Ящик водки. Том 4 - Кох Альфред Рейнгольдович (книги онлайн полностью бесплатно txt) 📗
Старший офицер с уважением посмотрел на меня. Его, видимо, растрогала моя конструктивность. Он поставил на мою визу жирный штамп «Cancelled» и сказал, что я поступил правильно, признав незаконность полученной мною визы. Я было кинулся доказывать, что ничего подобного я не признавал, что я просто не хочу сидеть в тюрьме, но он только махнул на меня рукой и скрылся в недрах офиса…
Меня сфотографировали анфас-профиль, взяли отпечатки пальцев и вызвали специального охранника, чтобы проводить до самого самолета. Охранник оказался пожилым белым человеком. Крикун был окончательно унижен — он не смог конвоировать меня на глазах у всего честного народа. Когда мы вышли в «duty free» зону, я сказал охраннику: «Позвольте мне позвонить жене. Она нервничает и ждет меня. Зачем ей мучиться еще восемь часов, пока я долечу до Цюриха?» Охранник, не задумываясь, разрешил. Тогда я уже обнаглел окончательно и сказал, что у меня нет монетки. Он обменял мне доллар на два квортера. Нажив пятьдесят центов, он еще больше подобрел и повел к телефону-автомату. Я набрал номер жены и объяснил ей, что со мной произошло.
Жена прореагировала на мой звонок стоически. Она в принципе умеет собраться в трудную минуту. Спокойным ровным голосом сказала, что, в общем, так и поняла мое отсутствие. Жалко, конечно, что придется Новый год праздновать поврозь, но ничего страшного, только ты не нервничай. Жена имеет на меня магическое воздействие. Вот стоило поговорить, и полегчало. Мне вдруг стало ее жалко. Сидит одна в Нью-Йорке. Ждет мужа, а он, как мудак, под конвоем отправляется в Швейцарию. Ведь это была моя идея встречать Новый год в Нью-Йорке. Вечно ей от меня какие-то неприятности. Я не хочу распинаться здесь, да и вообще, относительно моих чувств к жене, но в этот момент я испытал острое, теплое, пронзительное ощущение нежности к ней. Все-таки немцы — сентиментальный народ…
Я сел в «Boing 747», на второй этаж, в первый класс. Заказал себе водки, пожрал и отрубился. Проведя в общей сложности восемнадцать часов в воздухе и четыре в JFK, я очутился в Цюрихе. До рейса на Москву оставалось еще три часа. Я бесцельно бродил по аэропорту. Купил в магазине паштет из утиной печени, балык «Царь Николай» (вкуснятина), еще какой-то ерунды и решил — уеду в Питер к теще, отосплюсь, а там видно будет.
Через месяц я выяснил, что Российское бюро Интерпола, по наводке Скуратова, который, в свою очередь, действовал по просьбе (можно ли это назвать просьбой?) Гусинского, сообщило американцам о том, что я уголовник и т. д. Естественно, все это было незаконно. Смешно объяснять, что преступником является только человек, признанный таковым по суду. Теперь-то Скуратов везде рассказывает, что он большой законник, борец с коррупцией, то да се. Но у меня в голове сидит вопрос: а если бы его, как меня, внесли в компьютер, когда против него возбудили уголовку по поводу двух телок, которых он харил? Что, он бы считал, что так и надо? Что, это правильно, стучать на человека, не дожидаясь суда? Да пошел он на хер, козел…
После Чубайс и Немцов написали письмо Мадлен Олбрайт. Она дала указание посольству, и мне возобновили визу. Кстати, тогда Петя Авен познакомил меня с американским послом Коллинзом. Он оказался интересным мужиком, несмотря на то что сильно любил Гуся. Коллинз извинялся, однако ему извиняться было не за что: в стоп-лист меня внесли не америкосы, а наши.
Вывод из этой истории прост как огурец: все мусора одинаковые.
С женой я встретился в Куршавеле, спустя неделю после депортации. Мы были счастливы.
