Математические досуги - Свет Жанна Леонидовна (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Я даже пыталась написать рассказ об этих телефонных переживаниях, но успеха в этом предприятии не достигла. Нет у меня слов, чтобы выразить всю обиду, которую он нанес мне этим последним поступком. Мы уже очень немолодые люди, пора о душе позаботиться, а он не погнушался взять на себя такой грех — обмануть в очередной раз и по такому пустому поводу, как телефонные разговоры раз в месяц!
Странным образом, но видно, эта его ложь оказалась последней каплей — я освободилась от него и впервые в жизни стала думать о нем без восторга. Я не рада этому освобождению: получается, что всю жизнь я потратила на никчемную любовь к никчемному человеку — это тяжело и больно сознавать в моем возрасте.
Ведь все могло быть иначе: мы с Сережей могли сойтись ближе и полюбить друг друга, дети могли занимать меня в большей степени, да и вся жизнь была бы окрашена ярче и звучала бы радостнее без страданий по мелкому и не слишком порядочному типу.
Больно, больно сознавать, что прожитая жизнь была прожита неверно, тускло и обидно для моих близких и любящих меня людей.
…
Я уверена, что найденные мною листки с миниатюрами — это тот самый рассказ, который был попыткой успокоиться и которую моя подруга сочла неуспешной. Я решила, что обязательно должна включить короткие пульсации отчаяния в повесть: без них она мне кажется бедной и недостаточно выразительной.
ТЕЛЕФОН.
Он спросил номер телефона, записал его и сказал, что обязательно позвонит.
На следующий день телефон молчал.
Она боялась отойти от телефона, сидела и смотрела на аппарат.
Телефон молчал.
Хорошо, что провод был длинный — аппарат можно было брать в ванную и спальню.
Проклятый телефон молчал.
Вдруг ей пришло в голову, что ведь он мог позвонить ночью. А вдруг она не услыхала звонка?!
Бессонница, словно ждала за дверью, радостно явилась и уселась у изголовья кровати.
Проклятый телефон молчал.
Внезапно он зазвонил, но это ошиблись номером.
Она вышла на пять минут — в булочную.
Когда вернулась, ей сказали, что кто-то звонил — спрашивал ее.Сказал, что перезвонит. Нет, не сказал — когда.
Обессиленно и отрешенно сидела она у телефона.
Проклятый телефон молчал…
…
Пора уже определиться.
Что это было — сон, принятый за явь, или явь, похожая на сон?
Мы разговаривали, в трубке, действительно, звучал твой голос — несколько манерный, слегка ироничный, но самый нужный и важный, — или это флуктуации эфира?
При шизофрении бывают глюки в виде голосов — могла ли развиться шизофрения на почве идеи фикс найти тебя или хотя бы услышать твой голос, раз уж нет денег на поездку?
А быть может, мое упорное желание сконцентрировалось в энергетический сгусток, тот повлиял на электромагнитные поля — одежду нашей планеты — и рожденные ими акустические волны приобрели тот же вид, что вибрации твоего голоса?
Тут прослеживается определенная цепочка связей. Поле Земли является частью всемирного поля, и таким образом, порожденные им акустические волны являются порождением мироздания…
Вселенная говорила со мной твоим голосом?
В городе моего детства я выхожу ночью в пустыню, босиком стою на ее шершавой и черствой вздыбленной спине и смотрю в черноту над моей головой.
Вселенная смотрит на меня своими миллиардами глаз, и я не знаю, любит ли она меня.
О тебе я даже не спрашиваю.
Если твой голос там, в этой сияющей черноте, то где же ты сам?
Проклятый телефон молчал…
…
Звонка не было уже семнадцать дней. Нет, если не учитывать выходные, то — тринадцать.
Она продолжала жить, как прежде, и по ее внешнему виду ничего такого заметить было невозможно, но так было всегда — какие бури ни бушевали в ней, на поверхность не пробивалось ничего.
Она давно уже создала в себе непроницаемый каркас, внутри которого и существовала она настоящая.
Внешняя жила обычной жизнью: что-то готовила и ела, ложилась спать и вставала, условно, утром (одиннадцать часов — утро или нет?), делала какие-то домашние дела, разговаривала, иногда смеялась, иногда — злилась. Даже съездила в другой город к родне.
Она жила так давно: не позволяя себе по-настоящему огорчиться, а поводы для радости, так же давно, из ее жизни исчезли напрочь.
Она не позволяла себе огорчаться даже по пустякам: тому, что разбилась любимая чашка, собаки сломали только что высаженные георгины, порвалась единственная пара туфель — и в чем теперь выйти из дому? — все это не могло пробиться через каркас внутри, она не позволяла.
Позволь она, и огорчение по пустякам могло привести за собой такую волну огорчения по стОящему поводу — единственному в ее жизни, — которая смыла бы с лица земли и ее жизнь, и ее саму, да и окружающих ее людей, пожалуй.
Потому и возник каркас внутри ее тела, которое давно перестало ее радовать и было нужно лишь для подтверждения физического существования.
Но если раньше внутри каркаса скрывалась она живая — ее душа, ее подсознание, то, в ожидании звонка, замерло все, прекратилось все движение, все процессы.
Внутри каркаса жизни не было, как много лет считалось, что ее нет на Марсе: есть ли жизнь на Марсе? Тоже нет!
Внутри каркаса образовался соляной столп, жена Лота.
Она оглянулась назад и превратилась в соляной столп.
Она оглянулась назад…
Проклятый телефон молчал!
…
Началась непонятная полоса непонятного времени. Вернее, так было всегда, хотя, обычно, неприятные ощущения притушевывались текучкой жизни, какими-то отвлекавшими мелочами, а потому удавалось немного отдохнуть и держаться на плаву. Но это удерживание себя на поверхности сознания отнимало, все же, немало сил, постепенно делать это становилось все труднее, и наступал момент, когда любое событие, слово или факт — выбивали из колеи. То есть, время всегда было непонятным и неприятным, но осознание этого было более или менее острым. Или могло быть. А могло и — нет.
Двигаться приходилось медленно-медленно, чтобы не расходовать силы на скорость, ведь тогда их не хватило бы на поддержание внешне спокойного вида.
В сторону телефона смотреть было нельзя, но держать его все время в поле зрения было необходимо, чтобы не пропустить звонок.
Телефон молчал с упрямством маньяка уже два месяца, а ведь нужно было готовить еду, мыть посуду ( переколотить ее, что ли?!), которую всегда было ненавистно мыть, даже в периоды спокойствия времени. Разговаривать приходилось с разными там…
И, главное, он все время звонил — хляби небесные разверзлись, все захотели звонить по телефону и занимать его, сколько им вздумается. И еще отвечать приходилось на звонки.
Пошли мелкие ссоры с разными людьми, недопонимание, какие-то, совсем необязательные фразы и высказывания — и все это абсолютно механически и автоматически, без участия глубинных слоев души и мозга.
Проклятый телефон молчал…
…
Была бы я начальником канцелярии… Не имеет значения, любой. Лишь бы иметь право приказы издавать, подписывать и печать круглую на подпись свою шлепать. Зачем?
А затем, что телефон умер. Нет, он звенит, пакостник, время от времени, на экране его высвечиваются номера телефонов, не важных и не интересных мне и моей жизни.
Какие-то люди, которые имеют отношение ко мне, но к которым я отношения уже давно не имею, хоть и делю с ними кров, стол, хлеб и даже — постель, звонят, звучат в трубке, говорят какие-то ненужные слова, требуют ответа, так же не нужного им, как и мне — эти звонки…
