Заир - Коэльо Пауло (серия книг .txt) 📗
Видения продолжаются целый год. Мать по секрету шепнула о них своим ближайшим подругам, те рассказали своим подругам, и теперь весь куст покрыт ленточками. Все держится в секрете: женщины спрашивают о судьбе своих исчезнувших близких, я слушаю «голос» и передаю послания. По большей части все благополучны, и лишь дважды девочка просит отправиться на вершину ближайшего холма и с первыми лучами восходящего солнца молча помолиться за души этих двоих. Люди рассказывают мне, что я иногда впадаю в транс, падаю наземь, произношу бессвязные слова — сам я об этом не помню. Зато знаю, когда приближается этот миг, — чувствую дуновение горячего ветра и вижу вокруг себя светящиеся точки.
Но однажды, когда я веду на встречу с девочкой очередную группу родственников, дорогу нам преграждает милиция. Женщины плачут, возмущаются, но путь перекрыт. Меня препровождают в школу, и директор сообщает мне, что я исключен за распространение религиозных предрассудков и подстрекательство к мятежу.
На обратном пути вижу — куст уничтожен, ленточки валяются на земле. Сажусь рядом, плачу, ибо эти дни были самыми счастливыми в моей жизни. И тут появляется девочка. Просит меня не огорчаться — все, включая и уничтожение куста, было, так сказать, запрограммировано. С этой минуты и до конца дней моих она будет сопровождать меня и подсказывать, как следует поступать».
— И она так и не сказала, как ее зовут? — спрашивает один из нищих.
— Нет. Но это и не важно: я знаю, когда она говорит со мной.
— А сейчас мы можем узнать что-нибудь о наших покойниках?
— Нет. Такое было возможно лишь в то время. Теперь у меня иное предназначение. Рассказывать дальше?
— Обязательно, — говорю я. — Но сначала хочу сказать вот что: на юго-востоке Франции есть городок под названием Лурд. Много лет назад пастушка видела там девочку. Это похоже на ваши видения.
— Не правда, — возражает старый одноногий нищий. — Пастушку звали Бернадетта, а видела она Пречистую Деву.
— Поскольку я написал целую книгу о явлениях, то мне в свое время пришлось всесторонне изучить вопрос. Я прочел все, что было опубликовано по этому поводу в конце XIX века, получил доступ к показаниям Бернадетты, а ее допрашивали представители и полиции, и церкви, и науки. Ни разу не сказала она, что видела женщину, но настойчиво повторяла, что это была девочка. До самой своей смерти она твердила одно и то же, и никто не поймал ее на противоречиях, и воздвигнутое в пещере изваяние возмущало ее до глубины души: Бернадетта уверяла, что статуя не имеет ни малейшего сходства с видением. Ей предстала девочка, а не взрослая женщина. Но Церковь все равно присвоила себе эту историю, это место, эти видения, превратив девочку в Богоматерь. И правда постепенно забылась, а ложь, благодаря многократному повторению, в конце концов убедила весь мир. Разница лишь в том, что та девочка, которая явилась Бернадетте, — та упорно настаивала, что это была именно девочка, — сообщила ей свое имя.
— И какое же? — осведомился Михаил.
— «Я — Непорочное Зачатие». Согласитесь, это не то что Беатрис, Мария, Изабелла. Она называет себя неким событием или эпизодом, который можно передать иными словами: «Рождению моего ребенка не предшествовало соитие». Рассказывайте, Михаил.
— Но сначала я хочу спросить... — говорит нищий примерно моего возраста. — Вы сказали, что сочинили книгу... Как называется?
— У меня много книг.
И я произношу заглавие книги, в которой упоминается история Бернадетты и ее видения.
— Так вы, значит, муж той журналистки?..
— Муж Эстер? — оборванная нищенка в зеленой шляпе и красном пальто смотрит на меня выпученными глазами.
Не знаю, что на это сказать.
— Почему же она больше не приходит сюда?! Она жива, надеюсь? Сколько раз я ей говорил, чтобы не совалась в опасные места! Поглядите-ка, что она мне дала!
И он протягивает мне выпачканный кровью лоскут — обрывок военной формы, которую носил убитый солдат.
— Жива, — отвечаю я. — Однако меня удивляло, что она приходила сюда.