— Теперь что касается моих заметок 98-го года. Я, например, тогда написал про Валю Цветкова. Освежил в памяти старые дела — когда еще при советской власти его привлекали по статье «промышленная контрабанда». В 98-м я слетал туда к нему в Магадан: вот, кооперативщик был под следствием, а теперь командует регионом — Колымой. А потом еще писал я заметку про Валерия Абрамкина. Это бывший зэк. Он хотел переиздать свою книжку «Как выжить в советской тюрьме» — на тот момент уже не советской, а русской. И он ходил по фондам, по капиталистам — но никто ему не дал никаких денег. И он говорит: «Ну как же так? Ну что же люди думают? Зареклись, что ли, они от сумы да от тюрьмы?» А книжка очень интересная. Я так ею вдохновился, что начал по зонам ездить и тоже сочинил книжку. Еще я ездил тогда в Наро-Фоминск, где перед 9 мая в аккурат выплачивали пособия узникам концлагерей. Это было леденящее такое душу зрелище. Давали старикам две тыщи марок в год. И там они рассказывали — ну хоть поедим досыта. И все это — к 9 мая. В то время как западным узникам давали не по 2, а по 20 тыщ, например.
— А там, видимо, мерили от потребительской корзины.
— Ну, может, мерили и от корзины, но один узник — его фамилия Зусьман — так он принципиально отказывался, и не брал эти деньги, и писал куда-то в европейские инстанции: «А чем это французский еврей лучше меня? Почему ему больше платят?» И отказывался от денег — не нужны мне, говорит, ваши подачки.
— А я не знаю, кстати, причину. Я только предполагаю. Я не знаю, почему дифференцированно.
— Может быть, потому, что Советский Союз два раза отказывался вообще от этих пособий. В принципе.
— Почему так с деньгами, надо спросить у вдовы Собчака госпожи Нарусовой — это она отвечала за распределение этих пособий. С учетом бедственного положения пенсионеров в России такие выплаты — хорошее подспорье. Мне кажется, что хоть кто дай денег — и то хорошо. Но с другой стороны… Вот смотри. У тебя дед застрелил огромное количество каких-то людей, работая в ЧК.
— Ну, допустим.
— А сейчас — с какой стати ты бы часть своих денег тратил для помощи родственникам этих людей? Или, допустим, он держал людей в тюрьме, а потом их выпустили, и ты сейчас должен платить людям, которых законопатил твой дед.
. — Ну, в случае с Германией, наверное, другая картина. Люди работали на немецкую промышленность, а зарплату им не платили. И промышленность с этого поднималась.
— Не так. Эту промышленность после этого союзники разбомбили под ноль. А подымалась она после, на американские деньги, по плану Маршалла.
— Но все-таки: люди работали, а им не платили зарплату. Так хоть задним числом платите!
— Ты имеешь в виду корпорации, которые остались? Какой-нибудь «Мессершмитт»? Хотя, думаю, деньги, в том числе и из бюджета, выделялись. Впрочем, не важно. Сидели люди в немецком лагере, им платят немцы — отлично, меня это устраивает. Но давайте продолжим эту логику. Сидел в русском лагере — получи от русского правительства. Он же, зэка наш родимый, тоже бесплатно херачил! Днепрогэсы всякие строил, Магнитки. Пускай наши корпорации, которые построены лагерниками, например, Магнитогорский металлургический комбинат, платят лагерникам бабки.
— Логично. А то, сука, у меня есть знакомые, которые скупили по дешевке земли по берегам канала Волга—Москва, а теперь перепродают их под дачи. Так они пьют за товарища Сталина — это ж он нагнал зэков на строительство канала, и теперь ребята с этого получают прибыль. Вот пусть бы и отчисляли на поддержание выживших зэков. Надо бы действительно поставить вопрос! Вот Норильский комбинат, который зэки строили, — он чей сейчас, кто с него прибыль снимает?
— Потанинский он.
— Вот Потанин и должен платить. Пусть у него тоже будет совесть, как у немцев.
— В самом деле! Если мы, дрожа лицом, в праведном гневе говорим: условно говоря, «Сименс» наживал бабки на наших военнопленных, которые там работали, на угнанных в Германию, и теперь обязан нам платить компенсацию, то не должны ли мы сначала обратить это внимание на «Норильский никель», и на Магнитогорский металлургический, и на все сибирские прииски золотые?
— Я просто не знаю, как это сделать.
— Да взять и принять закон в Государственной думе!
— Ну, это как с реституцией получится. Концов не найдешь.
— Нет! У нас абсолютно понятны границы этого периода. Абсолютно понятны статьи, по которым нужно выплачивать. Ты что думаешь, в 30-х годах не было жуликов, воров и убийц? Были. Мы им платить компенсацию не будем. А если сел по политической статье и реабилитирован в 56-м году или позже — будьте любезны. Где ты работал? В лагере 37бис/такой-то? Предприятие теперь называется Акционерное общество «Красное вымя». Оно и обязано выплатить компенсацию.
