Ангелы на кончике иглы - Дружников Юрий (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
– Чего молчишь? Даешь слово?
Плечи Таврова чуть поднялись вверх и опустились.
– Зачем? А дав, я не могу также продать тебя? Решил – говори. Раздумал – я уйду.
– Нет, все-таки дай слово коммуниста!
– Ладно, – Яков Маркович причмокнул губами. – Возьми.
Отступать было поздно, и Макарцев подробно изложил ему историю с серой папкой и свои подозрения.
– И все?
Опять возникла нелепая пауза.
– Что же, не считаешь это серьезным?
Раппопорт немного посопел.
– Ну откуда я знаю, – наконец выдавил он, – серьезно это или нет? Спроси там! Или боишься?
– Там, там! А если бы тебе подложили?
– Мне? Смотря что! Дай-ка взглянуть.
Поколебавшись, Игорь Иванович открыл сейф и вытащил папку. Яков Маркович раскрыл ее на коленях, бегло глянул на заглавие, отогнул большим пальцем первую страницу, прочитал имена Джиласа, Оруэлла, Солженицына. Макарцев смотрел на него и терпеливо ждал. Лицо Раппопорта ничего не выражало. Он перелистал еще с полсотни страниц и снова углубился в текст. Засопел, хмыкнул.
– Что там?
– М-м-м, – помычав, Тавров вдруг прочитал вслух: «Кто скажет мне, до чего может дойти общество, в основе которого нет человеческого достоинства?»
– Видишь? – воскликнул Макарцев. – А я тебе что говорил?!
Яков Маркович захлопнул папку, аккуратно связал тесемочки и протянул назад.
– Ты ее тоже держал?
– Нет! – отрезал Тавров. – За слово «держал», которое можно истолковать как «хранение», – до семи лет.
– Знаю!
– А за слово «тоже» добавят нам с тобой строгий режим – групповое дело. И еще по рогам – пять.
– Как – по рогам?
– Не будешь иметь права выбирать депутата Макарцева в Верховный Совет… Мне-то чихать! Ну, вернусь в зону, потеряв две сотни зарплаты, на которые все равно ничего не купить! А тебе…
– Хорошо, Тавров, допустим, мне действительно больше терять… Как бы ты поступил на моем месте?
– На твоем? – Раппопорт захохотал. – Но ты все равно так не сделаешь!
– Сделаю, скажи!
– У тебя есть друг? Ну, редактор какой-нибудь газетенки?
– Есть, и не один…
– Так вот… Поезжай к нему, поговори о чем-нибудь, а уходя, случайно забудь папку на столе.
– Шутишь! – разозлился Макарцев. – А я серьезно. Выходит, сидел, а мудрости не набрался.
– Посмотрю, чего ты наберешься, посидев с мое!
– Я? – глаза у Макарцева стали злыми.
– Ладно! – смягчился Раппопорт. – Все просто: отдай папку мне.
– Тебе?
– Конечно! Я, в случае чего, признаюсь, что без разрешения взял в кабинете почитать. А ты ее в глаза не видел!
Макарцев изучающе смотрел на Якова Марковича, пытаясь понять степень серьезности предложения на этот раз.
– И не боишься?
– В третий-то раз меня, авось, не посадят…
– Чушь! – произнес редактор, понимая, что его согласие, очень удобное, неприемлемо. – Исключено!
– Пожалуй, ты прав, – согласился Раппопорт. – Все равно это распространение антисоветской литературы через твой кабинет, та же семидесятая статья… А ты, Макарцев, лучше, чем я думал…
– Неужели? – усмехнулся тот, польщенный.
– Серьезно! Я ведь редко кого хвалю. Только ты всегда боишься: вдруг подумают, что ты и в самом деле лучше, чем ты есть. Ты в положении собаки в известной загадке.
– Какой?
– Как заставить собаку съесть горчицу? Если дать – она есть не станет. А если помазать ей горчицей зад, слижет без остатка. Слизывай!
– Если так, – нахохлился Макарцев, – то правильно делают, что этих мазателей горчицей сажают.
– Вон как запел! Речь-то о собаках. А люди – любят лизать горчицу. Ты что ли будешь решать, что им есть и от чего воздерживаться? А кто хочет горчицы – того, значит, сажай! Сейчас стесняются. Но погоди! Вот-вот начнется новый культ, и тогда…
– Постой-ка! Почему начнется?
– А культы у нас всегда начинаются на крови. Культ Ленина – после гражданской войны. Сталина – после уничтожения кулачества, а второй цикл – после войны. Кукурузника – после подавления танками Венгрии. Нынешнего…
– Думаешь – после Чехословакии?
– Само собой!
– Тогда можешь считать, что культ начался, – нахмурился Макарцев. – Размер фотографий рекомендовали увеличить и давать их чаще.
– Понятно! Я все думаю: чего тебе, Макарцев, не хватает, чтобы стать настоящим тиранозавром? Не любишь крови? Чепуха, полюбишь, когда понадобится… Они все из глухомани – во владыки мира, а ты – интеллигент, петербуржец? Нет, и не такие курвились! Ты не антисемит? Неантисемиты делятся на две категории. Одни не замечают, еврей или нет, другие ждут погромов, чтобы помочь евреям. Ни к той, ни к другой категории тебя не причислишь, поскольку ты ответработник. Если партия прикажет – станешь и антисемитом.
– Я?! Да я ни одного еврея не уволил!
– Не кипятись. А сколько взял?… Считаешь себя на девяносто процентов честным? Но это значит, ты лжив на все сто!
– Чего ж мне, по-твоему, не хватает, Тавров?
– Если догадаюсь, срочно сообщу. Ты успеешь: тиранозавры миллион лет вымирают.
– Ладно, не будем об этом, – кисло улыбаясь, прервал его Макарцев. – Думаю, все же из ЦК виднее, чем снизу. Оттуда на многое смотришь иначе. И не так все просто. Давай лучше думать о конкретных вопросах жизни.
– Конкретные вопросы? Игра!
– Но большая игра, Тавров! И пока такие правила игры, будем играть по этим правилам. Правила изменятся, будем играть иначе.
– Кто же, по-твоему, должен изменять правила?
– Видишь ли, что касается меня, то я, между нами говоря, готов проводить любую демократизацию и зайти как угодно далеко. Но пусть мне позвонят и скажут, что это можно. И хватит об этом… Лучше скажи, что делать сейчас?
Он и раньше чувствовал: Яков Маркович презирает его. Утешало только то обстоятельство, что Раппопорт презирает всех, в том числе и себя.
– Слушай, Тавров! А что, если мне просто сделать вид, что я папку не заметил?
– Не поверят.
– Сам знаешь, каково на крючке. Ты просто обязан уметь поступать в подобных случаях!
– Вот пристал, ей – Богу! Ну ладно, скажу, чтобы отпустил. А то работы много. Не мудри, сделай просто. Значит, так…
И в нескольких словах Раппопорт растолковал редактору, что тот должен сделать.
– А ведь действительно хороший ход! – обрадовался Макарцев. – Я и сам должен был сообразить. Ай да Тавров!
Редактор повеселел, напряжение спало. Раппопорт взялся руками за подлокотники, чтобы помочь своему немощному телу подняться. Макарцев жестом остановил его.
– Погоди еще минуту. Все не хватает времени спросить про личное. Живу, как лошадь на цирковом манеже. А как твоя жизнь? Чего одиночествуешь? Мог бы жениться… Тебе и ребенка снова еще не поздно завести… С жильем я бы помог…
– В порядке компенсации за совет? Нет уж, я-таки доживу в своей старой норе вдвоем со «Спидолой», слушать которую мне ничто не мешает, кроме глушилок. Что касается детей, то поздно.
– Да что ты корчишь из себя старика, Яков Маркыч? Я старше тебя – и то чувствую себя молодым!
– А я чувствую себя старым. Евреи вообще старятся рано. Ты русский – тебе повезло!
– Хм… Ну ладно – жены, дети… А мечта у тебя, Яков Маркыч, есть?
– Что?… – переспросил Раппопорт и уставился на Макарцева, будто тот действительно стал цирковой лошадью.
– Мечта, спрашиваю, – Макарцев откинулся на спинку кресла, снял очки, плавно кинул их на стол и по-детски заморгал глазами. – А я вот последнее время мечтаю. И только об одном…
– О чем, интересно?…
– Мечтаю жить на озере, где-нибудь далеко… Чтобы дороги туда не было. Чтобы в траве стояла лодка. И туман… А на крыльце крынка молока. Кто-то ее приносит каждое утро. Кто, не знаешь. Может, молодая стеснительная женщина. Принесет и сразу уходит, не догнать. Да я и не гонюсь. Главное, озеро, нет дороги…
– И туман? – уточнил Тавров.
– Да, обязательно туман… Как считаешь, реальная мечта?
– Нет. Для тебя – нереальная.
– Нереальная, – согласился Макарцев. – А знаешь, как мечтать приятно!… Неужели ты ни о чем не мечтаешь?
