Толпа - Эдвардс Эмили (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt, .fb2) 📗
Джек никогда так не скажет — просто не сможет произнести это вслух, — но ему кажется, что от его маленькой девочки осталась только оболочка, а ее сердце, голос, ее сияние упорхнули прочь — туда, куда никто не может за ними последовать. Во всяком случае, пока. Словно листок, заложенный между страницами, Клемми выпала из книги их истории, и он не может вернуть ее обратно.
Они потерпели кораблекрушение. Хватаются за жалкие обломки, а огромный океан, настоящая темная бездна, раскинулся вокруг них. Джек не должен позволить им разжать руки, и он сделает это, поможет держать головы над водой в надежде, что однажды выглянет солнце. Как сказали его родители, когда приехали присмотреть за мальчиками, он должен быть сильным, сохранять позитивный настрой и оградить семью от собственного страха и мрачных мыслей.
Дверь приоткрывается с тихим щелчком, и дежурная медсестра окидывает комнату взглядом. Он смотрит на нее и вдруг осознает, что волосы у него на голове торчат дыбом, как наэлектризованные, глаза, должно быть, покраснели от усталости. Если медсестра и напугана, то не показывает этого.
— Простите, Джек, снова пора.
Она проверяет Клемми каждый час, записывает частоту дыхания, кровяное давление и еще что-то, чего Джек даже не понимает. Элизабет спит на полу, и медсестре нужно, чтобы Джек подвинулся — тогда она сможет подойти к Клемми. Джек встает, и все его мышцы сжимаются в ужасе от того, что им нужно двигаться. Медсестра улыбается и придерживает дверь, пока он ковыляет к выходу.
— Восход сегодня чудесный. Может быть, вам стоит сходить на улицу, подышать свежим воздухом?
Джек качает головой, он собирается сказать, что не может оставить Клемми — по крайней мере, пока Элизабет спит, — но медсестра добавляет:
— Я побуду с ней минут десять.
Дневной свет? Восход? Все это кажется Джеку абсурдным, но в палате ему все равно нет места, так что он просто кивает. Медсестра протискивается мимо него к стулу, который еще сохраняет отпечаток его тела. Джек щурится, выходя в ярко освещенный коридор, заглядывает через окошко в палату Клемми, где медсестра записывает показания, и думает: как хорошо стоять на ногах. Он смотрит на часы, но не может запомнить сколько времени. «Ладно, — думает он, — десять минут. Я вернусь через десять минут».
Джек идет по коридору и старается не заглядывать в другие палаты. Когда медсестры переодевают или моют пациентов, они опускают жалюзи, в остальное время жалюзи лишь приспущены. В первый день Джек заглядывал внутрь, и теперь понимает, что лучше бы он этого не делал.
Он проходит через двойные двери в другой длинный коридор, который ведет в приемное отделение. Везде горит свет, но еще очень рано. Стоит жутковатая тишина: никто не перевозит людей в креслах-каталках, нет чьих-то родственников, ищущих нужную палату, лишь легкое эхо отскакивает от стен. Стеклянные двери за стойкой администратора обрамляют утренний пейзаж. Джек едва не вскрикивает от удивления. Небо ярко-розовое, и цвет такой насыщенный, что кажется, будто его можно потрогать. Джек идет быстрее, он зачарован этим утром и уже думает, как будет описывать все это Клемми, нашептывая ей на ухо. Он представляет сладость розового воздуха в своих легких, предвкушает и почти чувствует головокружение, но вдруг останавливается.
В кофейном уголке справа от входа за круглым столиком сидит одинокая фигура. В руке у мужчины бумажный стаканчик из кофейного автомата. Этот человек — уму не постижимо! — сидит спиной к восходу, как будто избегая любого намека на волшебство и красоту. Он смотрит прямо на Джека, их притягивает друг к другу — теперь, когда этот человек испортил ему редкий миг одиночества. Мужчина почти не шевелится, но затем, все еще не отрывая взгляд от Джека, поднимает руку и дергает себя за бороду.
Ах ты мерзкий ублюдок!
Удивление моментально сменяется яростью, и Джек направляется длинными торопливыми шагами, почти бежит к Эшу. Тот встает, задевая столик. Картонный стаканчик опрокидывается, по столу растекается коричневая лужица.
— Что ты тут делаешь?! — кричит Джек своему старому другу, остановившись перед ним по другую сторону стола.
Эш выглядит настолько же плохо, насколько Джек себя чувствует. Он как будто сдулся, кажется, что шорты и толстовка велики ему на два размера. Волосы торчат во все стороны, несмотря на попытки пригладить их. Лицо кажется грязным и небритым. На мгновение Джек с замиранием сердца думает, что сюда привезли Брай или Альбу, что каким-то образом высшие силы услышали самые дурные мысли Джека и прямо сейчас жену или дочь Эша подключают к такому же аппарату, к какому подключена Клемми. Но он тут же понимает, что этого не может быть — Эш тогда не сидел бы здесь, он был бы с ними.
— Какого черта?! — снова орет Джек.
Он представляет себе, как опрокидывает стол, хватает стул и бьет им Эша, снова и снова. Но вместо этого он просто стоит, а Эш говорит:
— Джек, я… Я не мог спать. Все думал про тебя… Ты здесь, и я… Я не думал, что увижу тебя здесь, честное слово. Я приехал, потому что Альба просила отдать Клемми Фреда…
Он пытается вручить Джеку розового фламинго, но Джек стоит неподвижно, и Эш кладет игрушку на стол. Он продолжает:
— Я приехал, потому что не знал, куда мне идти.
— Моя дочь здесь! Она в коме, из-за тебя и твоего гребаного вранья!
Джек машет рукой в сторону палаты, по щекам у него бегут слезы. Он вытирает их плечом. Эш опускает голову, опирается руками о стол и вздыхает, а когда поднимает голову, Джек уже знает, что он скажет.
— Слушай, если мы можем что-то сделать, если ей нужен особый уход, только скажи, я буду рад заплатить…
— Пошел ты, — отвечает Джек, — мне не нужны твои деньги, ты просто хочешь загладить вину.
Эш скрипит зубами и сжимает челюсти, его лицо становится жестким и напряженным. Джек не видел его таким с тех пор, как Эш продал свою компанию.
— Чувак, я знаю, тебе сейчас больно, — даже не представляю, насколько, — и я очень, очень сожалею, что это случилось. Я ни о чем другом не могу думать последние два дня, и да, ты прав, мы должны были все сделать по-другому, и, если бы могли вернуться назад и все изменить, мы бы так и сделали.
— Ох, у меня за тебя просто сердце кровью обливается, — отвечает Джек.
Он отворачивается, но Эш хватает его за руку и останавливает:
— Пожалуйста, прошу, выслушай меня, — Джек выдергивает руку, но Эш продолжает говорить: — Ты ведь не можешь утверждать, что Клемми заразилась корью из-за нас.
Пальцы Джека сжимаются в кулак, ему хочется размахнуться, костяшками пальцев заехать Эшу в глаз и почувствовать, как твердые кости плющат мягкое глазное яблоко. Его единственное желание — чтобы Эш страдал, и все же Джек стоит перед ним не в силах произнести ни слова от шока и злости, а Эш продолжает говорить:
— Подумай: больше половины непривитых детей в Фарли заболели корью — она распространяется как лесной пожар. Служба здравоохранения заявила, что все началось с непривитого мальчика, который приехал по обмену из Испании и жил в семье, где родители против прививок. А в конце учебного года, со всеми этими школьными поездками, ярмарками, спектаклями и спортом корь распространилась еще быстрее, чем ожидалось. Клемми могла подхватить вирус…
У Джека начинает трястись голова. С него хватит.
— Это ничего не меняет, чувак. Я тоже много думал, вспоминал время, когда мне было десять. Парень, с которым я играл в футбол, погиб в автомобильной аварии, потому что не пристегнулся. Отец его приятеля подвозил его домой, и парень умер за два квартала от дома. Так вот, кто виноват в том, что он не пристегнулся? Его родители? Другие родители, которые не заставляют детей пристегиваться? Да ни хрена. Виноват тот, кто его вез. Только он в ответе, больше никто. Так же, как сейчас это твоя вина — твоя и Брай, — и уж не знаю как, но вы за это заплатите.
Джек сам удивляется своим последним словам. Он не собирался угрожать Эшу, а просто хотел выплеснуть свою боль и страх. Однако теперь, произнеся это, Джек неожиданно чувствует облегчение — да, его тело и разум приходят в согласие друг с другом. Вот в чем дело, вот и решение. У него в голове будто открылся клапан, давление со свистом падает. Вот что они сделают, как только Клемми станет лучше, и они вернутся домой. Они постараются, чтобы весь мир узнал о том, что сделали их так называемые лучшие друзья. Он знает, что Элизабет поддержит его.
