Соучастники - Ли Уинни М. (книги онлайн бесплатно .txt, .fb2) 📗
Я на миг задумываюсь о Зандере – у которого теперь есть “Золотой глобус”, победы в Торонто и на “Сандэнсе”, пять снятых им полнометражных фильмов и состояние, размеров которого я даже примерно не могу себе представить, – я понимаю, что у него все будет в порядке. Потому что – да, конечно – его поведение было сексистским, неприглядным, недостойным взрослого. Но преступным оно не было.
Пересматривая запись, я обращаю внимание на то, как ловко в его выступлении подобраны слова.
“Я никогда лично не наблюдал сексуального насилия ни в каком виде на тех съемочных площадках, где работал”.
Он сказал “сексуального насилия”, а не “сексуальных домогательств”, даже не “приставаний”. И уточнил: “на тех съемочных площадках”, где он работал. Он не упомянул закрытых вечеринок, номеров в отелях с запертыми дверьми.
Никаких имен называть Зандер не рискнул, но и так понятно, что его выступление тщательнейшим образом готовил пресс-агент. (Страшно подумать, какие деньги сейчас, наверное, зашибают в Голливуде пиарщики.)
А вот Кэрри Сигер в последний абзац своей статьи кое-какие имена вставила.
В прошлом Шульц работал со Скарлетт Йохансон, Дженнифер Лоуренс, Риз Уизерспун и Холли Рэндольф.
Вот оно, ее имя, смотри не хочу: Холли Рэндольф.
Но конкретные виновные, обвиненные на деле или на словах, не упомянуты. Что она, слепая, что ли, журналистка эта, – не разглядит настоящего шарлатана, таящегося за кулисами. А может она, как Том Галлагер, о чем-то догадывается и попросту выжидает.
О Сильвии заметки нет, и она нигде не упомянута – возможно, потому что уже не имеет отношения к кино. С Вэл Тартикофф, которая по-прежнему считается одним из лучших кастинг-директоров, кажется, тоже не связывались.
То есть мнением других женщин в этой возможной истории не интересовались. Для общественности, во всяком случае, мы по большей части немы, и наша роль в этой драме забыта.
И это меня не удивляет.
Расшифровка разговора:
Анна Макграт, “Элитный Пи-ар”. Среда, 25 октября, 12 часов 15 минут.
анна макграт: Анна Макграт, слушаю.
том галлагер: Здравствуйте, Анна. Меня зовут Том Галлагер. Я работаю в “Нью-Йорк таймс”.
ам: Ничего себе. Том Галлагер! Вот уж кого не ожидала услышать.
тг: Мне бы хотелось поговорить кое-о-чем с Холли Рэндольф. Я знаю, что она очень занята…
ам: Да, сейчас просто беда. Столько всего. О “Ливне в Техасе”?
тг: Нет… не о последних ее фильмах.
ам: Я как раз хотела сказать. С нами обычно Сонал или Пит из вашего отдела культуры связываются. Вы о кино не пишете… Вы же в “Таймс” расследованиями занимаетесь, да?
тг: Да. Занимаюсь. (Пауза.) Знаете, материал, ради которого я бы хотел с ней поговорить… тема там довольно деликатная, так что я не уверен…
ам: Я знаю, о чем вы пишете, Том. Я… (Пауза.) не знаю. Нужно будет сначала обсудить все с Холли и ее командой, а я знаю, сколько у нее сейчас дел. Не думаю, что ее на это хватит.
тг: Я видел, что она стала лицом новой компании “Лореаль”, которая посвящена историям женщин. Надеюсь…
ам: Том, то, о чем вы просите, – это не то же самое, что парфюмерная реклама. Вы же сами понимаете.
тг: Ну да, но я просто подумал…
ам: Напишите мне. Расскажите в двух словах, какие вопросы хотите задать, какую хотите написать статью, когда она должна будет пойти, а там посмотрим. Но я бы на вашем месте не особо надеялась. Уж слишком она сейчас занята.
тг: Конечно-конечно. Да мы все заняты.
ам: Да, но это Холли Рэндольф. Она решает, какие истории ей рассказывать. И я не думаю, что она захочет ввязываться в эту.
Глава 19
Мы встречаемся в четверг вечером. Том вызвался приехать в Бруклин, но мне по душе мысль после работы, на неделе вечером отправиться на Манхэттен. Кто-то хочет провести несколько часов в моем обществе – пусть даже исключительно ради журналистского расследования, которым сейчас занимается.
На сей раз мы встречаемся не в редакции “Нью-Йорк таймс”. Там было бы слишком людно, слишком много народу носилось бы туда-сюда на неделе вечером. Поэтому Том назначил встречу в маленькой комнате частного клуба в Нижнем Ист-Сайде.
В последний раз моя нога ступала в манхэттенский частный клуб при власти Хьюго. Сегодня это не номер со спальней. Никакого столика, чтобы нюхать кокаин, никакой постели. Просто маленькая, роскошно обставленная комната сразу за баром. Два кресла, стол, лампа и вешалка. Не больше гардеробной.
– Сойдет? – спрашивает Том. – Я понимаю, выглядит диковато, но я подумал, что нужно что-то укромное.
– Годится. – Я оглядываюсь, втайне наслаждаясь странностью всего этого.
Интересно, какие делишки тут обычно делаются? Подпольная торговля оружием. Заказ эскорта класса люкс. Раскрытие былых прегрешений.
Чем-то похоже на исповедальню (мне, собственно, в исповедальнях бывать не доводилось, но католическое воображение породило достаточно фильмов, и косвенное представление об исповеди у меня, кажется, есть). Всего метр пространства отделяет меня от пристального взгляда голубых глаз Тома. Давненько я не сидела так близко – да чтобы еще и продолжительное время – к мужчине, когда вокруг никого.
Толковое журналистское расследование – это ведь всегда соблазнение, правда? Он, журналист, должен завоевать мое доверие, расположить меня к себе, чтобы я выдала самые страшные свои тайны – которыми он распорядится на свое усмотрение, а затем возьмется за следующую жертву.
Эта метафора и волнует меня, и тревожит.
Когда нам приносят напитки (мне чайник мятного чаю, Тому – дорогую минералку; видите, какие мы ответственные – завтра на работу), он ставит на отшлифованный стальной столик между нами цифровой диктофон.
– Как вообще ваше расследование движется? – спрашиваю я.
– Хорошо, – лишнего он явно не скажет. Я понимаю, что это его журналистское обязательство.
И все же как-то мне это не очень нравится. Я Тому все начистоту выкладываю, без утайки, а он держит рот на замке.
– Как вы себя чувствуете? – заботливо спрашивает он. – Я имею в виду, после субботнего разговора. Понимаю, что тяжело бывает вот так вот вспоминать прошлое.
Киваю, и глаза у меня наполняются нечаянными, нежеланными слезами. Что происходит? Я не собиралась с самого начала встречи плакать перед Томом Галлагером. Резко отворачиваюсь, разглядываю затейливые золотые узоры на обоях, мысленно велю слезам вернуться к своему истоку.
Говорю себе: Я тут нахожусь на своих условиях.
Том вежливо молчит. Прояви он свою озабоченность еще как-нибудь, и я зальюсь слезами.
Не привыкла я, чтобы меня спрашивали, как я себя чувствую, – в свете истории, которую собираюсь рассказать.
Сознавая всю неловкость происходящего, сосредотачиваюсь на далеких говоре и музыке, доносящихся снаружи из бара. Постепенно прихожу в себя. Слезы не уходят, но и не капают.
– Ну да, – говорю я, уже глядя на Тома. – Нелегко было. Это точно.
Он тепло вздыхает в знак понимания. Взгляд у него ободряющий.
– Когда будете готовы.
Несмотря на то что Холли Рэндольф блестяще выступила на пробах, ни Зандер, ни Хьюго не были так уверены на ее счет, как я. Зандер добился, чтобы ему показали еще актрис. Хьюго, хоть и хвастал своим чутьем на талант, был, кажется, заинтересован не в творческом результате, а в процессе знакомства со множеством привлекательных, увлеченных молодых женщин.
Но на следующий день запись проб посмотрела Сильвия – и со мной согласилась.
– Ты в ней не ошиблась, – кивнула она. – Холли Рэндольф была на высоте.
Узнав, что Сильвия одобряет мой вкус, я втайне почувствовала себя увереннее.
