Путь к смерти. Жить до конца - Зорза Виктор (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Боль, сказал он, распространилась по всему организму, но он уверен, что теперь они смогут ее притупить. Джейн тоже хотела знать, каков характер ее болей, и он ей объяснил. Теперь он повторял все отцу. Боль — это не просто ощущение. Аристотель, формулируя свою теорию пяти чувств — в них входят зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, — специально рассмотрел боль отдельно и определил ее как душевную страсть.
— Уверен, что это нашло в ней отклик, — сказал Виктор. — Еще ни один врач не говорил с ней об Аристотеле.
Боль, продолжал доктор Меррей, — это нечто большее, чем просто ощущение, она варьируется в зависимости от настроения пациента, его морального состояния. В этом смысле с Джейн придется поработать психологически не меньше, чем терапевтически. Дело в том, что можно регулировать физические ощущения с помощью психологических, эмоциональных реакций больного. На примере Джейн видно, что ее сопротивляемость боли снижена последними событиями. Она плохо спала ночью и была измотана. Прибавились и другие неприятные ощущения, а именно: ее тошнило, тело чесалось, она нервничала, видела дурные сны, кроме того — сухость во рту, растрескавшиеся губы, кишечник не работал несколько дней… Все это могло усилить боль.
— Нам нужно поднять настроение пациента, и именно это мы делаем, убирая все названные явления. Поднимая моральный дух, мы снижаем ощущение боли. Мы увлажняем слизистую оболочку рта, очищаем кишечник, делаем укол против тошноты, иными словами, коррегируя то или иное, мы поднимаем порог болевых ощущений. В зависимости от всех этих мер одна и та же боль может быть или терпимой, или невыносимой.
— Давайте посмотрим и с другой стороны, — продолжал врач. — Если ребенок испытывает боль, она невыносима, пока мать не погладит ушибленное место, не предложит мороженое, конфетку, а может, просто поцелует. Все это уменьшает боль — нестерпимую, жгучую — до ощущения обычной. Разве вы не знаете таких примеров?
— Знаю, но ушибленная коленка — боль проходящая.
— В основе своей боль одинакова что у ребенка, что у ракового больного. Уверяю вас, что, когда Джейн хорошо выспится, отдохнет, увидит сочувствие и понимание окружающих, она тоже…
— Но она видела столько сочувствия и понимания у себя дома.
— Не сомневаюсь. — Врач произнес это умиротворяюще. — Но ей нужно это и здесь, и именно поэтому так хорошо, что вы все будете рядом с ней. Я уверен, что ваш врач прописывал ей все лекарства, какие ему известны, но он подошел к рубежу, за которым они уже бессильны. Вы сами рассказывали, что сидели здесь, страдая, потому что видели, что ей делается все хуже. А она за вами наблюдала, понимала, о чем вы думаете, почему страдаете, и это увеличивало ее собственную тревогу. Но здесь мы можем ей доказать на деле, что боль ослабеет и мы сможем держать ее под контролем. Джейн увидит, что так и есть, и поверит нам. Как только боль начнет утихать, она начнет ждать, что ей станет еще лучше, а не хуже. Она окрепнет духом. Сначала мы купируем боль, а потом начнем ее уменьшать.
— Но пока что вы не смогли ее купировать, не так ли?
Пока нет, но Джейн задремала, а это уже хорошо. Если бы обеспечить ей ночь крепкого сна, потом день хорошего отдыха, с тем чтобы ее не очень трогали и двигали, то есть не причиняли лишней боли, у нее бы улучшилось настроение, окрепла уверенность и она бы справилась сама.
Когда доктор Меррей обследовал Джейн, у нее болели обе руки, шея, спина и брюшная полость. Едва он пытался подвинуть руку или ногу, любую часть тела, она говорила, что каждое движение причиняет боль. Именно это и нужно было преодолеть. Лекарства должны бы уже начать действовать. Нужно было вколоть ей много диаморфина, гораздо больше, чем любому другому пациенту, и врач вполне откровенно сказал ей, какими могут быть последствия.
— Я сказал ей и сейчас повторяю вам, что иногда она будет терять чувство времени. Она принимает новые, очень сильные средства. Болезнь Джейн очень серьезна, кроме того, ее перевезли в незнакомое место. Она может проснуться ночью и не понять, где находится. Я рад, что вы будете рядом с ней. Если вы подадите голос и она его узнает, это будет хорошо. Гораздо лучше, чем если бы мы оставили ее лежать в одиночестве, теряясь в догадках — кто она, где она, — пока не придет медсестра, тоже ей незнакомая.
Доктор намеренно сказал об этом Джейн и сейчас предупреждал отца, с тем чтобы они не растерялись, если такое случится.
— Я предупреждаю вас для того, чтобы избавить от страха, — добавил он.
— Когда человек весь во власти боли, — продолжал доктор Меррей, — да плюс еще деморализован одолевающей его тревогой, что мы видим сейчас у Джейн, это вполне может вызвать кошмары. Если человек начал принимать новые лекарства, у него возрастает вероятность страхов, которые вместе с тревогой станут галлюцинациями. Причиной тому — целый поток лекарств. Потом может возникнуть и неверное восприятие окружающего. Совершенно необходимо различать все эти явления, а также помнить, что через несколько дней они кончатся.
— Но ведь ей наверняка не станет лучше. Ей может стать только хуже. Не значит ли это, что галлюцинации тоже ухудшатся?
— Нет. Мы не пытаемся ее вылечить, — подчеркнул врач, — но это не значит, что ей будет хуже и хуже. Наша цель — улучшить ее состояние, и я уверен, что с вашей помощью мы в этом преуспеем, даже если болезнь ее будет прогрессировать. Если бы не наш опыт, мы считали бы, что чем глубже болезнь, тем страшнее галлюцинации. Но мы изучали этот процесс и знаем некоторые причины и следствия. Уверяю вас, что через несколько дней галлюцинаций будет меньше. Я и дочери вашей это сказал.
Он пояснил дальше, что хотел убедить Джейн: лечение небезуспешно. Если у нее появится такая уверенность, это поможет и врачам.
Когда врач понимает, что происходит с больным, он может справиться с болезнью. Если он, напротив, чувствует свое бессилие, он и уверенность теряет. А когда это происходит, то уж нет надежды, что и уверенность пациента окрепнет. И он попадет в тенета все возрастающей депрессии.
Все это мало успокоило Виктора. Значит, Джейн будет целиком во власти наркотиков? Его поколение не так уж много знало о наркотиках, испытывая к ним недоверие и страх.
Да, согласился врач, дозы будут увеличиваться, но потом их снизят. В обычной больнице, сказал он, врач прописывает болеутоляющие средства, которые дают через определенное время или «по мере необходимости». Предположим, предписано принимать их каждые два часа — тогда пациент должен ждать, даже если боль усилилась. Если же их дают «по мере необходимости», он получит их, когда боль резко увеличилась, то есть когда уже поздно.
В хосписе совсем другая методика. «Мы не ждем, пока боль вернется, — сказал доктор Меррей. — Мы ее предупреждаем, забиваем и опережаем. Вы знаете на примере Джейн, что боль возвращается. А наша идея заключается в том, чтобы дать очередную дозу, прежде чем перестанет действовать предыдущая. Мы определяем дозу, которая действует, и даем ее регулярно. Мы опережаем боль, не ждем ее возвращения».
Станет ли пациент наркоманом? Это не проблема, продолжал врач. В свое время он изучил истории болезней пятисот больных, чтобы уяснить действие диаморфина. Результаты показали, что чем дольше срок лечения, тем быстрее можно снижать дозу наркотиков. Наркомания не угрожает, повторил Меррей. Так же как и излишняя сонливость.
Он старался убедить отца больной, что боль можно контролировать — даже когда пациент в полном сознании. И именно на этом основано лечение в хосписе.
— Чего хочет пациент? — спросил врач. — Не испытывать боли, прожить в ясном рассудке отрезок жизни, который ему отпущен. Не всегда удается держать боль полностью под контролем — тогда нужно предупредить об этом больного, что я и сделал с Джейн. Сказал, что у нее будут боли при движении. Если больному честно сказать, что с ним происходит и почему, он сможет смотреть правде в глаза и бороться. А это избавит нас от множества неприятностей, связанных с хронической сильной болью. Джейн ждала этих объяснений, из ее вопросов я увидел, что она все поняла. По-моему, она справится.
