Книжный вор - Мезин Николай (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
Когда надо было отхайльгитлерить, Ганс так и делал, а по установленным дням вывешивал флаг. Казалось, все шло более или менее нормально.
Пока 16 июня 1939 года (дата уже будто зацементировалась), через полгода с небольшим после того, как на Химмель-штрассе появилась Лизель Мемингер, не произошло событие, бесповоротно изменившее жизнь Ганса Хубермана.
В тот день у него была кое-какая работа.
Он вышел из дому ровно в семь утра.
Тянул за собой тележку с кистями и красками, ничуть не подозревая, что за ним следят.
Когда он добрался до места, к нему подошел молодой незнакомец. Светловолосый, высокий, серьезный.
Мужчины посмотрели друг на друга.
– Вы будете Ганс Хуберман?
Ганс ответил коротким кивком. И потянулся за кистью.
– Буду.
– Вы случайно не играете на аккордеоне?
Тут Ганс замер, так и не тронув кисти. И снова кивнул.
Незнакомец потер челюсть, огляделся и заговорил совсем тихо, но совершенно четко.
– Вы умеете держать слово?
Ганс снял с тележки две жестянки с краской и предложил незнакомцу сесть. Прежде чем принять приглашение, юноша протянул руку и представился:
– Моя фамилия Куглер. Вальтер. Я приехал из Штутгарта.
Они сели и с четверть часа негромко говорили – и договорились встретиться позже, вечером.
СЛАВНАЯ ДЕВОЧКА
В ноябре 40?го, когда Макс Ванденбург объявился на кухне дома 33 по Химмель-штрассе, ему было двадцать четыре года. Одежда, казалось, гнула его к земле, а усталость была такова, что, почешись он сейчас – сломался бы пополам. Потрясенный и трясущийся, он стоял в дверях.
– Вы еще играете на аккордеоне?
Конечно, на самом деле вопрос был: «Вы еще согласны мне помочь?»
Папа Лизель прошел к двери, отворил ее. Опасливо оглянулся по сторонам и вернулся в дом.
– Никого, – прозвучал вывод.
Макс Ванденбург, еврей, прикрыл глаза и ссутулился, склонившись еще ниже к спасению. Даже мысль о нем была смехотворной, но все же он ее принял.
Ганс проверил, плотно ли задернуты шторы. Нельзя оставить ни щелочки. И пока Ганс проверял, Макс не выдержал. Он скрючился и сцепил руки.
Тьма погладила его.
Пальцы его пахли чемоданом, железом, «Майн кампфом» и выживанием.
И лишь когда он поднял голову, тусклый свет из коридора блеснул ему в глаза. Он заметил девочку в пижаме – она стояла, не прячась.
– Папа?
Макс вскочил, как чиркнувшая спичка. Тьма разбухла, окружив его.
– Все хорошо, Лизель, – сказал Папа. – Иди спать.
Она помедлила секунду и только потом ноги нехотя потащились за нею прочь. А когда остановилась и украдкой бросила еще один, последний взгляд на чужака посреди кухни, она распознала на столе очертания книги.
– Не бойтесь, – услышала она Папин шепот. – Она славная девочка.
Следующий час славная девочка пролежала в постели без сна, слушая тихую невнятицу фраз с кухни.
В забег еще не вышла темная лошадка… КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ЕВРЕЙСКОГО ДРАЧУНА
Макс Ванденбург родился в 1916 году.
Он рос в Штутгарте.
Мальчишкой он ничего так не любил, как хорошую драку.
Первый бой случился у него в одиннадцать лет – Макс тогда был тощим, как занозистая швабра.
Венцель Грубер.
Вот с кем он подрался.
Языкастый он был, этот Грубер, и с проволочно-курчавыми волосьями. Двор захотел, чтобы они подрались, и никто из двоих не решился отказаться.
Они дрались, как чемпионы.
С минуту.
Но едва началось интересное, мальчиков растащили за воротники. Бдительный родитель.
У Макса из губы струйкой сочилась кровь.