— Почему? Потому что мы — другие?
— Вы не поняли. Я не осуждаю вас за то, что вы такие, как вы есть. Я был удивлен и обрадован, когда узнал об этом.
Но водка, которую мы пьем, чтобы согреться, уже произвела свое действие на нас.
— Вы насмехаетесь над нами, — произносит коренастый человек с длинными волосами и многодневной щетиной. — Если считаете, что попали в неподобающее общество, убирайтесь отсюда.
Однако я тоже выпил, и это придает мне смелости.
— А кто вы такие? Почему выбрали себе такую жизнь? Вы здоровы и трудоспособны, однако предпочитаете ничего не делать.
— Здесь сидят люди, выбравшие неучастие, — мы не желаем иметь отношение к этому миру, который скоро разлетится на куски, и к этим людям, которые постоянно боятся что-нибудь потерять, которые притворяются, будто все хорошо, тогда как на самом деле все плохо! Очень плохо! А вы-то сами разве не нищий? Не клянчите подаяния у своего босса, не побираетесь у домовладельца?
— А вам не стыдно, что вы пустили по ветру свою жизнь?! — вмешивается нищенка в красном.
— А почему это я пустил свою жизнь по ветру? Я делаю то, что хочу.
— А чего вы хотите? — перебивает меня коренастый. — Быть на вершине? А кто сказал, что вершина лучше равнины? Вы считаете, что мы не умеем жить, так ведь? А вот ваша жена поняла, что мы пре-вос-ход-но знаем, чего хотим от жизни. Хотите, скажу? Мира! И свободного времени! И чтоб не надо было одеваться прилично — у нас здесь свои собственные понятия о моде! Мы пьем, когда хочется, и спим, где понравится! Никто из нас не предпочел рабство, и мы гордимся этим, очень гордимся, хоть вы и жалеете нас за это и считаете убогими!
Голоса становятся агрессивными, и Михаил вмешивается:
— Хотите дослушать мою историю или нам лучше немедля уйти?
— Он нас критикует! — кричит одноногий. — Пришел к нам и нас же порицает! Господь Бог какой нашелся!
Нищие ворчат, кто-то хлопает меня по плечу, я угощаю его сигаретой, снова пускаю вкруговую бутылку водки. Постепенно нищие успокаиваются, но я по-прежнему поражен тем, что с этими людьми общалась Эстер и что они знали ее — быть может, даже лучше, чем я, если им достался тряпичный лоскут, выпачканный кровью.
Михаил продолжает.
Итак, учиться мне негде, а к лошадям, которыми гордится наш край, меня не подпускают — мал еще, — так что приходится идти в пастухи. В первую же неделю умирает овца, и разносится слух, будто у меня — черный глаз, что я — сын человека, появившегося неведомо откуда, улестившего мою мать обещаниями и оставившего нас ни с чем. Хотя коммунисты постарались внушить людям, будто религия — это всего лишь способ обмануть отчаявшихся людей несбыточными посулами, хотя все здесь воспитаны в духе материализма, то есть затвердили накрепко: невидимое глазу — это плод воображения, но древние степные традиции сохранились в неприкосновенности и передаются изустно через поколения.
После того как выкорчевали куст, я больше не могу увидеть девочку, но голос ее продолжаю слышать. Я прошу, чтобы она помогла мне пасти стадо, а она отвечает, что надо набраться терпения и выдержки, грядут трудные времена, но мне еще не исполнится двадцати двух лет, как появится из далеких стран женщина, которая откроет передо мной мир. И еще говорит, что мне предстоит выполнить некое поручение, и заключается оно в том, чтобы помочь распространить по всему свету истинную энергию любви.
Хозяин отары, наслушавшись сплетен — подумать только, их распускают, стремясь погубить меня, как раз те самые люди, которым девочка помогала весь год, — собирается идти в партийный комитет и сообщить там, что и я, и моя мать — настоящие враги народа. Он меня увольняет. Но это не слишком сильно омрачает мою жизнь, потому что мать к этому времени уже поступила вышивальщицей на фабрику в самом большом городе нашего края, где никто не знает, что мы — враги народа и рабочего класса. Дирекции нужно лишь, чтобы она с утра до вечера не разгибала спины над вышиванием.
