Токио нас больше не любит - Лорига Рэй (книги онлайн полные версии TXT) 📗

Что еще я позабыл?

Я забыл вас, моя дорогая, забыл сад и бассейн, и я забыл все раны на собственных руках, но — мне очень жаль, вы и представить себе не можете, как мне жаль, — мне не удалось позабыть ее.

Сегодня я встретил в зале для восстановления памяти одного парня, который вроде как брат-близнец другого парня и который, по его словам, живет в комнате рядом с моей. В ожидании сеанса мы перекинулись несколькими фразами, от которых уж точно ни от кого из нас ничего не убыло:

— Вы откуда родом?

— Я не уверен.

— Давно вы здесь?

— Три недели.

— А я?

— Вы здесь как минимум три недели, потому что, когда мы приехали, вы уже были.

— Как ваш брат?

— Думаю, хорошо. Он мне все время что-то рассказывает, и у него заготовлено по истории на каждый мой шрам. Видите этот?

— Да уж вижу: отметина на голове длиной с палец.

— Я получил ее, влетев в стеклянную дверь в загородном доме неподалеку от Праги.

— Так вы чех?

— Кажется, так. Вы знаете Прагу?

— Наверняка. А что стало с домом?

— Мать перед смертью продала. С тех пор мы живем в центре, возле реки.

— В Праге холодно?

— Не знаю, этого мне не говорили. Предполагаю, что зимы там холодные, а летом можно до позднего вечера ходить с короткими рукавами.

— В этом я уверен. В любом уголке Европы лето хорошее. Или, по крайней мере, хороши некоторые летние вечера. Вы знаете Скаген?

— Не думаю.

— Это маленький поселок на севере Дании.

— Вы это помните или кто-то вам так сказал?

— Наверное, помню, потому что я, в отличие от вас, забываю все, что мне говорят.

— Тогда что же это за Скаген?

— Я точно не знаю, но отчетливо помню дюны, громадные дюны рядом с пляжем, и помню, как Балтийское море сливается с Атлантикой. И волны одного моря разбиваются о волны другого.

— Я лето проводил в Испании.

— Да что вы, я все еще помню Мадрид, как будто мой первый дом.

Я не помню Коста-дель-Соль, но, видимо, я замечательно проводил там время.

— Не сомневаюсь.

— На Коста-дель-Соль люди никогда не спят, и там где-то есть маленький парк аттракционов с деревянными русскими горками.

— Быть может, это Фуэнхирола.

— Быть может.

Потом мой друг опускает голову и теряется в в списке воспоминаний, воспринятых им с невинностью человека, который в любом месте чувствует себя как дома. Когда приходит медсестра, мой друг на нее даже не смотрит и на меня не смотрит, а я прощаюсь и отправляюсь на лечебный сеанс. Есть люди, развившие в себе чрезмерную привязанность ко всему, что они потеряли. Мне, конечно, легко говорить подобные вещи — ведь теперь я прекрасно помню Фуэнхиролу.

— Сегодня отличный денек. Так оно и есть.

— Вы гуляли по саду?

— Полагаю, что так, потому что руки у меня замерзли и я все еще не снял солнечные очки.

— Что еще вы сегодня делали?

— Я смотрел картинки на большом экране.

— Вы помните что-нибудь из того, что видели?

— Завершенный в Голландии эксперимент, целью которого являлось сокращение числа школьных прогулов.

— Звучит интересно.

— Так оно и есть. Называется «проект Фоглера». Это кампания, которая проводится, чтобы показать детям, как все грустят, когда в классе кого-нибудь не хватает. Что-то вроде рождественской повести мистера Скруджа. Когда Дух показывает старику, какими были бы Святки без него — в настоящем, прошлом и будущем. Один мальчик говорил, что снаружи школы он чувствует себя лучше, чем внутри. Что само по себе чувство нахождения снаружи ему нравится больше.

— Вы помните это чувство?

— Нет, но могу себе представить. К тому же бедный мальчик говорил очень убедительно.

— Вы видели и другое.

— Это вопрос?

— Нет, я знаю, что вы видели, я тоже там был.

— А что другое?

— Фильм.

— Какой?

— «Когда смерть наступает на пятки».

— Я этого не помню.

