый ребенок обладал способностью поразить тебя, открыть нечто (возможно, описанное в умных книгах, но их Таня не читала), что делало знание жизни объемнее и веселее.
Тоська о шоколадно-коричневом Бориске говорила, что он похож на голубой (!) пучок лазерных лучиков. Котлеты у Тоськи пахли розово-зеленым, а шкура медведя у камина напоминала дерущихся чаек. В Тоське уживались восторженность Любаши и рациональность Бориса. Она могла радостно объявить Василию, что его пейзаж по вкусу (!) напоминает карамель, и предложить исключительно рациональный график кормления животных. Она пропела отрывок из этюда Шопена, который «точно про тетю Таню», и заставила Димку (вот неуч!) научиться счету до десяти.
Беседуя вечером с Борисом, Татьяна завела речь об удивительных цвето-вкусо-обонятельных фантазиях Тоси. Борис знал, как по-научному именуется подобный дар — синестезия (способность переводить наблюдения из одного чувства на язык другого), или «цветовой слух». Но никогда не обращал внимания на синестетические способности дочери. Хотя в первом классе Тоська ненавидела писать букву «К», потому что от нее стреляет как из розетки, если воткнуть мамину шпильку. И не любила цифру «9», которая пахла по-туалетному коричневым.
Галина пресекала эти бредни. И сам Борис, однажды приведя дочь во время диспансеризации к детскому психиатру, велел ей держать язык за зубами. Тоська, пока они сидели в очереди, сообщила присутствующим, что есть собаки, которые тявкают малиновым цветом, а есть — оранжевым. Не хватало, чтобы она с врачом поделилась такими наблюдениями.
В Татьяне Борис нашел замечательную слушательницу и рассказчицу на тему для него глубоко интимную и дорогую. Почему-то ни с женой, ни с матерью, ни с сестрой он не мог так легко и непринужденно обсуждать Тоськины характер и выкрутасы. Татьяна искренне восхищалась девочкой, была благодарна ей за помощь по хозяйству. Тане не надоедало пересказывать каждый Тоськин шаг в течение дня и строить предположения — какой девочка вырастет, где может споткнуться и чем покорить мир.
Татьяна не собиралась мостить дорог на пути завоевания Бориса, но невольно проложила магистраль к его душевному расположению.
Тоська и Димка, набегавшись за день, засыпали рано — до девяти вечера. Татьяна с рукоделием приходила в комнату Бориса. Его самочувствие позволяло провести вечер внизу — в одной, в другой гостиной, у камина, у телевизора. Попробовали — неуютно. Вернулись в его комнату. Она в кресле с шитьем. Он в постели с книжкой. Семейная идиллия. Только муж чужой.
Они могли проболтать весь вечер, перескакивая с одной темы на другую, но могли и долго молчать, не испытывая неловкости от затянувшейся тишины.
Обсудив синестетические способности Тоськи, пытались выявить их у себя. Весело спорили, какого цвета понедельник, чем пахнет Первый концерт Чайковского и какой литературный персонаж походит на цифру «88». Потом признались — дурачились, и если честно, то «цветового слуха» у них отродясь не было. Но Тоська — не исключение. Подруга Ольга однажды сравнила дом с беременной курицей — с этого началось у Татьяны увлечение архитектурой. Приятель Бориса об одной успешно защищенной диссертации отозвался — бумажные цветы, щедро облитые одеколоном. Встречаясь потом с диссертантом, Борис ловил себя на том, что невольно принюхивается.
Татьяна готовила подарки подругам, Ольге и Лене. Комплекты белых шелковых носовых платочков. Кусочки ткани обвязывала крючком и гладью вышивала в уголках придуманные для девочек-вензеля.
Вдруг она почувствовала, что Борис не читает — тишина другая, дыхание у него другое. Подняла вопросительно глаза: тебе что-то нужно?
— Татьяна, почему ты одна?
— В каком смысле?
— В житейском. Почему рядом с тобой нет мужчины?
— Я же тебе говорила: мы разошлись с мужем. Рядом со мной дети. И я не люблю говорить на эту тему.
— Извини за назойливость, но мне важно знать. Почему ты, молодая, красивая женщина, отказываешь мужчинам, которые за тобой ухлестывают?
«Важно знать», «молодая, красивая» — хорошо бы он не заметил, что она вспыхнула от удовольствия.
— С чего ты взял, будто за мной кто-то ухлестывает? — Татьяна нарочито ухмыльнулась.
— В этом я абсолютно не сомневаюсь. Не хочешь говорить?
— Не хочу.
— Ладно, отложим.
Пора ей убираться восвояси. Татьяна потянулась в кресле, повела затекшими плечами. Реакция Бориса на прелюдию к прощанию была совершенно неожиданной.
— Устала? — Он подвинулся к стене и хлопнул ладонью на освободившееся место. — Иди сюда, ложись рядом.
Татьяна не нашлась с ответом, только подняла в недоумении брови.
— Ой, ну что ты подумала, — досадливо сморщился Борис. — Я сейчас безопаснее столетнего евнуха. Просто хотел по-дружески поболтать. И чтобы тебе было удобнее. А ты вообразила!
— Я ничего не воображала!
— Да? А, конечно, — Борис горько кивнул, — мой папуасский раскрас вызывает естественное отвращение. Я сам себе противен.
Если это и была ловушка, то весьма уютная и приятная. Давно забытое Татьяной ощущение теплой опеки, душевного умиротворения, которое дарит лежащий рядом мужчина. Она не испытывала волнения. Может быть, самую капельку. Где-то далеко, на горизонте — как зарождающийся восход.
Борис повернулся на бок, облокотился на локоть, почти не касался ее. Говорили о чепухе, о кроватных размерах — односпальная, полуторная (что имеется в виду?), двуспальная. А на Западе по-другому меряют — индивидуальная, семейная, размер королевы, размер короля.
Вдруг Борис попросил:
— Можно я потрогаю твои волосы? Все хочу понять, неужели без подушки спишь? — Не ожидая ответа, он медленно провел пальцами по ее голове. Наткнулся на шпильки. — Я их вытащу? Ведь колются. Так лучше? Приподними голову, я расправлю твои волосы. Вот так. Хорошо? Ты удивительно красивая.
Он наклонился над ней и поцеловал. В краешек ее губ. Легко коснулся и тут же откинулся в прежнюю позу.
