Жизнь во время войны - Шепард Люциус (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
– Странный ты стал, Дэви, – сказал Тулли. – Смотри не обожгись.
– У тебя было, чтоб ты слышал слова, когда трогал чье-то сознание? – спросил Минголла.
– Слова? Не, такого не припомню... но слыхал об одном парне, у него вроде какие-то слова когда-то мелькали. А чего ты спрашиваешь?
– Привиделось мне.
– Что привиделось? – Тулли, похоже, заинтересовался всерьез.
Минголла пожал плечами и прокрутил в голове свою недавнюю галлюцинацию, раздумывая над тем, была ли связь с той христианской девочкой чем-то большим, нежели простая фантазия.
– Ты собираешься меня инструктировать насчет Железного Баррио?
Тулли еще раз вздохнул и вытащил из бокового кармана листы бумаги.
– Ладно. Вот тебе план, но читать будешь потом, сейчас я скажу, как туда добраться. Ничего хитрого, вообще-то. Тамошние шлюхи...
– Шлюхи?
– Ага. У кучи народу в Баррио родня – как бы заложники, и, чтоб слегка заработать, охранники возят их баб на улицу. Знают, что далеко не убегут, а не то папашкам платить придется.
Позади раздались голоса.
Из ворот вышел коренастый чернокожий и маленький мальчик, мужчина держал в руках револьвер и мачете.
– Спарджен, видать, решил-таки забить свою свинью, – заметил Тулли. – Короче, есть там одна шлюха... Альвина Гусман. Зеки ее уважают, потому как папаша у нее не кто-нибудь, а Эрмето Гусман – тот самый, что командовал в Гватемале Армией Гопоты. Оба они в Баррио – ну вроде как герои. Вот и все – свяжешься с ней, а дальше как по маслу.
Свинья наблюдала за людьми и легонько похрюкивала, словно чего-то ждала. Остановившись футах в шести от нее, человек отщелкнул барабан.
– Найти ее легко. По ночам на Авенида де ла Република, в каком-нибудь баре.
Минголла тронул мозг этой свиньи, определил, что он достаточно крепок, и зацепился за край.
– Прихватишь с собой дури, для обмена или еще для...
– Зачем? Надо будет, я и так справлюсь.
– Лучше не надо. Всех не ухватишь. Народ там грамотный – увидят, как легко все выходит, могут и просечь.
Мужчина со щелчком захлопнул револьвер, мальчик что-то пропищал.
– Как все пойдет, не мне тебе советовать, сам разберешься. Внутрь пролезешь легко. С охраной справишься без проблем. – Тулли толкнул его локтем. – Эй, друг! Ты чего не слушаешь? Самому же инструктаж приспичило.
Раздался выстрел, и Тулли чуть не подпрыгнул. Но Минголла, для которого это не было неожиданностью, сделал вид, что не слышит.
Вечером накануне того дня, когда Минголла должен был отправиться в Ла-Сейбу, он заперся у себя в комнате – почитать немного и пораньше уснуть. Он пролистал «Придуманный пансион» из одноименного сборника, перечитал полюбившиеся места: описание самого здания и старого бассейна с такой грязной водой, что тот казался огромной нефритовой лепехой; портрет хозяина пансиона, старого корейца, который все время сидел в инвалидном кресле, исписывая иероглифами длинные бумажные ленты и привязывая их к садовым лианам – на счастье; а еще служанки Серениты, она умерла последней из всех, кто подписал контракт, и смерть самого автора в точности повторила ее последние минуты. Как странно, думал Минголла, что два рассказа одного и того же писателя оказались такими разными – история двух враждующих кланов по-прежнему его раздражала. Однако он все же заставил себя дочитать до конца и с отвращением узнал, что их война так ничем и не кончилась. Потом затолкал книгу в уже собранный вещмешок, сунул голову под подушку и попытался заснуть. Но сон все не шел, в конце концов Минголла сдался и отправился бродить по пляжу, глядя, как закатное солнце забрасывает море блестками и как они растворяются в волнистой золотой линии, прочерченной по воде у самого рифа. Вскоре стемнело, Минголла сел на землю, прислонился спиной к стене отеля и, посматривая на гулявшие среди звезд бледные глыбы облаков, принялся колотить по песку палкой.
– Смотри, жабу не прибей, – раздался девичий голос.
Из тени пальм к нему направлялась Элизабет – в белом церковном платье с пылающими полосами лунного света, в руке псалтырь.
