Встан(в)ь перед Христом и убей любовь - Хоум Стюарт (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
— Я не хочу умирать, — оповестила меня Брэйд.
— Но тебе придется умереть, — пожурил я ее, — если ты хочешь родиться вновь. Ты станешь богиней, царящей над жизнями смертных. Власть твоя будет возрастать и я стану жрецом, возвещающим твою волю на земле.
— Мне надо об этом хорошенько подумать, — надула губки Пенелопа.
Я встретил Ванессу, когда та выходила с поезда на Кембридж. Мы прошли через Бишопсгейт и боковые улочки к Спайталфилдзу. На углу Черч-стрит группа американских туристов слушала россказни гида, объяснявшего им, что в этом районе произошло множество ужасающих убийств. Люди входили в паб "Джек Потрошитель" и выходили оттуда с чашками чая и кофе в руках. Бар в этом заведении мне всегда казался несколько мрачноватым: на черных стенах висели вырезки из старых газет, но кроме нескольких стульев возле стены место было почти пустым, что, впрочем, делало его только еще более удобным для туристов.
— Эти дома построили в восемнадцатом столетии, — вещал специалист по убийствам, тыкая пальцем в сторону Черч-стрит, — богатые торговцы шелком. В 1888 году они превратились в трущобы. Двадцать лет назад вы могли купить любое из этих зданий за четырнадцать тысяч фунтов. Теперь любое из них обойдется вам не меньше, чем в триста тысяч. Это дает яркое представление об изменениях, произошедших в этом районе.
Церковь Крайстчерч была закрыта на реставрацию. Вид у нее был такой, словно она пребывала в запустении уже много лет. В другом конце улицы огромная толпа мусульман выходила из дверей мечети "Джамме Масджид", которая в прошлом была Хоральной Синагогой, а еще раньше — когда ее построили в 1743 году — гугенотской церковью. Это был район, в котором процесс культурной гибридизации, растянувшийся на несколько столетий, привел к фантастическим нововведениям в образе жизни многоязыкой толпы, которая оживляла эти улицы. Энергетику, которая присуща этим местам, вы не найдете ни в одной другой части Лондона.
— Как все прошло со студентами? — спросил я Ванессу, пока мы шагали к "Ист-Энд Кебабиш", пожалуй лучшему индийскому ресторану на Брик-лэйн.
— Как нельзя лучше, — заверила меня Холт. — Я побывала у них в гостях и меня трахнули разом парней так семь, не меньше. Похоже я им понравилась. Я уверена, что кое-кто из них натужится и заплатит вступительные взносы в наш орден. Большинству из них интереснее оргии, чем магия, поэтому если наобещать им пизду с утра до вечера, они быстренько раскошелят своих предков на деньги.
— Профаны погружены в глубокий сон, — лаконично заключил я.
Я заказал два специальных пива, овощное кари и пару лепешек. Мы ели в молчании, поскольку мне было известно, что большинство из того, что я хотел бы сказать, может обидеть набожных мусульман, которым принадлежал этот недорогой ресторан. Мой суккуб заметно раздулся с тех пор, как мы познакомились и я уже почти был готов к тому, чтобы изгнать ее из мира смертных в мир духов. Я решил, что на следующий день я отведу Ванессу в Уолберсвик и там избавлюсь от нее навсегда.
С Брик-лэйн мы свернули на Черч-стрит, а оттуда — на Гринвич-Хай-роуд. "Пистакиос Кафе" напротив ресторана "Сокровище Китая" было закрыто. Можно было еще заглянуть в "Bar du Musee", но, в конце концов, я отвел Холт в паб "Карета и Кони" на противоположной стороне в крытом рынке, где я произнес пламенную речь в защиту эля.
— Любитель эля, — провозгласил я, предварительно взобравшись на удобно расположенный столик с кружкой в руке, — возносится как на волшебном эле-ваторе туда, где его окружают возвышенные эле-менты, после вдыхания которых неожиданное толкование Писания и смелая трактовка сложнейших юридических казусов становятся для него делом эле-ментарным.
