Вновь, или Спальня моей госпожи - Сейдел Кэтлин Жиль (книга регистрации .TXT) 📗
Додумался! Алек в ярости отбросил листки с текстом. Позвонить Дженни домой — и это в понедельник, когда она обычно разрабатывает далеко идущие линии сюжета, оторвать ее от дела и предложить «что-нибудь придумать»! Поразительный тип! Наконец-то он напрягся и проявил себя как лидер, но снова за счет Дженни.
— Нет, этого мы делать не будем, — сказал Алек твердо, хотя это явно было вне его компетенции. — С тобой поступили мерзко, Трина. Тебя бессовестно обворовали. Но Дженни беспокоить не надо.
Во время ленча он подошел к Трине.
— Я не сержусь на тебя, — опередила его Трина. — Это она бесится. — Она положила кусочек индейки на хлеб. — Мама запрещала мне кого-либо называть так, но эта пышечка самая натуральная сука.
— Согласен.
— И ей хоть бы хны! — Трина потянулась за горчицей. — Вот что меня бесит. Ей плевать!
Алек едва увернулся от горчичной струйки — столь яростно Трина сдавила бутылочку. Он был все еще в костюме.
— Мне тоже так кажется.
— Вы о Рите? — к ним присоединилась Карен. Она тоже еще не переоделась и была в белом пеньюаре, отделанном шелком, с рассыпанными по плечам прелестными темными волосами.
— Да, я назвала ее сукой, — ответила Трина.
— Ты что, она гораздо хуже. Она сам дьявол.
— Дьявол? — переспросил Алек. — По-моему, ты горячишься.
— Вовсе нет. — Карен была совершенно серьезна. — Она очень опасна. Может наделать нам массу неприятностей.
Алек вежливо выслушал. Карен есть Карен. Она всегда видела лишь темную сторону дела, воспринимала все драматично и обожала трагедии.
Но повод для беспокойства существовал и без Риты. Во время утренней репетиции Гил предупредил их с Карен, что сцены в спальне утомляют однообразием. И Алек поспешил напомнить ей об этом, чтобы направить ее энергию в другое русло. Это ему удалось. На репетиции ее Амелия была такой опустошенной и несчастной, что Алек, даже в роли Лидгейта, не мог не ощутить жалости.
— Ты перестарался, — заявила Карен после репетиции.
— Согласен с Карен, — прозвучал в динамиках голос Гила. — Ты не должен без разрешения делать из Лидгейта милягу.
— Но она же такая несчастная, — простонал Алек.
— Ну и что? Сделай вид, что тебе это безразлично, — последовал ответ.
Карен сразу же поняла, что Алек думал по поводу подобных советов.
— Я сыграю помягче, — сказала она. Может, она и была сумасшедшей, но как партнерша просто великолепна. Она хотела ему помочь.
Алек замахал руками:
— Не нужно. Я как-нибудь выкручусь. К примеру, стану злиться на твою излишнюю чувствительность.
Уж это-то он сумеет. У него громадный опыт. В свое время именно чрезмерная эмоциональность Хлои переполнила чашу его терпения.
— Я буду беситься от того, что ты не обладаешь моим хладнокровием.
— Хочешь прорепетировать еще разок? — прозвучал в динамиках вопрос Гила.
— Нет. — Ведь они с Карен профессионалы. Зачем им лишняя репетиция.
Первая мизансцена была необычайно красива — отражение Амелии в зеркале на ее туалетном столике. Ассистент режиссера дал команду «Тишина!», помощники быстро зажгли свечи. Включились камеры. Алек выждал две секунды и вошел, тщательно следя за тем, чтобы его отражение тоже появилось в зеркале. Карен наклонилась, чтобы задуть свечи. Вторая свечка явно была вне кадра, и, когда Карен нагнулась, чтобы задуть первую, ее волосы попали в огонь. Алек отреагировал мгновенно, подскочил к ней и ладонями сбил искры.
— Боже мой, что ты делаешь? — Карен отшатнулась. Она ничего не заметила.
— Ваши волосы, мадам, — ответил он, не выходя из образа. Ведь даже Лидгейт не мог позволить, чтобы жена сгорела заживо у него на глазах — ну хотя бы потому, что на ней дорогие одежды… — Ваши волосы загорелись.
