Welcome to Трансильвания - Юденич Марина (читать бесплатно полные книги txt) 📗
Чего-то подобного, впрочем, и следовало ожидать.
Таков был Потапов — человек, не умеющий останавливаться на достигнутом.
Лорд Джулиан — что тоже легко прогнозировалось, — напротив, затеяв и бурно пережив авантюру с «Титаником», очень скоро охладел к проекту. Впрочем, он безотказно подключался к делам компании, если об этом просил Потапов, решая порой одним частным звонком проблемы, с которыми долго и безуспешно сражались конкуренты.
Это, по мнению обоих — Сергея и Энтони, было вполне справедливым распределением обязанностей.
Словом, можно было бы с уверенностью сказать, что судьба Сергея Потапова наладилась вполне, если бы…
Если бы не эти самые, ставшие уже традицией, вечерние звонки.
Телефон все звонил. Полина подсознательно считала звонки. Еще три и включится автоответчик: станет окончательно ясно, кто звонит, и тогда…
Тогда она уже совершенно точно не снимет трубку.
— Нет! — сказала она себе с решительной укоризной. — Это нечестно, в конце концов. Не позови он меня в Лондон…
Мысленно она продолжала считать звонки. Сейчас прозвенел последний.
Полина сняла трубку, опередив автоответчик всего лишь на секунду.
— Привет! Не слишком отвлекаю?
— Нет. Я вернулась с работы пару часов назад.
— Так рано?
— Буду работать дома. Пока отдыхаю.
— Может, отдохнем вместе?
— Вряд ли получится, Сережа.
— Просто поужинаем где-нибудь, и я уеду.
— Нет.
— Просто поужинаем.
— Боюсь, не получится даже просто поужинать.
— Ты научилась врать.
— Пожалуй. Извини. Я не хочу.
— Чего не хочешь?
— Ужинать, обедать и вообще видеться с тобой сейчас.
— Сейчас?
— Сейчас. Мне нужно адаптироваться, очень много непривычной работы и вообще…
— Снова врешь.
— Действительно. Снова — прости.
— Так в чем дело?
— Нужен тайм-аут.
— Зачем?
— Разобраться в себе, в том, что нас с тобой связывает. В общем, в таких случаях, кажется, говорят: я хочу побыть одна.
— У тебя кто-то появился?
— Муравьи. Представляешь, в моем карликовом палисаднике образовался муравейник, а в нем соответственно муравьи. И похоже, палисадника им уже недостаточно — ползут, мерзавцы, в дом.
— Ты шутишь?
— Про муравьев — чистая правда. В остальном же — каков вопрос…
— Понятно… А как завтра?
— Сережа! Клянусь тебе, хотя, возможно, тем самым нарушаю какую-нибудь из строжайших наших инструкций… Ну да черт с ними, с инструкциями! Как на духу: каждое утро для меня — чистый лист, кто и что на нем нарисует, не известно, по-моему, даже моему вездесущему шефу. Одним словом, я не знаю, что будет завтра.
— Как обычно.
— Как обычно.
— Ладно, я позвоню примерно в это же время.
— Да ради Бога!
Это была классическая психологическая защита. Потапов строил ее, сам того не ведая, почти по учебнику — слово в слово.
Всего, что касалось их отношений и желания — а вернее, нежелания Полины видеться, — он снова в очередной — который уже! — раз будто не услышал.
Зато хорошо все понял про работу и привычно «забил колышек» — завтрашний звонок примерно в это же время.
Который по счету?
Сотый?
Тысячный?
Последнее время он звонил каждый день.
Впрочем, удивляться особо нечему, Полине хорошо было известно «фирменное» потаповское упрямство.
Однако ж — все равно! — удивительно, и того более — потрясающе, как все изменилось в их отношениях.
«Все переместилось в доме Облонских», — непозволительно перефразируя Льва Николаевича, определила для себя нынешнюю ситуацию Полина.
Не просто переместилось — встало с ног на голову.
Или, наоборот, пришло наконец в подобающее положение, переместившись с головы на ноги?
Это нормально, когда мужчина добивается внимания любимой женщины, а она размышляет над тем, какими должны быть их дальнейшие отношения.
