Долгое безумие - Орсенна Эрик (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
— Ну, Марсель, выкладывайте, что у вас новенького.
— Пониматься. Говорится о зайцах, которые спариваются.
— Элизабет понравится. А что еще?
— Ловушка для угодников, иначе паутина.
— Представляю, как она обрадуется.
Каждая из встреч лингвистического характера шла проторенной дорожкой: за воодушевлением следовала меланхолия. Знания Марселя были бессильны перед ней. Хуже того: каждая находка неизбежно погружала Габриеля в состояние неизбывной тоски по Элизабет: почему, ну почему она не со мной в эти чудесные, неповторимые мгновения?
— Кёркать — подавать голос (о зайце или кулике).
— Ах, чудо! Сколько же она теряет!
— Клобучёчить сокола.
— Прелесть какая!
Он погружался в себя. Марсель продолжал свои магические заклинания: сутолока — толчея на воде, старушка — остатки большой воды, пучило — бездна, прытный — крутой, моргасйнница — морось.
Все это никак не влияло на окружающий мир, на погоду. В душе Габриеля навсегда поселилась зима. Ему открылось, что ожидание — ледяная страна, в которой он не один.
Поскольку несчастье делало его все более уязвимым, окружающие старались как-то занять его.
Простые трудяги, которым он по воскресеньям пособлял с их огородиками, не столько задавали ему вопросы, сколько старались накормить.
— Очень мило, что нам предоставили участки, однако… И речь заходила о политике. Участки участками, но надежда на лучшую жизнь продолжала жить в людях. Революция еще бродила в головах, как вирус или мелодия, от которой не отвязаться. У подножия форта Иври под звуки аккордеона люди ждали, когда же Союз левых раз и навсегда изменит жизнь.
Чайная церемония IV
XLI
Представляю, в какую краску вгоняет тебя чтение иных страниц, на которых речь идет о любовных свиданиях твоих бабушки и дедушки.
Ты волен перевернуть страницу. Знай только, что я рассказал всю правду. По правде говоря, г-жа Л., хозяйка кафе «Анжелина» (бывшего «Рюмпельмайер») тоже очень смущалась.
Однажды, пойдя навстречу пожеланиям двух сестер-англичанок, я был особенно точен в передаче подробностей своего последнего свидания с одной из моих клиенток, и хозяйка не выдержала.
— Простите, господа-дамы, но не могли бы вы переменить тему? На вас жалуются другие посетители.
— Кто жалуется? — приходя в бешенство, как всегда, когда кто-нибудь смел вставать поперек ее удовольствия, спросила Энн. — Вон та нелепая старушенция с фиолетовыми волосами? Или эта белобрысая лицемерка справа, увешанная двумя рядами жемчуга на кашемировом платье — униформе синего чулка?
— Прошу вас, госпожа…
— Барышня.
— Говорите хотя бы не так громко…
Наш семейный дипломат обещала. На первый раз нам сошло с рук. Хозяйка вернулась за стойку, больше обычного походя на настоятельницу монастыря, окруженную одобряющими ее послушницами.
Возраст пощадил сестер. По всей видимости, желая отблагодарить за оказанные ими миру услуги: они явили пример жизни энергичной, храброй, немалодушной.
И все же возраст есть возраст. Он не может уступать во всем, иначе кто бы стал с ним считаться? Он атаковал их на невидимом, но весьма существенном направлении — слухе.
Иными словами, Энн и Клара с каждым годом слышали все хуже, разумеется, не признаваясь в этом. Интересовали же их только самые интимные и непристойные подробности.
Представь себе твоего деда, вынужденного по нескольку раз повторять какую-нибудь скабрезную деталь, все более повышая голос. Естественно, все окружающие переставали есть и оборачивались на нас. Порой приходилось даже выговаривать по слогам.
После первого сделанного нам предупреждения, весьма чувствительного как для моей гордости, так и моей профессиональной деятельности (некоторые посетительницы кафе узнали эксперта-садовода), я попросил сестер перенести наши встречи в более тихое и немноголюдное место.
Приговор был суров и обжалованию не подлежал:
— Ты нас разочаровываешь, Габриель. Весьма, весьма. А нам казалось, мы научили тебя двум важнейшим правилам жизни: первое — ритуал есть ритуал; второе — нами управляет география.
