Абсолютные новички - Макиннес Колин (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Что заставляет меня признать следующее: очень здорово, конечно, хихикать над университетами и студентами с их ужасными шарфами и ботинками с плоскими каблуками, но на самом деле было бы чудесно получить нормальное образование, — то есть знать, что там, наверху, в небе, прямо над тобой, над твоим зонтом, и узнать, что в нашей культуре липа, а что — правдиво и великолепно. Но для этого нужно быть юным и готовым к учебе, а, поверьте мне, тяжело пытаться найти истину в одиночку, потому что многие боятся показать тебе неправильный путь, а сам ты не знаешь точно, где сворачивать.
Итак, возбуждение возросло, и наконец началось это Скрещение! Сначала появились какие-то поезда, мчащиеся навстречу друг другу, потом какие-то гоночные машины проделали то же самое, а затем какой-то самолет сел на гудронированное шоссе, и чей-то голос промычал "Скрещение! ", и мы столкнулись лицом к лицу с Зови-Меня-Приятелем. Поверьте мне, парень преобразился! Если бы вы не знали, каким он был на самом деле, вы бы приняли его за мужчину, ниспосланного вам судьбой, потому что он хмурил брови, пристально смотрел на вас, и говорил так честно и убедительно, почти как Б. Грэм, и этот носоглоточный австралийский акцент придавал ему искренности. Он сказал, что жизнь — это скрещение, скрещение составных противоположностей (ему понравилась эта фраза, и он возвращался к ней еще несколько раз). От столкновения идей, сказал он нам, в этот день все вокруг озарится светом! А следующей вещью, которую мы увидели, был Хоплайт рядом с улыбающимся стариканом, переборщившим с выпивкой.
Хоп выглядел потрясающе — Боже! Если они не подпишут с ним контракт на целую серию передач, никакие они не открыватели талантов тогда. Он притягивал к себе камеру — вообще-то, эта чертова штука преследовала его по всей студии, — и говорил так, будто он был Королем Генрихом V в постановке Шекспира. Он сказал нам, что верит в расцветание человеческой личности, но как личность может расцвести в котельной эсминца?
Здесь Зови-Меня-Приятелем прервал его, — хотя чертовски не хотел этогоделать, и некоторое время было непонятно, кто говорит что — и дал слово старикану контр-Адмиралу. Как вы поняли, ожидалось, что этот морской кот должен был вступить со сверкающими орудиями, забросать Хоплайта всеми своими абордажными крюками, взорвать его крюйт-камеру и протащить его под килем, перед тем, как заставить его пройтись по рее. Но во время речи Хоплайта старичок кивал своей лысой башкой, словно шпулькой, и хлопал себя по обоим коленям, и когда он заговорил, казалось, что он не мог быть более согласным со всем тем, что сказал Великолепный. Он рассказал нам, что флот уже не тот, что раньше, нет, и поклялся Богом! В его время, казалось, ты ел соленую рыбу на завтрак и умывался в крови Нельсона. Чего на самом деле не хватает флоту, а также и Адмиралтейству, сказал он нам, так это глубинной бомбы под днищем, и он был очень рад услышать конструктивную критику Хоплайта, и пригласил бы его на борт любого корабля, находящегося под его командованием. Хоп сказал, что это ему подходит, кроме униформы, которая слишком напоминает нечто из старомодного мюзикла, и не мог бы адмирал как-нибудь улучшить ее, и достать для парней в клешах розовые помпоны, такие же, как у этих французских матросиков. Они немного обсудили это, адмирал упомянул Трафальгар, и Нил, и еще что-то, чего я не разобрал, кажется, по поводу Кобургских гарпунов, и все это время Зови-Меня-Приятелем пытался влезть со своими фразами, а когда это наконец ему удалось, они оба немедленно его утрамбовали — адмирал прорычал "Стоять! ", а Хоплайт сказал "Не лезь в это дело, сухопутничек! ", но потом — затемнение, и программу продолжила беседа азиатского гуру с шотландскими бифштексами, хотя все еще было слышно, как Хоплайт и старый адмирал ведут непринужденную беседу где-то за кадром.
После программы весь этот цирк (кроме коровы) переместился в гостиную, без воздуха или каких-нибудь окон, принесли еще больше выпивки, и Мисс Синтия Ив похлопала в ладоши и обратилась к нам. Эффект оказался потрясающим, сказала она. Фантастика, сказала она нам. Зрители звонили с жалобами и поздравлениями, и некоторые из нас обязательно придут сюда снова (и она одарила старину Хопа сверхъестественно блистательной улыбкой). Если бы все прошло кое-как, ни шатко, ни валко, все, что она сказала бы — это лишь «Спасибо, что пришли», но в этот раз — ох, она скажет это еще раз — единственное подходящее слово — это «фантастика».