Затем мы начали шумно выпивать в компании барменов, пьянчуг, алкоголиков, дебоширов, бухариков, выпивох, буйных пьяниц, тихих пьяниц, запойных пьяниц, вакхантов, дионисийцев, дипсоманов, любителей залить за воротник, пропустить по маленькой, принять на грудь, дерябнуть, дернуть, опрокинуть, всосать, поддатых, нажравшихся, нализавшихся, накативших, набузгавшихся вдрызг, до зеленых соплей, до белых тапочек, до поросячьего визга, в муку, в белье, спиртолюбов, алконавтов и прочих членов нашего славного братства. Пропустив несколько кружек я повел многочисленную компанию новообретенных друзей к пабу "Адмирал Харви" на Коллидж-эпроуч.
Только мне вручили первую кружку, как зазвонил мой мобильный. Это был доктор Брэйд. Я сразу же отправился в больницу, где он ожидал меня. Я последовал за доктором в коридор, а затем он нашел пустую палату и велел мне сидеть там на кровати. Я не помню, что сказал доктор — мы обменялись несколькими словами и затем я очутился в палате вместе с сестрой Джордж.
Мне дали успокоительное, и я заснул почти в тот же миг. Мне снилось, что сестра Джордж подошла ко мне и надела на меня кислородную маску. Когда я проснулся, я стянул с лица кислородную маску и попытался заговорить. Сестра Джордж взяла меня за руку, а может быть она просто пыталась пощупать мой пульс. Проходящая мимо санитарка попыталась надеть кислородную маску на меня обратно, но сестра Джордж знаком дала ей понять, чтобы она этого не делала.
Сестра Джордж сделала знак доктору, который обменялся с ней несколькими словами, после чего он отвел меня из палаты на сессию групповой терапии, организованной шотландским психологом, который пользовался очень свежим подходом. Процедура начиналась с того, что все пациенты садились в кружок и обсуждали, что бы они хотели сделать. Некоторые придерживались того мнения, что люди, которых мы убили, должны быть оживлены при помощи современных медицинских технологий. Другие пациенты возражали, считая, что лица, о которых шла речь, уже подверглись необратимому изменению мозговых тканей и воскрешению не подлежат. Один какой-то особенно возбужденный тип заявил, что мы, к счастью, не убили никого из родственников или близких, а остальные наши жертвы заслужили свою участь.
Так мы болтали около двадцати минут, после чего нас перебил старый солдат, который вошел в палату и отдал нам честь. Капрал проверил все ли готово, после чего начался процесс коллективного принятия решений. Сержант счел наше поведение безупречным, поэтому он собрал чашки, из которых мы пили чай и сложил их в ящик. Вскоре после этого санитары принесли в палату лестницы, веревки и шесты, которые они положили перед нами.
— Слушать меня, маленькие мерзавцы! — рявкнул капрал. — Каждый из вас должен носить одну из этих вещей с собой весь день напролет. Вы имеете право выбрать одну из них по собственной воле или бросить жребий.
— Мы будем выбирать сами, — ответили мы.
— Нет, — распорядился капрал. — Лучше бросайте жребий.
Затем он сделал три маленьких карточки. На одной он написал «Лестница», на другой — «Веревка», а на третьей — «Шест». Затем он положил их в шляпу и каждый из нас вытягивал по одной, и какую карточку он доставал, тот предмет и становился его ношей. Те, кому достались веревки, считали, что они легче всего отделалась, но мне выпала лестница, что меня огорчило, потому что в ней было шесть футов длины и весила она немало, и мне пришлось ее таскать на себе, в то время как остальные лениво обматывали кольца веревки вокруг себя. Затем нас всех вывели в больничный двор и начали муштровать. Не прошло и нескольких минут, как те, кому достались веревки, принялись проклинать свою судьбу, потому что им все время доставалось от товарищей то лестницей, то шестом.
После примерно получаса этих ночных развлечений, медсестра вытащила меня из строя и велела мне положить лестницу на землю. Она отвела меня обратно в больницу и усадила на стул в какой-то полупустой комнате. Затем она оставила меня одного. Через десять минут появилась сестра Джордж с чаем и печеньем. Она задержалась ненадолго. Когда она ушла, я налил себе чашку чая я макнул туда печенье. Зашла еще одна сестра и дала мне какую-то бумажку и несколько пластиковых мешков с моими личными вещами. Еще через некоторое время в палате появилась третья сестра, которая принесла какие-то анкеты и брошюры с инструкциями. Я взял их у нее и положил в свой портфель.