Возможно, ты сочтешь, что я должен был проявить твердость и тотчас порвать с ними. Это было невозможно.
Никому не дано увернуться от заложенного в него генетически. И речь не только о генетическом коде, записанном в нуклеиновых кислотах, не только об X и Y, но и о совокупности иррациональных качеств, которым не посопротивляешься.
Так что каждый первый четверг месяца в семнадцать часов пополудни я оправлялся на пытку. Идя по улице Риволи, я говорил себе: «Только не „Анжелина“. Мне за пятьдесят, и я уже заранее краснею». Но голосок внутри спорил: «Мой отец доверил мне двух своих женщин. Я обещал. Жизнь у них не сахар. Мои рассказы — их единственное развлечение». После этого я набирал в грудь воздуха, толкал дверь и шел прямо к столику, за которым уже сидели две дамы в черном, дожидающиеся меня. Хозяйка поднимала указательный палец, ее глаза метали молнии.
— Прошу вас, без скандала. Я рассчитываю на вас.
— Ну же, рассказывай! — умоляли сестры. — Что еще случилось за то время, что мы не виделись? Что та рыжая квохтушка, удалось тебе ее…
Королевский сад
XLII
Как заставить Время вернуть мне Элизабет?
Габриель охотно применил бы силу, если бы это помогло. Но как осилить Великого Владыку?
И потому он гасил в себе гнев и нетерпение и умножал знаки безразличия, обращенные ко Времени, одновременно маскируясь под его подельника.
— Я — друг Времени, — любил он говаривать.
— Как можно быть другом того, о ком известно, что он вас непременно прикончит?
— Я живу у Него на виду, наношу Ему визиты по крайней мере раз в неделю.
— Визиты Времени? Что за вздор?
— Приезжайте ко мне в Версаль, сами увидите.
Габриель наконец уяснил подлинную суть и глубинный замысел Королевского сада: помимо того, что это был ботанический музей, хранящий образцы исчезнувших фруктов и овощей, это был еще и музей Времени — единственное место на земле, где Время соблаговоляло показаться во всех своих обличьях.
В историческом
Людовик XIV пылал такой любовью к своему саду, что сам написал путеводитель по нему:
I. Пройдя сени мраморного двора, выходишь из замка и оказываешься на террасе: следует остановиться на верхних ступенях, чтобы окинуть взором расположение водоемов и беседок с фонтанами.
II. Затем следует прямиком отправиться к фонтану Латоны [29] и там сделать остановку, чтобы разглядеть Латону, ящериц, статуи. Далее идти по королевской аллее к каналу, скульптуре Аполлона. Оттуда обернуться, чтобы полюбоваться замком и партером.
III. Затем повернуть налево к сфинксам, по дороге остановиться перед садовой беседкой с водяным снопом и широкой водяной скатертью; перед тем, как пройти между сфинксами, остановиться еще раз, чтобы полюбоваться южным партером, после чего идти прямо к оранжерее, откуда видны партер с апельсиновыми деревьями и озеро Швейцарцев.
И так далее до XXV этапа осмотра:
Дойти до пирамиды, сделать остановку, затем подняться к замку по мраморной лестнице.
Стоит закрыть глаза или, напротив, окинуть взором дали, как со стороны озера Швейцарцев через калитку в решетке Фордрена появится сам Король-Солнце, ступающий уверенно, несмотря на высокие каблуки. Вот он срывает свою любимую грушу Луизбон д'Авранш и, откусывая от нее, диктует писарю следующие этапы своего руководства по осмотру Версаля. Сок груши медленно стекает с монарших уст и капает на кружево камзола.
XXVI. Войти в Сад. Пройти в самую его середку, где находится водоем, обойти его кругом и осмотреть террасные посадки и шпалерные деревья. После того свернуть налево и заглянуть в спаржевый огород и в сливняк.
29
Латона (в грен. миф. Лето) — возлюбленная Зевса, ставшая матерью его детей: Аполлона и Артемиды. Преследуемая Герой, она не может найти места на земле, где разрешиться от бремени. В мифах — образ «вечно милой», «самой кроткой», занявшей почетное место на Олимпе.