Но привидением на этой свадьбе был Зови-Меня-Приятелем. Может, чувак просто устал, что было вполне понятно, но, скорее всего, ему было очень неприятно, и мне было жаль его, и я бы хотел, чтобы экс-Деб-Прошлого-Года была здесь, чтобы он постонал ей в плечо. Ну, подумайте, наверное, очень грустно быть Зови-Меня-Приятелем: потому что без этого маленького теле-ящика ты — никто, а с ним ты — король в нашем обществе, теле-знаменитость.
Когда мы вышли на улицу, Хоплайт тоже немного погрустнел: парень — прирожденный артист, и эта проба теле-волшебства выбила его из колеи. Также он был расстроен из-за своих чувств, и сказал:
— Кстати, хоть с Небраской все и покончено, он пригласил меня на свою базу, и, несмотря на все мои угрызения совести, я просто не могу не воспользоваться такой возможностью Ты пойдешь со мной? Я с удовольствием посмотрю на оккупационную армию.
— Там будет лишь воздушный личный состав, — сказал я. — Армия ушла.
— Ну, униформа, великолепная рабочая одежда, как в их фильмах про тюрьмы. Ты не тронут?
Я ответил ему «О'кей», но мне нужно было проститься с ним сию же секунду, потому что если бы я этого не сделал, мне пришлось бы улечься спать прямо на тротуаре. Потому что я был опустошен.
В Августе
ДЛЯ НАШЕГО путешествия по реке мы с Папой решили выбрать маршрут от Уиндзорского замка до места под названием Марлоу. Мы выбрали самую короткую дорогу, потому что оказалось, что это все, что мы могли себе позволить, а также, потому что здоровье Папаши было далеко не замечательным, а также потому что я узнал (но держал это в секрете от Папаши), что Сюз и Хенли разместились в доме на берегу Темзы, в деревне под названием Кукхэм, и, хотя у меня не было намерений заскочить к ним на чашку чая и блины с маслом, я просто хотел посмотреть на это место, проплывая мимо в нашей прогулочной лодке, если это было бы возможно.
Итак, вот они мы, на переднем сидении, проезжаем под мостом Уиндзора. Я не знаю, были ли вы когда-нибудь в Тоннеле Любви — я имею в виду, в одной из тех лодок, что разъезжают по нему в увеселительных парках, — но если вы были, то знаете, что самое главное — сесть на переднее сиденье, прямо на носу судна, потому что если вы так и поступили, то вам кажется, что вы скользите, висите прямо над водой. Никакой лодки, только вы и то, что вас окружает. Ну, здесь было точно также (за исключением, конечно же, того, что здесь было светло, а не темно, — в общем, великолепный августовский день), вода сверкала так, что я надел свои Полароиды, двигатель пыхтел, и мой старенький Папаша в своей рубашке с открытой шеей, сандалиях и свернутым макинтошем (доверьтесь Папаше! ) дымил своей трубкой, словно паровоз. Позади нас был этот огромный замок, точно такой же, что вы видите на экране, когда играют «Боже, храни Королеву», и все устраивают толкучку у выхода, а напротив нас были поля, деревья, коровы, и всякие штуки, солнечный свет и огромное небо, заполненное акрами свежего воздуха, и я подумал "Господи! Если это и есть сельская местность, почему же я до сих пор не пожал ей руки — здесь великолепно! "
Вообще-то, единственным мрачным облаком на горизонте был Папаша. Дело вот в чем. Путем ворчания, подстрекания и долгих уговоров я умудрился загнать его в кабинет Д-ра А. Р. Франклина на Харли-стрит. Честно говоря, это был все равно, что привести модного чувака на симфонический концерт, но у меня это получилось. Пока я ждал снаружи, прочитав восемнадцать журналов от корки до корки, Д-р Ф. внимательно исследовал моего Папашу. Но все, что он сказал нам, это то, что он должен положить Папашу в больницу для нормального осмотра, чего на Харли-стрит не получится при всем его желании. Папаша отказался наотрез, и сказал, что он не ляжет в больницу, пока ему не скажут, в чем дело — чего, как я пытался объяснить ему (но это было сродни разговору со стеной), от него и хотели добиться, если бы он только лег туда на денек-другой. Но Папаша сказал, что если ты лег в больницу, ты уже наполовину мертв, и отказался.
