Покупатели мечты - Кури Августо (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
Человек, который меня спас, научил нас простым, но фундаментальным вещам, без которых почти невозможно не подавлять себя. Здравый смысл и эмоции никогда не были разделены для него. Он обучал нас искусству проникновения в себя, наблюдения, дедукции и индукции. Он учил нас, как затеряться в микро, прежде чем начать всматриваться в макро. Он вел нас днем и ночью к тому, чтобы мы стали обладателями непродаваемого. Наши глаза были подобны кинокамере, которая схватывала мелочи, невидимые для невнимательных глаз. Мы старались проникнуть в судьбы людей. Мы жили, словно в опьянении. Мы переживали великие чувства, участвуя в маленьких событиях. Знаменитости, которые нас знали, завидовали нам.
В тот период, когда уровень самоубийств пугающе возрастал — на сто процентов каждые десять лет, причем главным образом в богатых странах, — мы были сумасшедшими для жизни. Мы считали, что столетие было периодом для тех, кто жил каждый момент с величием.
Как только мы вошли в сад, один мусульманский лидер со своими последователями подошел к Учителю и поцеловал его. Он хотел послушать его этим утром. Через двадцать шагов один ортодоксальный еврей с несколькими мальчиками сделал то же самое. Все хотели услышать его. По той же причине здесь была группа из двадцати женщин, сотрудниц одного неизвестного учреждения. Все эти люди хотели испить несколько кубков его мудрости. И каждый из них спрашивал себя: «Что это за человек, который притягивает к себе столь разных людей?»
Когда мы шли, Учитель просил нас, чтобы мы смотрели на деревья, и обращал наше внимание на сухие листья, которые, оторвавшись от маленьких веточек, безудержно летели и, кружась, ложились на землю, чтобы затем удобрить ее своим крошечным телом.
— Социальная функция человеческого существа заключается в том, чтобы удобрять в последней инстанции общество, в котором оно находится. Жить для самих себя — значит пятнать роль нашего существования, — прокомментировал он.
Никаких неожиданностей в то великолепное утро с нами не произошло. Но хождение с Продавцом Грез было непредсказуемым. Он замедлял шаг, часто отставал от группы и озабоченно оглядывался. Все останавливались, пытаясь увидеть то, что видел он, но никто ничего не замечал. В действительности он с восторгом рассматривал маленькие травинки, пробивающиеся сквозь трещины в бетоне и не замечаемые прохожими, которые наступали на них. Его потрясали маленькие закругленные листики, составляющие темно-зеленые букеты.
Как может мудрый человек тратить время на травинки, на которые никто не обращал внимания, даже вдохновленные садовники? Почему перед этой публикой он не воодушевлялся на произнесение речи? Это походило на разбрасывание своего ума! Но для него подлое общественное мнение, и даже наше, не имели значения. Он приседали почти неслышно бормотал несколько слов. Но мы читали по его губам:
— Героические травинки… Вы рождаетесь в негостеприимных местах, без воды и почти без земли и сопротивляетесь безразличию прохожих. Вы, как дети улиц, которые живут несмотря ни на что. Я воздаю вам честь.
Произнесенные полушепотом слова переходили от одного к другому, из уст в уста, чтобы все услышали. Если сумасшедшие разговаривают сами с собой, то Учитель был на вершине сумасшествия. Это был человек, который посещал свою душу и общался с образам, находящимися у него в голове. Видя, что мы за ним наблюдаем, он поднялся и без всяких пояснений сказал нам:
— Если бы мир был в состоянии войны с вами, можно было бы вынести сражение, но, если вы будете в состоянии войны с собой, это будет невыносимо. Не вступая в дискуссию со своими внутренними врагами, почти невозможно не создавать психических войн или же выжить в них.
«Что это за война?» — подумал я про себя. Пока я пытался обдумать этот вопрос, Бартоломеу, который был специалистом реагировать, не задумываясь, заявил:
— Дорогой шеф, я человек миролюбивый. У меня нет врагов.
— Кто знает, Бартоломеу, но все мы — специалисты создавать их, даже самые здравомыслящие из людей. А наихудшие враги — это те, кого мы не замечаем или не признаем.