– Почему это? – спросил Минголла.
– Палка из маниоки, – ответила она. – Стукнешь жабу, другие тебя с острова сживут.
Он рассмеялся.
– Не бойся, не стукну.
– И ничего смешного, – сказала она. – В прошлом году с сыном Надии Дилберт так и вышло. Жабы его молоком своим обрызгали, и ему жизнь не в жизнь стала.
– Я осторожно, – заверил ее Минголла так же серьезно.
Она подошла на пару шагов поближе, и глаза Минголлы пробежались по невысоким выпуклостям грудей, затянутым в кружевной корсаж.
– А где твоя подружка? – спросил он.
– Нэнси? Гуляет с кем-то. – Элизабет оглянулась. – Я пойду, пожалуй...
– Побудь, поговорим немного.
– Я в церковь, нельзя опаздывать.
Минголла внушил ей, что ничего страшного, можно опоздать, и добавил желания.
– Да ладно, – сказал он. – Всего-то на пару минут.
Веки ее опустились, и вид стал слегка отрешенным, словно она прислушивалась к внутреннему голосу.
– Ну, разве что на минутку. – Элизабет положила псалтырь на песок и осторожно присела на него, чтобы не испачкать платье. Бросила на Минголлу взгляд и тут же отвернулась; она напрягалась все больше и дышала все чаще. – Тулли говорит, – сказала она, – ты скоро уедешь.
– Ты спрашивала его обо мне?
– Нет... ну, да, в общем-то. Но это для Нэнси. Ты ей нравишься.
– Гм. – Минголла проводил взглядом красные ходовые огни ползшей вдоль горизонта рыбацкой лодки. – Вообще-то, да, уезжаю.
– Жаль... во Френч-Харборе карнавал будет.
Минголла смотрел на ее красивое лицо: широкий симметричный нос, надменный рот и скульптурные скулы – если бы он надумал ее рисовать, в этом лице сама собой проступила бы взрослая чувственность, но сейчас оно казалось абсолютно юным, страсть подавлена, и Минголла понял, что он хочет не саму эту девочку, а просто оставить метку – на ней, а через нее на Тулли. Он не понимал толком, зачем ему это нужно. Все эти месяцы Тулли был для него загадкой, как будто что-то прятал за личиной бравады и грубости, хотя... Минголла подозревал, что личина эта придумана для того, чтобы скрыть простого и хитроватого себя самого, которого Тулли давным-давно хотелось послать подальше. И возможно, думал Минголла, больше всего на свете ему сейчас нужно переиграть своего же тренера, а для этого сорвать с того личину и доказать всем, что Тулли заботит гораздо больше вещей, чем он согласен признать. Минголла так хотел, и этого достаточно.
– Элизабет, – проговорил он, пододвинулся, слегка повернулся и положил ладонь ей на живот.
Она напряглась, но не отстранилась, и Минголлина рука поползла к груди, пальцы расстегнули одну пуговицу, другую; затаив дыхание, Элизабет выгнулась под его ладонью. И все же, когда он начал стаскивать с плеч платье, она ухватилась за ворот, удерживая половинки вместе.
– Я ничего про это не знаю, – сказала она. – Я не знаю.
Он прошептал ее имя, превратив его в таинственное и неотвратимое желание, коснулся губами шеи, щеки. Она опустила руки, перестала хвататься за платье, и его губы нашли верхний склон ее груди.
– Ох, как сладко, Дэви!
Он высвободил из кружева грудь, на ощупь она была как бурдюк с вином, полюбовался ее темнотой и блеском – от звездных лучей и от пота, – попробовал на вкус черноту соска.
– Дэви! О, Дэви!
Но его уже уносило прочь, уносило даже от своего желания. Звезды, месиво волн, половозрелая островная второкурсница – все это отдавало киношной романтикой и школьной глупостью, Минголле стало скучно. Более чем скучно. Под угрозой оказался сам смысл этой злой выходки.
– О боже!.. Дэви! Как же хорошо... Господи, думал Минголла, пора уже наконец придумать новый язык любви, напихать в него интеллектуальных словес: В твоих объятиях мое самосознание диссоциирует, любимый, или хотя бы поэтических из тех, что поплоше: В тот чарующий миг, Что ты входишь в меня, Я сама не своя от экстаза. Ты устами приник, Ярко звезды горят, Но любовь моя ярче топаза, или... Идея!
