В осколках тумана - Хайес Саманта (книги txt) 📗
— Это настолько очевидно? — спокойно спрашиваю я.
— Что очевидно? — удивляется Марри.
— Что я влюблена в Дэвида, — шепчут мои губы.
На лице Марри такое страдание, что мне становится не по себе.
— Как бы мы с тобой ни запутались… — Нет, в этих чувствах я не готова признаться даже себе, не то что Марри. — Я не имела в виду…
— Все в порядке, — беспомощно лжет он. — Я рад, что ты по-прежнему честна со мной.
Не хватало еще, чтобы он расплакался.
— А помнишь, как в детстве мы считали, что если у кого-нибудь из нас есть секрет, то он не настоящий, пока о нем не узнает другой?
Конечно, помню.
— Ну что ж, ты поделилась со мной своим секретом, а значит, отныне он настоящий.
Его доброта меня добивает. Еще секунда, и я разрыдаюсь.
— Может, мне остаться? — спрашивает он.
Я медлю в нерешительности. С одной стороны, мне отчаянно хочется попросить его об этом, а с другой — мысленно я уже выпроваживаю его за дверь.
— Нет. Не надо. Все будет хорошо, — тихо говорю я. — Лягу на раскладушке в детской, на случай, если Грэдин вздумает расхаживать, как лунатик, по дому.
Вглядываюсь в лицо Марри и ощущаю внутри странный трепет, точно бабочка взмахивает крылышками. Я ведь знаю своего бывшего мужа как облупленного, но сейчас он открывается с новой, неведомой мне стороны.
— Возможно, утром появятся новости насчет апелляции. Если что, узнаешь о них первой.
— Спасибо, Марри.
Я целую его в щеку, и он растворяется в темноте.
Эд ведет себя как обычно, разве что старательно избегает меня, даже не смотрит в мою сторону, только бы взглядом не пересечься.
— Завтра возвращаюсь на работу, — сообщаю я Надин. Самой не верится. В последнее время мои планы рушатся один за другим.
— Как Мэри? — Она подталкивает ко мне сэндвич. — Ты похудела. Черт, может, мне тоже попсиховать от души, хоть вес сброшу… — Она смущенно смеется.
— Очень тебя прошу, попсихуй немного вместо меня, — улыбаюсь я в ответ. Слава богу, Надин уж точно не изменилась. — Спасибо, очень вкусно. — Я впиваюсь зубами в сэндвич с тунцом, и ошметок кукурузины застревает между зубами. — Можешь не уточнять, и так знаю, что выгляжу как ходячая катастрофа. — Провожу пальцами по волосам. — Странно, что Дэвид во мне нашел…
При имени человека, которого он упрятал за решетку, Эд дергает головой. К губам у него прилипли крошки, а газету он листает с таким остервенением, что вряд ли успевает выхватить хоть слово. Он будто постарел на несколько лет. В последнее время Эд сутками пропадает на работе — в первую очередь, конечно, из-за расследования, но мне кажется, что работа еще отвлекает его от мыслей, что у них с Надин никогда не будет детей.
Эд собирается что-то сказать, но передумывает. Не будь мы знакомы целую вечность, я, быть может, и испугалась бы его хоть чуточку. Но за внешностью крутого полицейского прячется очень мягкий и ранимый человек.
— Мама… Если честно, никаких перемен. Но меня беспокоит план лечения, потому что… В общем, собираюсь съездить сегодня к ней. Хочу убедиться, что у нее взяли все анализы, и надо поговорить с ее врачом.
— Жалко, что она не в нашей больнице. Уж я бы закатила скандал на весь свет в случае чего. — Надин одета в белую тунику и такие же брюки. Униформа медиков-трудоголиков, в которой они разрешают трудности. — Куда ее поместили?
— В «Лонс». Это частная лечебница, и… — Мне не хочется говорить о том, что ее лечение оплачивает Дэвид.
— «Лонс»? — Надин присвистывает. — Недешевое заведение. Моя подруга Крисси Уивер там работает. — Надин на секунду задумывается. — Знаешь, Джулия, «Лонс» — это ведь… В общем, Крисси — клинический психиатр. Твою мать положили в психиатрическую лечебницу.