Он попробовал ее на вкус, и вкус ему понравился.
В его округе драчунов было немного, а те, что были, дрались не кулаками. В те дни считалось, что евреи предпочитают все терпеть. Безропотно сносить унижения, а потом снова своим трудом пробиваться наверх. Понятно, не все евреи одинаковы.
* * *
Максу не исполнилось и двух лет, когда погиб отец, разорванный в куски на поросшем травою холме.
Когда ему было девять, мать окончательно разорилась. Продала музыкальную студию, в которой они и жили, и переехала с Максом в квартиру его дяди. Там он и рос – с шестью кузенами, которые колотили, злили и любили его. Схватки со старшим, Исааком, стали учебной базой для Максовых уличных сражений. Исаак отделывал его почти ежевечерне.
В тринадцать ударила новая трагедия – дядя умер.
Как и предписывает вероятность, дядя не был таким сорвиголовой, как Макс. Он был человеком того типа, что безропотно вкалывают за самое мизерное вознаграждение. Жил себе на уме и жертвовал всем ради семейства – и умер от какого-то нароста в желудке. Вроде ядовитого кегельного шара.
Как часто бывает, родня окружила его кровать и смотрела, как он капитулирует.
Почему-то где-то между горем и растерянностью Макс Ванденбург – подросток с жесткими руками, подбитыми глазами и больным зубом – переживал еще и легкое разочарование. Даже досаду. Видя, как дядя медленно тонет в постели, Макс решил, что никогда не позволит себе умереть вот так.
Дядино лицо было таким всепринимающим.
Таким желтым и безмятежным при всем свирепом сложении его черепа – бесконечной, на километры протянувшейся линии челюсти, торчащих скулах и норах глазниц. Таким спокойным, что мальчику захотелось кое-что спросить.
А где же драка? – недоумевал он.
Где воля к сопротивлению?
Конечно, в тринадцать лет Макс судил слишком сурово. Он еще не заглядывал в лицо никому, вроде меня. Пока то есть.
Вместе со всеми он стоял у кровати и смотрел, как дядя умирает – надежное слияние, от жизни к смерти. Свет в окне был серым и оранжевым, оттенка летней кожи, а дяде, казалось, стало легче, когда его дыхание улетучилось совсем.
Когда смерть меня схватит, поклялся тогда мальчик, она почувствует у себя на роже мой кулак.
Лично я такое люблю. Такую глупую отвагу.
Да.
Ужасно люблю.
С того дня Макс стал драться с большей регулярностью. Компания сорвиголов, друзей и соперников, собиралась на маленьком пятачке у Штебер-штрассе, где они и дрались в умирающем свете дня. Чистокровные немцы, случайный еврей, мальчики с востока. Неважно. Когда надо выплеснуть подростковую энергию, нет ничего лучше хорошей драки. Там даже враги были в одном шаге от дружбы.
Макс любил тесный кружок и неизвестность.
Сладость и горечь неопределенности:
Ты или тебя.
Это был такой ток в животе, что вихрится все сильнее, пока не поймешь: дальше терпеть некуда. Единственное средство – наскакивать и бить. Макс был не из тех, кто готов умереть в раздумьях.
Теперь, когда он оглядывался в прошлое, его любимой дракой была пятая по счету драка с высоким, крепким и поджарым пареньком по имени Вальтер Куглер. Им было по пятнадцать. В четырех прежних схватках побеждал Вальтер, однако на сей раз Макс предчувствовал иное. В нем текла новая кровь – кровь победы, – и она имела свойство пугать и восхищать одновременно.
Как всегда, толпа обступила их тесным кругом. Неряшливая земля. Лица зрителей словно обмотаны улыбками. Грязные пальцы тискали деньги, а в воплях и окриках было столько жизни, что не осталось ничего другого.
Боже, сколько в этом было радости и страха, сколько великолепной суеты.
Двух бойцов сковало напряжением момента, лица заряжены, подчеркнуты стрессом. Глазастая сосредоточенность.