— Мои волосы? — она отступила на шаг. Реакция Карен была более суровой, чем ожидал Алек, но он не успел ее остановить. Карен чуть не вышла из кадра, и он подошел к ней еще ближе. Она снова отступила, толкнув на этот раз туалетный столик. Легкое сооружение закачалось и упало. Флаконы духов с серебряными колпачками раскатились по ковру. Драгоценности Амелии — топазовые браслеты, фамильные бриллианты Лидгейтов, жемчужный воротничок — все посыпалось градом. Вода из вазочки с цветами темной лужицей растеклась по ковру.
Гил остановил оператора.
— У тебя волосы загорелись, — объяснял Алек. Он не был уверен, что она поняла это. — Я их потушил.
Ассистенты уже хлопотали, снова устанавливая туалетный столик, собирая украшения герцогини, ее серебряные щетки для волос, приводя в порядок ковер. К актрисе спешил парикмахер со щеткой и ножницами, чтобы срезать опаленные кончики волос.
Но Карен ни на что не реагировала. Она схватилась рукой за горло, широко раскрыв глаза.
— Я люблю моего дворецкого.
— Что-о? — Алек отпрянул от неожиданности. Это что за новости? Все, кто слышал ее слова, уставились на нее в полнейшем недоумении.
— Это правда, — голос Карен звенел, она тяжело дышала. — Я увидела в зеркале Лидгейта… когда он кинулся ко мне, я подумала, что он хочет ударить меня…
— Ну нет, — покачал головой Алек. Даже Лидгейт был на такое неспособен.
Но Карен, похоже, его не слышала.
— Я вдруг остро ощутила одиночество — одиночество Амелии — я это имею в виду. Кто ее защитит? Кто его остановит? И вдруг у меня перед глазами явственно возникло лицо. Гастингс. Дворецкий, — обессиленная, она опустилась на постель. — Не могу в это поверить… Я люблю моего дворецкого!.. О Господи… я люблю дворецкого.
Ее дворецкий… Гастингс… Где Брайан? Алек огляделся. Брайан ждал своего выхода. Он шел к ним в полнейшем недоумении.
— Что? Ты любишь меня?
— Да-да! Я вдруг так ясно это поняла. — Бледные щеки Карен вспыхнули. — Но ведь здесь есть смысл, правда? Неужели вы не понимаете? Мы с ним вдвоем занимаемся Лидгейтским аббатством, домом герцога, в сущности, делами всего герцогства. Он умен, и я неглупа. Он смышлен и организован, и я тоже. Я всецело завишу от него. Я просто обязана полюбить его. Позвоните кто-нибудь Дженни! Пожалуйста, позвоните Дженни! Я хочу знать ее мнение.
Гил вышел из режиссерской кабины.
— Дженни сегодня дома, но ты совершенно права. Ты влюбишься в Гастингса.
— Я это точно знаю. Я вдруг так ясно это почувствовала. Я совсем о нем не думала, но когда была в образе, вдруг увидела его лицо… — она качала головой, все еще не веря себе.
— О Боже! Я испортила эпизод! Загубила съемку! Какая досада!
— Все отлично, — поспешил успокоить ее режиссер. И это была сущая правда. Карен — самая профессиональная из всех занятых в съемках актрис. Она всегда была готова к работе, пунктуальна и никогда не вносила сумятицы в съемочный процесс.
Она вышла к парикмахеру привести в порядок прическу, остальные постепенно вернулись к своим делам. Брайан неподалеку болтал с актерами и смеялся. Коллеги поздравляли его — вот и у Гастингса образовалась любовная интрижка.
Съемка закончилась, и Алек вернулся в свою гримуборную. Рэя не было, и он наслаждался одиночеством. Переоделся, уселся на стул, положил ноги на кофейный столик…
Дженни написала роль для Брайана. Она хотела, чтобы он был занят в ее шоу, чтобы он был счастлив…
Горьким утешением для Алека было то, что Дженни явно списала образ Лидгейта со своего возлюбленного. Сознательно или нет, она показала все его слабые места.
Но ведь у него наверняка были и достоинства. Любила же она его все эти четырнадцать лет! А может, его минусы воплотились в Лидгейте, а плюсы — в Гастингсе? Лидгейт — худший вариант Брайана, Гастингс — лучший.
Гастингс — замечательный мужик. Не удивительно, что женщина положилась на него, доверилась ему. Может быть, Дженни все еще любит Брайана. Или, по крайней мере, хочет любить. Может быть, она хочет убедить себя в этом, напомнить самой себе о тех временах, когда он заслуживал и любви.
Проклятье! А ведь ему больно. Алек даже удивился, насколько сильна была боль. Он видел смерть родной сестры. Пережил отказ жены родить от него ребенка. Почему же сейчас ему так тяжело?