До сей поры у них с Потаповым все складывалось иначе. Он размышлял.
Она страдала, иногда, по собственному выражению, «скатывалась до бабства» — попеременно впадала то в депрессии, то в истерики и тихо плакала.
Однако оставалась рядом.
Тянула массу дел, разгребала обыденную рабочую рутину, в критических ситуациях включала на полную мощность свои аналитические мозги, подставляла плечо, спину, локоть…
Что там еще принято подставлять друзьям в трудную минуту?
Он становился все более частым гостем ее одинокого дома, порой — особенно когда настроение было скверным — оставался на несколько дней.
Но — размышлял.
Отношения с семьей давно уже были исключительно формальными, и это, похоже, вполне устраивало всех, включая жену и почти взрослого сына.
И тем не менее…
Полине памятна была одна — давняя уже, слава Богу! — новогодняя ночь. Тогда Потапов провел с ней премилый вечер, наполненный теплым мерцанием свечей, колючими пузырьками шампанского, запахом свежей хвои, но около одиннадцати засобирался домой.
Обида на короткий миг застила рассудок, скатившись «в бабство», Полина встала у двери с горе-классическим «не пущу».
Он вырвался, забыв в эмоциональном накале надеть ботинки.
Картинка была впечатляющей — стоило закрыть глаза, Полина и сейчас видела, как наяву.
Залитую лунным светом, заснеженную дорожку.
И Сергея.
Отбежав на безопасное расстояние, он остановился и, смешно перебирая на снегу ногами в тонких носках, отчаянно прокричал в темноту дверного проема: «Я никогда не брошу семью! Слышишь, никогда!»
Новый год она встретила в полном одиночестве и больше к этой теме не возвращалась.
Потапов был человеком слова.
Во всем.
К чему же лишние обиды и оскорбительные признания?
Потом случилась у него серьезная размолвка с властями, за ней последовал спешный отъезд, когда, по слухам, ордер на его арест был уже подписан.
Последний их разговор Полина помнила наизусть.
Ей ничего не грозит, сказал тогда Сергей, и это действительно было так. Но все же он предлагал ехать вместе.
— Нет, — сказала Полина.
— Это из-за нее?
Вопрос прозвучал как-то жалко, да и сам Потапов выглядел не лучшим образом.
— Нет. Я не вижу себя там. Вообще не вижу. Было бы у тебя дело, позвал бы — пошла не раздумывая. Работать с тобой люблю и умею. А так — просто сидеть рядом? До кучи, что называется? Нет, не смогу.
— А здесь?
— Займусь наконец психологией.
— Уверена?
— Убеждена.
— Что ж, вольному — воля.
Он уехал.
Канул в бездну, затерялся, как писали газеты, на каком-'то далеком острове.
А Полина действительно вернулась к своей любимой психологии, однако не в институтскую аудиторию и не практикующим консультантом, что в принципе было возможно.
И логично.
Неожиданно для многих, преодолев серьезные возражения более чем серьезных ведомств, она добилась права работать в крохотной воюющей Чечне.
По существу — теперь наконец хватало сил самой себе признаться — это было бегством.
А вернее, попыткой заглушить острую, злую тоску, что, не зная сна и покоя, беспрестанно грызла душу.
Было больно.
Заглушить боль могло лишь нечто из ряда вон выходящее.
Война подходила почти идеально.
Настоящая, страшная война, кровавая и беспощадная ко всем, кто попадал в ее цепкие, жадные лапы.
Полина оказалась в самом пекле, и… ей действительно полегчало.
Потом Потапов снова позвал ее.
Не просто так, а вроде бы повод подвернулся подходящий — снова была работа.
Отказать было бы сложно.
Да и не хотелось Полине отказывать Потапову вовсе.
В душе все еще жила мутная, тягучая тоска.
Жила, расположившись по-хозяйски, и убираться, похоже, не собиралась.
А новая встреча дарила надежду, пусть и призрачную — но все же.
Надежда, однако, явилась отнюдь не робким призраком.
Прямо в Heathrow, где Потапов встречал ее после трех лет разлуки, едва только отзвучали первые неуклюжие приветствия, он сказал, а точнее — заявил, прямо глядя ей глаза:
