Мой парень - псих - Квик Мэтью (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
Я рассказала Никки о моих условиях, и она совершенно не против того, чтобы ты стал моим партнером, даже наоборот. Она говорит, тебе нужно расширить круг интересов, и, кроме того, ей всегда хотелось брать вместе с тобой уроки танцев. Так что она будет рада, если ты согласишься, и даже призывает тебя сделать это.
Боюсь, в обмен на услуги посредника мне нужна только победа. На твое счастье, я придумала первоклассный номер. И тем не менее, чтобы победить, от, тебя потребуется полное погружение в танец. Ниже перечислены мои условия, и они не обсуждаются.
Если согласишься стать моим партнером, от тебя потребуется следующее.
Забыть о футболе и об «Иглз» на весь срок твоего обучения. Никаких походов на матчи. Никаких просмотров по телевизору. Никакого обсуждения «Иглз» с кем бы то ни было. Никаких спортивных страниц. И носить твою любимую баскеттовскую футболку тоже запрещено.
Ежедневно заканчивать подвальные тренировки к двум часам пополудни, после чего мы будем пробегать пять миль, а затем репетировать — с 16:15 до 23:00 по будням и с 13:00 до 22:00 по выходным. Никаких исключений не предусмотрено.
Привести на наше выступление не менее пятнадцати друзей и родственников, потому что на судейское решение часто влияют аплодисменты, которыми встречают танцоров.
Беспрекословно мне подчиняться и не задавать вопросов.
Сделать все, чтобы я победила в конкурсе.
И САМОЕ ГЛАВНОЕ: никому не рассказывать о нашей договоренности. Ты можешь говорить, что готовишься к танцевальному конкурсу, но мои условия и то, что я от твоего имени связываюсь с Никки, — ни за что и никогда.
Если ты выполнишь все шесть условий, я соглашусь быть вашим с Никки посредником. Я попытаюсь положить конец времени порознь, и кто знает, что может произойти между тобой и твоей бывшей женой. Если же нет, то, боюсь, ты никогда не сможешь и словечка передать Никки. Она утверждает, это твой единственный шанс.
Сообщи о своем решении в течение двадцати четырех часов. Перечитай мои требования, выучи каждое, а затем сожги письмо.
Помни, если хочешь, чтобы я тебе помогала: нельзя никому говорить о том, что я общаюсь с Никки.
С наилучшими намерениями,
Тиффани.
Всю ночь я снова и снова перечитываю письмо. Многое не укладывается в голове, особенно те места, где Тиффани пишет, что я совершил преступление и Никки развелась со мной, — от одной мысли, что это может быть правдой, я готов расквасить себе лоб. Что же это за преступление, если из-за него я угодил в такой переплет? И кто это отказался от обвинений против меня после того, как я добровольно лег в психиатрическую лечебницу? Еще можно понять, почему Никки развелась со мной, — что греха таить, я и вправду был плохим мужем. Но чтобы совершил преступление, которое потребовало таких решительных мер, — нет, в это невозможно поверить. И тем не менее письмо Тиффани многое объясняет — и то, что мама сняла со стен мои свадебные фотографии, и все те гадости, которые Джейк с отцом наговорили о Никки. Если я действительно разведен, получается, мои близкие только и хотели, что защитить меня, стараясь изгнать Никки из моей памяти, — уж коль скоро им не хватает оптимизма осознать, что я не умер и, следовательно, могу хотя бы попытаться вернуть Никки. Думаю, не надо вам объяснять, что это и есть тот самый серебряный ободок, лучик надежды, что забрезжил для меня в письме.
Разумеется, я ни в чем не могу быть полностью уверен, ведь события последних нескольких лет никак не сохранились в моей памяти. Не исключено, что Тиффани выдумала всю историю от начала до конца, чтобы обманом добиться от меня помощи. Это вполне вероятно. По собственной воле я бы точно не согласился стать ее партнером в этом танцевальном конкурсе, хоть и стараюсь теперь проявлять доброту. Так что я отдаю себе отчет: письмо Тиффани может быть всего лишь хитрой уловкой. Но шанс связаться с Никки слишком заманчив, чтобы не воспользоваться им, — к тому же это может оказаться моей последней возможностью. Между прочим, Тиффани упоминает Бога. Не значит ли это, что она понимает меня, понимает, что такое время порознь? И ее слова про желание Никки, чтобы я брал уроки танцев, тоже похожи на правду. Я никогда не танцевал с женой, хотя она постоянно просила меня об этом. От одной мысли, что в будущем я смогу танцевать с Никки, я уже готов согласиться на условия Тиффани и примириться с тем, что пропущу целых три игры «Иглз», в том числе домашний матч против Джексонвилля. Представляю, как рассердятся отец, Джейк и даже Клифф, наверное, но передо мной маячит счастливая развязка фильма, в который превратилась моя жизнь, — и выбор очевиден.
На рассвете я спускаюсь в туалет, открываю окно, сжигаю письмо над унитазом и смываю пепел. А потом бегу через Найтс-парк, огибаю дом Вебстеров и стучусь к Тиффани. Она выходит в красном шелковом пеньюаре, щурится на меня.
— Ну?
— Когда начнем?
— Ты готов полностью отдаться репетициям? Готов забыть обо всем, даже об «Иглз»?
Я нетерпеливо киваю.
— Только сеансы психотерапии по пятницам не могу пропускать, иначе суд отправит меня обратно в психушку и мы не сможем выиграть конкурс.
— Буду у твоего дома в два часа, — говорит Тиффани и закрывает дверь.
Первый этаж пристройки, в которой живет Тиффани, целиком переделан под танцевальную студию. Все четыре стены от пола до потолка увешаны зеркалами. Вдоль трех стен тянется длинный поручень — вроде тех, которыми пользуются балерины. Пол деревянный, как в баскетбольном зале, разве что разметки нет и краска светлее. Потолок не ниже тридцати футов, а в углу винтовая лестница на второй этаж, где живет Тиффани.
— Я построила все это после смерти Томми, — говорит она. — На деньги со страховки. Ну как, нравится моя студия?
Я киваю.
— Это хорошо, потому что на ближайший месяц она станет твоим домом. Принес фотографию?
Я открываю сумку и достаю фотографию Никки, которую было велено взять с собой. Показываю Тиффани, а она идет к стереосистеме, спрятанной за винтовой лестницей. С железного крюка на стене снимает наушники — большие, с резиновыми накладками, полностью закрывающими уши, — и приносит мне. От наушников тянется длинный провод.
— Сядь, — командует она, и я сажусь на пол, скрестив ноги. — Сейчас поставлю песню — ту самую, под которую мы будем танцевать. Очень важно, чтобы ты хорошенько проникся музыкой. Она должна волновать тебя, как будто поток проходит через все тело. Я не случайно выбрала именно ее. Она идеально подходит нам обоим — сам поймешь почему. Когда надену тебе наушники, смотри прямо в глаза Никки. Мне нужно, чтобы ты прочувствовал мелодию. Понятно?
— Надеюсь, ее не сопрано-саксофонист играет? — уточняю я; вы же знаете, Кенни Джи — мой злейший враг.
— Нет, — отвечает Тиффани и надевает наушники.
Накладки плотно прилегают к ушам, не пропуская никакого шума, и кажется, будто я один в огромном зале, хотя знаю: стоит мне поднять голову, и увижу Тиффани. Держа в руках фотографию, я гляжу Никки прямо в глаза, и вскоре начинается музыка.
Звуки фортепиано, медленные и печальные.
Два голоса сменяют друг друга.
Боль.
Я знаю эту песню.
Тиффани права. Она идеально подходит нам обоим.
Мелодия разворачивается, становится громче, голоса звучат все взволнованнее, а мое сердце ноет все пуще.
Эта песня именно про то, что творится у меня внутри с того самого времени, как я вышел из психушки.
К припеву уже всхлипываю — женщина, которая поет, как будто чувствует то же, что и я. Ее слова, ее боль, ее голос…
Песня завершается теми же печальными звуками фортепиано. Я поднимаю голову, вдруг осознаю, что Тиффани видит мои слезы, и прихожу в сильное смущение. Кладу фотографию Никки на пол и закрываю лицо ладонями:
— Извини, я сейчас приду в себя.
— Это хорошо, Пэт, что песня заставляет тебя плакать. А теперь нам надо превратить эти слезы в движение. Ты должен танцевать так, как плачешь, понятно?