— Знаю, — быстро говорю я. (Эд уже не притворяется, будто читает газету.) — У мамы действительно проблемы с мозгом. А в «Лонсе» за ней не только присматривают, там ведь и прекрасные специалисты. Кроме того, Дэвид хочет проконсультироваться с врачом из другой больницы, но сейчас…
Эд роняет газету и в упор смотрит на меня. Что бы он ни думал о Дэвиде, но моя мама тут ни при чем!
— Джулия, врача твоей матери обвиняют в очень серьезном преступлении. А твоя связь с этим человеком все только усложняет.
Я уверена, ему сейчас хочется обнять меня, как в старые добрые времена, — голос Эда мягок, точно дружеские объятия.
— Послушай, мы с тобой все еще родственники, и ты знаешь, что я тебя люблю. Но ты должна мне поверить, ради самой себя поверить. Держись подальше от Дэвида Карлайла.
Эд встает, сгребает со стола ключи, быстро целует Надин в макушку и уходит.
— Прости, — произношу я, когда хлопает входная дверь, и даю волю слезам.
Я всхлипываю, бормочу «прости» и снова всхлипываю. Утыкаюсь лицом в плечо Надин, размазывая тушь по медицинской униформе. Отрываюсь от подруги и снова говорю «прости», уже по поводу туши.
Мы смеемся.
— Знаешь что? Прямо сейчас я позвоню Крисси и попрошу выяснить, что там с Мэри. Не уверена я, что «Лонс» — самое подходящее для нее место. В общем, давай посмотрим, что мне удастся разузнать.
— Спасибо, Надин. Я у тебя в долгу. — Я сморкаюсь.
— Это точно. И вот как ты расплатишься со мной — выкарабкаешься из всего этого дерьма во что бы то ни стало!
Надин принимается собирать тарелки.
— Как Марри? — спрашивает она.
Я снова настораживаюсь и вру:
— У него все хорошо.
Забрав Алекса и Флору, я въезжаю в Уизерли и замечаю Бренну и Грэдина. Они выходят из школьного автобуса на остановке в центре деревни. Бренна одета очень скромно, волосы она собрала в узел. За спиной Грэдина болтается школьный рюкзак. Внезапно рядом с его головой проносится камень. Я вздрагиваю. Но Грэдин, похоже, даже не замечает.
— Эй! — вопит Бренна.
Дикой кошкой она бросается к группе ребят.
— Оставьте его в покое, мать вашу!
Только теперь Грэдин, сосредоточенно разглядывающий подернутую инеем траву под ногами, поднимает голову.
Я торможу рядом с ними, опускаю стекло и приказываю:
— Садитесь. Алекс, подвинься.
Грэдин втискивается рядом с моим сыном, а Бренна садится впереди. От них исходит сугубо деревенский запах.
— Как прошел день?
Бренна пожимает плечами.
— Грэдин, как дела в школе? — Я бросаю взгляд в зеркало заднего вида.
— Его травят, — отвечает за брата Бренна. — Обзывают, бьют, крадут вещи, отбирают деньги на завтрак.
На мрачном лице девочки появляется умоляющее выражение: сделайте что-нибудь!
И что, последовать совету Марри, сказать, что я их отсылаю? Сомневаюсь, что они поймут, почему я позвонила в службу опеки и попросила определиться с их дальнейшей судьбой.
Флора начинает ерзать на заднем сиденье.
— Потерпи, милая, — громко говорю я, и в зеркале мелькают руки Алекса, который переводит ей мои слова.
Мы въезжаем на замощенный булыжником двор, успевший зарасти грязью с тех пор, как заболела мама. У меня нет ни времени, ни сил, ни желания взваливать на себя еще и заботы о ферме. Я торможу и едва не вскрикиваю, увидев, как из задней двери выходит Марри. Возмутительно, что он думает, будто может приходить сюда и уходить, когда вздумается.
Он направляется к машине.
— Я помню, где Мэри прячет запасные ключи, — извиняется он, уловив мое раздражение.
— Я не хочу, чтобы ты меня опекал, Марри!
Сама не возьму в толк, откуда столько злости в моем голосе, но поделать с собой ничего не могу. Я закрываю машину, дети гуськом тянутся к дому. О черт, их же нужно покормить, а я не знаю, что у нас есть из продуктов. В магазине я не была уже очень давно.
Марри тут как тут, берет меня за руки. Я морщусь. Запястья болят после инцидента с Грэдином.
— Скоро появятся новости.
Я замираю.
— Вот как?
— Служба уголовного надзора требует пересмотра свидетельских показаний. Похоже, они сомневаются в убедительности доказательств.
