1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Коваленин Дмитрий Викторович (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
— А вы помните Масами Аомамэ? — спросил Усикава.
— Аомамэ? Как не помнить, — ответила учительница. Но уже с меньшим энтузиазмом. На тон пониже.
— Странная фамилия, правда? — спросил Усикава.
— Да, необычная. Но я помню не из-за фамилии. Оба ненадолго замолчали.
— Я слышал, ее родители были активными членами секты «Очевидцы», — закинул удочку Усикава.
— Можно, я скажу только вам?
— Конечно. Я нем, как рыба. Она кивнула.
— В Итикаве есть большое отделение «очевидцев». Несколько их детей мне учить доводилось. С каждым из таких ребят приходилось решать проблемы очень деликатного свойства. Но больших фанатиков, чем родители Аомамэ, я не встречала.
— Другими словами, принять иную точку зрения они не способны?
Учительница слегка закусила губу, словно припоминая.
— Именно. Все свои каноны они воспринимали буквально, соблюдали их неукоснительно — и требовали того же от детей. Из-за этого их дочь никто в классе не понимал.
— Значит, в каком-то смысле она была не такой, как все?
— Да, необычной, — подтвердила учительница. — Но, конечно, сама она ни в чем не виновата. Всему виной — нетерпимость, которая всем нам, увы, так присуща…
По словам учительницы, дети игнорировали Аомамэ. Относились к ней так, будто ее не существует. Она была из чужого мира и своими потусторонними ритуалами раздражала окружающих. Так решил весь класс. Единодушно. Чтобы никого не провоцировать, Аомамэ старалась держаться как можно незаметнее.
— Я делала все, что могла, — вздохнула учительница. — Но детская жестокость страшна. Девочка замыкалась и вела себя как сомнамбула. В наши дни я могла бы обратиться в специальную педагогическую консультацию. Но тогда подобных учреждений не было и в помине. Я была совсем молоденькой, с трудом добивалась внимания класса… Вам может показаться, что я оправдываюсь. Но мне действительно было очень и очень непросто.
Усикава понимал, что она имеет в виду. Быть учительницей начальной школы — адский труд. Все дети ссорятся или выясняют отношения практически постоянно.
— Истинная вера всегда вызывает нетерпимость, — сказал он. — На уровне подсознания. И мы не в силах это изменить.
— Да, вы совершенно правы, — согласилась учительница. — Но я же делала, что могла! Несколько раз пыталась поговорить с Аомамэ, но девочка почти не раскрывала рта. Она была очень сильной, однажды принятых решений никогда не меняла. Умная, сообразительная, могла бы отлично учиться — но принципиально держалась так, чтоб ее способностей никто не замечал. Неприметность была ее формой защиты. Я уверена, в нормальных условиях она стала бы отличницей. До сих пор ее жалею, когда вспоминаю.
— А с ее родителями вы говорили? Учительница кивнула:
— Не раз. Ее родители часто приходили в школу жаловаться на то, что их дочь притесняют за веру. Я просила их помочь Аомамэ найти контакт с одноклассниками. И хоть немного смягчить свои требования к ее поведению в школе. Бесполезно. Для этих людей не было ничего важнее их догмы. Они грезили о счастье в загробной жизни, а существование в этом мире считали чем-то временным и несерьезным. И это взрослые люди! Я пыталась объяснить, что их родную дочь бойкотируют целым классом, что это может искорежить ей психику на всю оставшуюся жизнь. Но, к сожалению, понять меня они не захотели.
Тогда Усикава рассказал, что Аомамэ стала центральным нападающим софтбольной команды в университете, а затем и в фирме, где поначалу служила, а теперь она — уважаемый инструктор в элитном спортклубе. По крайней мере, была им до недавнего времени. Но этого Усикава уточнять не стал.
— Слава богу! — расцвела учительница, и ее щеки порозовели. — Значит, стала самостоятельной и зажила по-людски? Да у меня просто гора с плеч…
— Кстати, хотел спросить… — Усикава добродушно осклабился. — А Тэнго и Аомамэ, случаем, не дружили?
Учительница сплела пальцы и задумалась.
— Все могло быть. Хотя я ничего такого не замечала и от других не слышала. Но лично мне в дружбу Аомамэ хоть с кем-нибудь из класса верится с трудом. Не исключаю, Тэнго мог ей чем-то помочь, — мальчик он был добрый и ответственный. Но даже тогда она вряд ли открыла бы ему душу. Редкая устрица разомкнет створки раковины, если прицепилась однажды к скале. — Чуть помолчав, она добавила: — Уж извините за туманный ответ. Но я тогда с трудом справлялась с работой. Не было ни опыта, ни сил.
— Значит, если бы Тэнго с Аомамэ дружили, весь класс бы гудел и вы бы наверняка об этом узнали?
Учительница кивнула:
— Каждый тогда был по-своему нетерпим.
— Огромное вам спасибо, сэнсэй, — сказал Усикава. — Очень ценный разговор.
— Надеюсь, это не помешает Тэнго получить ваш грант? — забеспокоилась она. — Во всем виновата лишь я, их классный руководитель. Ни Тэнго, ни Аомамэ не сделали ничего дурного…
Усикава покачал головой:
— О, не стоит волноваться! Я всего лишь проверяю факты, из которых родилось художественное произведение. Проблемы с верой, как вы знаете, всегда очень запутанны. А господин Кавана — человек талантливый и разносторонний. Я уверен, скоро он станет настоящей звездой.
Услышав это, учительница разулыбалась. В ее зрачках что-то вспыхнуло и заиграло — будто солнечные блики на склонах горного ледника. Она вспоминает тогдашнего Тэнго, понял Усикава. И воспоминания двадцатилетней давности для нее свежи, как вчерашний день.
На остановке у школы, ожидая автобуса до станции Цуданума, Усикава думал о своих учителях. Вспоминают ли они его? Если и вспоминают — отнюдь не с сияющими глазами.
Но добытая информация подтвердила его предположения. Тэнго был самым одаренным в классе. Ему прочили большое будущее. Аомамэ же была изгоем, класс ее просто не замечал. Подружиться в то время они не могли. Слишком разные касты. А в пятом классе Аомамэ уехала из Итикавы, перешла в другую школу, и связь между ними прервалась.
В школьные годы объединять эту парочку могло лишь одно: обоим приходилось подчиняться догмам своих родителей. Конечно, у миссионеров и сборщиков денег несколько разные цели, но и те, и другие чуть не силком таскали за собой по улицам детей. Да, в классе к Аомамэ и Тэнго относились по-разному. Но оба оставались изгоями — и оба страстно мечтали об одном. Чтобы кто-нибудь принял их такими как есть, безо всяких условий — и обнял по-родному. Такую мечту Усикава представлял без труда, поскольку в их тогдашнем возрасте мечтал примерно о том же самом.
Итак, думал Усикава, сложив руки на груди, в кресле экспресса из Цуданумы в Токио. Что же мне теперь делать? Ниточки, связывающие Тэнго с Аомамэ, обнаружены. Сразу несколько — и весьма любопытных. Но по-прежнему — никаких конкретных доказательств.
Передо мной — высокая каменная стена. В ней три двери. Я должен выбрать одну. На каждой двери — табличка. На первой написано «Тэнго», на второй «Аомамэ», на третьей — «Старуха в Адзабу». Аомамэ исчезла буквально, как дым. Ни следа не оставила. «Плакучая вилла» в Адзабу охраняется, точно банковский сейф, туда не пробраться никак. Значит, дверь остается одна.
Похоже, придется пошпионить за Тэнго. Ничего другого не остается. Идеальный случай для действия методом исключения. Так и хочется издать симпатичную брошюрку и раздавать ее прохожим: вот он, господа, метод исключения!
Тэнго — прирожденный баловень судьбы. Математик, писатель. Чемпион по дзюдо и любимчик учительницы младших классов. Распутать клубок всех причин и следствий пока возможно только через него. А клубок этот страшно запутан. Чем больше с ним возишься, тем непонятнее, что делать дальше. Мозги сворачиваются, как испорченный тофу.
А что же ты сам, дружище Тэнго? Видишь ли общую картину того, что с тобой происходит? Ох, вряд ли. Насколько можно судить, ты действуешь методом проб и ошибок, только ходишь по кругу. Но ведь тоже, забредя в очередной тупик, сооружаешь новые версии с гипотезами? Ты же математик от бога. Всю жизнь собираешь паззлы из тысячи мелких кусочков. И как участник этой истории наверняка уже собрал их больше моего.