— Фильм, в котором Кэри Гранта принимают за шпиона и похищают, а кончается все сценой в горах, там, где высечены портреты президентов.

— Там играла Ева Мари Сейнт?

— Да.

— Теперь вспоминаю. Никто не поверит, что человек может удержаться на скале, когда ему наступают на руки, а еще этот самолет: эпизод с самолетом и пшеничным полем вышел немного ненатуральным.

— Вам не нравится Хичкок?

— Мне не нравится, когда меня обманывают. «Птицы» мне нравятся. Вот это хороший фильм.

— Но там тоже не все натурально.

— Да, но там это не важно. Там все происходит по вине матери, которая хочет отыметь собственного сына. Знаете анекдот про психиатра?

— Нет.

— Ну, один мужик в Нью-Йорке годами ходил к знаменитому психиатру, потратил на него кучу денег, а в один прекрасный день психиатр ему говорит: «Друг мой, я знаю, в чем ваша проблема, вы в глубине души всегда хотели вступить в половую связь со своей матерью». Бедняга вконец расстроился и отвечает: «Знаете, доктор, я бы заплатил вам вдвое больше, только бы вы мне этого не говорили».

Вечером праздновал свой день рождения безнадежный больной амнезией. Ему принесли торт с сорока свечами, но юбиляр вытащил все свечи, оставил только одну. «Я не собираюсь таскать на себе годы, которых не помню». Вот что он сказал.

Звучит разумно.

Я заснул, думая о Кэри Гранте. Эти старые актеры похожи на голову, привинченную сверху к костюму. Как бы там ни было, очаровательный типаж.

В реабилитационном зале — прогресс минимальный, к чему отрицать?

Одному богу известно, как давно я не гулял по Мадриду, однако, когда я вижу изображения на экране, стеклянный дворец и гигантские пальмы вокзала Аточа, вооруженных копьями воинов и каменных ангелов на крышах домов Гран Виа, я чувствую то же, что чувствует преступник, глядя на чужое преступление, на оружие, которое ему не принадлежит. Ничего. Возможно, только легкое облегчение, как когда узнаешь, что тебя обвиняют не в том преступлении, которое ты совершил. Разумеется, именно в реабилитационном зале человек должен начинать прядение наряда памяти из нитей, которые удалось связать этим добрым людям. Образы, звуки, какие-нибудь песенки, с помощью которых пациент должен зашнуровать ботинки воспоминаний и выйти отсюда по своим собственным следам. Но по какой-то причине, ставящей моих докторов в постыдный тупик, следы моей памяти вспыхивают и исчезают, как самолеты в небе во время бомбежки, уловленные прожекторами страха. А точнее, у меня все то так, то эдак. Разрушение нейронов, с которым мы имеем дело, — я цитирую своих докторов — случай крайний, однако, конечно, не уникальный. Перед нами человек, который каждое утро причесывается по-разному, не в силах вспомнить собственную внешность, а мы ведь успешно излечили ребенка, путавшего свою мать с любой женщиной, которую показывали по телевизору, — будь то Мэрилин Монро или одна из этих новых виртуальных звезд.

— А как звали-то?

— Кого?

— Как звали мальчика?

— Андре.

— Он был француз?

— Бельгиец. А разве это важно?

— Полагаю, это важно для бельгийцев.

— Главное, вы не должны принимать наше естественное беспокойство за растерянность.

— Что стало с Андре?

— К нему вернулся образ его матери.

— Образ его матери?

— Да, его мать погибла в авиакатастрофе.

— Получается, вы заменили Мэрилин Монро или эту виртуальную звезду, например Риосукэ, на мертвую мать.

— Обязанность памяти — принимать вещи такими, как они есть.

Иногда вещи как они есть оказываются невыносимыми. Кстати, не знаю, известно ли вам, что Риосукэ была первой виртуальной звездой, которая покончила с собой задолго до цепной реакции самоубийств всех этих злосчастных электронных поп-идолов. И больше того, я помню — как ни странно это для вас прозвучит, — что видел в Токио выступление Риосукэ, на большом экране станции Сибуя, за несколько дней до ее виртуальной смерти, и помню, что звучала старая песня Франсуазы Гарди, по-немецки: «Wenn dieses Lied erklingt», и почти что помню, как я плакал, — конечно, тут я, может быть, и преувеличиваю.