Тристания - Куртто Марианна (читать книги онлайн бесплатно серию книг .TXT, .FB2) 📗
Когда я шел домой, в моих ушах все еще раздавалось дыхание женщины, а на коже ощущалось его вязкое тепло.
Мы в кабинете у Оливера.
Мама сидит рядом со мной и перебирает деревянные бусины на своем браслете. Браслет ей подарил Оливер, который сидит на своем рабочем месте напротив нас и смотрит в бумаги на столе, но не читает. Его глаза не двигаются.
Раздается три ровных удара в дверь, мы с мамой оборачиваемся, а Оливер произносит официальным голосом (совсем не тем, которым он говорил в тот день у бассейна):
— Войдите.
Ручка совершает медленный поворот. Дверь приоткрывается, на пороге возникает опрятно одетый мужчина. Он входит в кабинет с опаской, точно ребенок в комнату, порог которой ему запрещено пересекать.
Отец поседел и стал мягче. Я помнил его совсем другим, с острыми краями и угольно-черными волосами.
Он останавливается на середине кабинета, наклоняется и распахивает руки. Я не сразу понимаю, что он распахивает их навстречу мне.
— Джон, — говорит он, когда я делаю шаг к нему. — Ты вырос.
— А ты съежился, — отвечаю я, и он смеется.
Отец подхватывает меня на руки и невысоко поднимает. Затем ерошит мне волосы и легонько тянет за них. Мне приятно.
Отец пытается заново понять, кто я такой.
Разворачиваюсь и вижу маму, которая смотрит на отца так, словно перед ней гора. Но когда мама приближается, гора скукоживается, ее склоны сжимаются, а пещеры наполняются каменными обломками.
Остается только человек, только отец, ничего более.
— Лиз.
— Привет.
— Привет.
— Я выросла?
— Не знаю, что сказать.
— И я не знаю.
— Ты не выросла. Но похорошела точно.
— Спасибо.
— Я был в Англии.
— Знаю.
— Я сбился с пути.
— Ну и ну.
— Но сейчас я здесь.
— Похоже на то.
— Я приехал, как только смог, ты веришь мне?
— Верю, конечно. Ведь на корабле сюда плыть несколько лет.
— Мне жаль. Я совершил ошибку, но хотел бы исправить ее.
— Как ты себе это представляешь? Исправлять больше нечего. У нас нет дома.
— У нас есть мы. И, возможно, дом нам еще удастся вернуть.
— Этого никто не знает. Да и не знаю, хочу ли я вернуть его.
— Я хочу.
Мама бросает взгляд на Оливера и отвечает:
— Жизнь не всегда поступает с нами так просто.
— Жизнь поступает с нами именно так, как мы позволяем ей поступать, — говорит отец, а затем никто долго не произносит ни слова.
— Возможно, будет лучше, если мы с Джоном выйдем на улицу, — наконец предлагает Оливер.
— Да, спасибо, — кивает отец.
Оливер встает и протягивает мне руку. Я берусь за нее и пугаюсь, потому что таких холодных ладоней у живых людей просто не бывает.
Об этом никто не должен узнать.
Никто и не узнал.
И все же мне казалось, что Лиз что-то почувствовала: она читала меня, как ветер, и внезапно я стал дуть не с той стороны. Кожа Лиз отталкивала меня, словно масло воду, жена стала молчаливее, тогда как я начал говорить больше, чтобы звуки заглушили обман.
Но слов оказалось недостаточно.
Молчания оказалось недостаточно.
Побега за море оказалось недостаточно: видимо, любовь и впрямь выдерживает все и преодолевает любые препятствия — и горы, и моря, и других людей, если только веришь в нее. А если не верить в любовь, во что еще стоит верить?
Лиз изучает меня, ищет, что во мне нового. Как двигаются морщинки в уголках глаз, когда я улыбаюсь сыну, который выходит из кабинета за руку с чиновником.
Я решил рассказать Лиз правду.
Другого способа нет. Другого пути вперед нет.
«Жизнь поступает с нами так, как мы позволяем ей поступать», — сказала мне однажды Ивонн: мы поссорились, и она буровила меня красными глазами. Она не нашла во мне того, что искала.
Когда мы остаемся с Лиз наедине, эхо этой фразы раздается в воздухе между нами. Лиз смотрит на меня, ее взгляд требует объяснений.
— Лиз, мне нужно кое о чем тебе рассказать.
— Я тебя слушаю, — отвечает она ледяным тоном.
— Перед моим отъездом кое-что произошло.
— Кое-что? — спрашивает она. Ее глаза выпучиваются, хотя веки остаются на местах.
— Да. У меня была другая.
— Другая. — Она уже не спрашивает, она утверждает.
— Я был с другой женщиной. Мне не хотелось так поступать, но все же это случилось. Потому и уехал. Я не мог вернуться к прежней жизни и делать вид, будто ничего не изменилось. Мне было не выдержать…
— Да знала я, — перебивает Лиз.
— Знала?
Нет, не может быть. Разве можно удержать такое знание в себе?
— Да. Но почему ты выбрал эту девчонку?
— Какую девчонку? — спрашиваю я, а сам думаю: «Ивонн? Нет, до этой темы мы еще не добрались…»
— Не нужно притворяться, — хмурится Лиз, — потому что я все знаю. Марта… — Она произносит это имя так, словно сплевывает что-то мерзкое.
Я смущенно хмыкаю.
— Ни разу в жизни не прикасался к Марте, — отвечаю я, и лицо Лиз наполняется безграничной ненавистью.
— Не лги, — цедит она сквозь зубы.
— Я не лгу. Это была не Марта.
— А?.. — Лиз вопросительно умолкает.
— А Элиде. Прости.
И тут у Лиз подгибаются колени.
Она падает на пол.
— Но я столкнула ее…
— Кого?
— Я столкнула ее… И он умер.
— О чем ты?
— Но он был от другого. Он был не твой. — Кто?
— Он! Ребенок.
— Лиз! Что ты натворила?
— Сейчас расскажу тебе секрет, — сказала женщина мужчине.
— У тебя есть секреты? — удивился мужчина.
— Всего один. Слушай: даже если Тристан взорвется…
— Такого не случится.
— Это же секретная история. А значит, в ней может случиться что угодно.
— А в жизни нет.
— Откуда ты знаешь?
— Глупая женщина. Я видел мир!
— И что, это сделало тебя мудрецом?
— Ну, пусть не мудрецом, но все-таки я помудрее тебя буду, — улыбнулся мужчина.
— Какой ты самодовольный. Мне достался самодовольный мужчина!
— И ты восхищаешься им.
— И я его терпеть не могу! — Женщина толкает мужчину в бок.
— Пошли танцевать, — говорит мужчина и смеется.
Берет женщину за руку и танцует с ней по кругу, еще по кругу и в сторону. Белые носочки на ногах женщины сверкают.
Но почему женщина так беспокоится из-за этого?
У нее красивые загорелые лодыжки, да и в объятиях мужчины она не замерзнет.
Эдинбург семи морей, Тристан-да-Кунья
Счастье Марты желтое, а у печали нет цвета.
Ранним утром Марта стоит на смотровой площадке. Горизонт подернут рассветной дымкой, влажный воздух проникает сквозь одежду и добирается до кожи. Он проходит через мембраны и сухожилия туда, где человек становится не плотнее, чем птичья слеза, и снова превращается в пустоту.
Марта ждет.
Наконец дымка рассеивается, море проступает сквозь нее. Каждый день оно разное — то синее, то зеленое, то белое от пенных бурунов. Солнце встает и приносит новые цвета, высвечивает рыболовные суда, которые покачиваются в бухте, подергиваясь на канатах.
«Тристания» и «Виолетта». Сегодня они останутся у берега.
Сегодня муж не будет рыбачить, Марта не будет преподавать, а дочь будет тихо спать в своей кроватке. Потом она проснется и наполнит дом своими шажками и бесконечными вопросами.
А у ослика есть сердце?
А у облаков есть руки?
Марта вспоминает еще один дочкин вопрос, который прозвучал, словно из пустоты:
А у меня есть сестренка, которую я не вижу?
Небо проясняется, теперь уже совсем рассвело.