Пустомеля Мэр тоже настаивал на том, что у него нет врагов. Он забыл, как предыдущей ночью сражался со своим воображаемым противником.
— Великий Учитель, я… прими… прими… — Он запутался в словах. И, рыкнув на самого себя, крикнул: — Выходи, наглое слово! — И Мэр вновь произнес, теперь уже успешно: — Я — примиритель идей. Запутанные дела, которые у меня есть, являются интригами оппозиции. И он посмотрел на меня так, как будто бы я был из команды, которая на него нападала.
Учитель, должно быть, подумал: «Что я здесь делаю с этой бандой неисправимых?» Но вместо того чтобы возмутиться, он терпеливо заметил:
— Я говорю о войне, ведомой большими и маленькими, богатыми и нищими. Война, которая отнимает блеск у знаменитостей, звук у церковников, спокойствие у интеллектуалов и превращает смелых в трусов. Я говорю о войне, которую мы выносим из социальной среды или создаем в интеллектуальной среде.
— Это — война миров? спросил Саломау, думая о фильме «Путь в звездах».
— Нет, Саломау. Я веду речь о войне, переодетой в улыбки, спрятанной за культуру, прикрываемой филантропическими жестами, таящейся за строгостью моды и темными очками.
Сразу же после этого Продавец Грез стал говорить более понятным языком, ведя речь с проницательностью, которую мне никогда не доводилось наблюдать с тех пор, как человеческое существо начало ставить пьесу своего существования на загадочной сцене времени.
— Одни окапываются от своих страхов, другие от избытка эйфории. Одни сражаются со своей озабоченностью, другие со своей отчужденностью. Одни испуганы навязчивыми мыслями, другие — болезненными мыслями. Одни погружены в будущее, другие — в прошлое. Одни борются с избытком экономии, другие — со своими вынужденными растратами. Одни терзаются от беспокоящих их воображаемых образов, другие — от ощущения тоски. Кто воспитан для того, чтобы выжить в этой войне? Кто обучен для того, чтобы убежать невредимым или с минимальными ранениями?
«Никто», — подумал я. Ни на каком конгрессе, ни в какой диссертации, ни в какой научной статье я не видел и не читал ни малейших комментариев об этой легкой войне в человеческой психике и о том, как себя экипировать, чтобы в ней выжить. Ежегодно сотни миллиардов долларов тратились на экипировку и тренировку солдат для войн, на которых проливают кровь, но не тратилось и нескольких долларов на экипировку и тренировку молодых и взрослых для войны, где получают удовольствие, учатся альтруизму, творчеству и приобретают мудрость.
Я знал, что более семидесяти процентов школьников испытывают состояние подавленности, но это была чистая статистика, как если бы я знал, что в стране была эпидемия холеры, при которой люди умирали повсюду, и ничего бы не сделал для того, чтобы бороться с болезнью или предупредить ее. Эпидемия подавленности отрицалась академией. Все больше и больше я соглашался с Учителем, что система образования была больной и формировала больных людей для больного общества.
Я был болен. Должен признать, что я был измучен переживаниями, плохо разрешаемыми трудностями, чувством вины, фатальной ревностью, невротической потребностью контролировать других и прочими другими пороками. Пока я думал о своей войне, Учитель говорил о своей:
— Сегодня я — оборванец, чье лицо некоторые уже видели. Но когда-то я был человеком, которому завидовали и которого считали непобедимым. Все знали мою внешнюю защищенность, но не знали, насколько я был незащищен в единственном месте, которое я должен был считать надежным. Я был побежден, разгромлен. Все вокруг думали, что я уже никогда больше не поднимусь из-за невосполнимых потерь, однако мне удалось соединиться со своим внутренним существом. Я восстал из пепла. Я не уничтожил призраков своего воображения. Моим обязательством является приручить их, дисциплинировать.
Многие пытаются скрыть свои ошибки, но мой Учитель излучал искренность в связи со своими заблуждениями. Он не занимался самовыдвижением, не разглагольствовало своих богатствах, о своем академическом образовании и социальном статусе. Он говорил только о главном. Затем пророк философии шокировал нас следующими словами:
